Георгий Эсаул - Алиса Длинные Ноги Страница 7

Он мечтал отомстить волшебнику Дурдолио, присесть ледяной глыбой на возмущенное потрескавшееся лицо волшебника, а - песня на пути рыцаря, песню нельзя придавить айсбергом тела!

Навалился на меня ураганом, а я не верю в дурное, потому что - чистая, веселая - латинский знаю на отлично!

Вдруг - множество звуков, словно стая собак напала на виноферму с дойными козами и неприглядными баранами, желтоглазыми, с обвисшими курдюками - свист, улюлюканье, хохот, но в то же время - адский вой, в тоске выплескивается безысходность безобразных крокодилов на вертелах папуасов.

Снеговик трепещет, скалится, а его невидимая огненная дубина бьёт по ягодицам... ОХ! в вашем неприглядном Мире, крестьянка, я часто употребляю неприличные слова, будто меня разрезали на части опасной бритвой...

Семинаристы напали на снеговика, избили его, глумились над ледяным рыцарем, называли его Фантомасом - орден Конгресса США вставили ему в петлицу.

Снеговик исчез, без смысла жил, без смысла провалился в ад, скромный учитель пения в ледяном теле плачущего рыцаря. - Графиня Алисия подошла к крестьянскому ребенку, брезгливо - будто вступила по нужде в общество младогегельянцев - потрогала изящным пальчиком край кубической колыбельки с немецко-фашистскими знаками на бревнах. - Ты, батрачка, не рыцарь Ланселот, не снеговик призрак, я сразу увидела в тебе низость и навоз!

АХ! снова простонародное слово, эмоций на него нет, пусть оно останется ораторам без сердец...

Твоя вина - в грязи!

Взглянула на твоё дитя - плод Прелюбодействия!

Окинула мысленным взором пашню, и - будто на облаке розовом в Хрустальный Дворец имени Первого Хуйвейбина вознеслась!

Я поняла своё предназначение в Вашем прогорклом - сало на сковороде ему подобно - Мире!

Моя задача - нести Свет просвещения, розовую воду Науки в тёмные Дворцы и разваливающиеся лачуги с недоразвитыми гномами.

Чёрт испытывал меня, издевался с сарказмом матроса с "Титаника", забросил в дурной Мир с неграмотными развращенными крестьянками, некультурными гномами, бесстыжими русалками, - полушка вам цена в голубином парке имени Рокосовского!

Лукавый надеялся, что я сгину в пучине разврата, безобразного, покроюсь холодной коростой, а в каждом коридоре меня испытают резиновой плеткой некультурные любители абсента.

Выдюжу назло чёрту, преодолею; высокой нравственностью разобью тьму, грудью... проложу Вам дорогу к арифметике и чистописанию; обучу грамматике Магницкого - комар нос сломает на запятых и квадратных корнях.

По полям, по лесам открою избы-читальни с усатыми учителями - ликвидаторами безграмотности!

Ты, беспутная девица, узнаешь, что высшая цель девушки - служить нравственности, а пик восторга - не водка и не барахтанье в сене со злоумышленником, а ожидание в кресле начала симфонического концерта - соловьям в уши!

Мужчина - защитник, добытчик, остроумный атлет с чувством юмора, без моральных и нравственных проблем, великодушный, знаток искусств, отличный танцор, певец, архитектор человеческих душ, тело настоящего мужчины - библиотека.

Предназначение девушки - скромно потупив очи поднебесные - сидеть с книжкой на скамейке в саду - попа не прилипнет... ИЫЫЫХ! Опять - нехорошее из ротика моего кораллового, пуси-муси ротик... за пианинами, роялями, арфами!

Девушка - чистота, балет, поэзия, живопись, вокал, но никак не грязные ноги, недоразвитые с невидимыми копытами, потому что крестьянки блудом чёрту служат!

Посмотри на мои длинные ножки - алебастр, бархат!

Твои ноги - не видно их под сарафаном лжи и порока - мускулистые, рабочие, подобными ногами стучать в двери ада!

Наберись женственности, батрачка с шестеренками вместо нравственности!

Обучу тебя политесу, латинской грамоте, обязательному французскому языку - не на ужасного краснощекого мертвеца станешь похожа, а на изнеженную бледнолицую танцовщицу вдову.

Отхлынет кровь от ягодиц, зальёт полушария мозга, а не другие полушария, имя которым - Вздыбленность!

Сдашь экзамен по польской культурологии и музыковедению, я тебя приму наложницей - перелистывать нотные листы, когда я кометой Галлея блистаю за белым роялем "Шнайдерман"!

Удивительный случай недавно произошел со мной на Сенной площади, где крестьянку молодую - виноград в её глазах - наказывали за продажу волосяных носков в армию; армия у нас - ОГОГО! конокрадов не берут, но поэтике младших офицеров следует обучить.

Ко мне подходит графиня Антакольская Светлана Игоревна - умнейшая девушка, отличница по всем наукам, даже в шарме преуспела, восхитительница.

Бросила на меня прискорбный взгляд балерины на букет роз и произнесла с бальзаковским придыханием на каждой букве:

"Нет, я решительно не понимаю, почему Солнце не светит ночью!

Все люди - даже развязные извозчики - обязаны, понимаете меня, мон ами, графиня Алиса Антоновна, даже приказчики с усами-змеями обязаны в едином хороводе загадать мечту - чтобы Солнце вставало с постели ровно в полдень и не угасало всю ночь, а почивало лишь минутку, когда перелётные снегири поднимаются к золотым Звездам на лазурном небосводе!"

Произнесла, отряхнула снег с бархатных стокилограммовых ресниц, и пошла в никуда, сопровождаемая лучшими франтами и эстетами города Санкт-Петербург - завидная свита, и у каждого кадык, величиной с гору Фудзияма.

Ты, черноземка, не изъяснишься красиво, никогда не возвысишься до полёта шмеля, забитая лаптями и горшками с лошадиной требухой.

Я пошучу, обольщу тебя юмором, а ты не поймешь с завязанным умом:

"Baba a semé des pois et dit - GO!"

Не поняла? разнузданная повелительница пошлости с грязными халатами вместо пододеяльника!

Комкаешь в потных ладошках грязь, а в глазах - блуд и желание напиться фиолетового крепкого вина, найти блудливого мужика и станцевать с ним мужика Камаринского - плесень ты, потому что необразованная!

ХМ! Изъясняюсь на непонятном языке - влияние вашего ватного Мира, будто в сахарной вате живу, труб фабричных не видно, а сахар разливается в воздухе, окутывает, навевает дурные мысли о непристойных словах, и слова вылетают непотребные, пробиваются сквозь платиновый щит моей морали; не виновата я, следовательно - непорочна, оттого, что словами лукавый играет, дурные фразы в мой восхитительный эклерный ротик подбрасывает.

Нет надобности себя хулить - много недостатков вокруг: земля, развороченная кровавой раной, мужицкая баба рот раскрыла, словно поёт, но откуда у невежи голос оперный, если об октавах не имеет понятия, лодка прохудившаяся?

Что стоишь, холопка, будто тебя на сахарный тростник насадили вместе с петушком?

Беги, доложи своему барину - Королю, графу, князю, - что я изволила прибыть в ваш тухлый, необразованный Мир - сапожная вакса у вас вместо земли.

Пусть пришлют за мной карету и горничных с образованием - белых, чистых, с элементарным знанием французской грамматики - ночью горничную разбуди, она по-французски поэму прочитает, будто подковала язык соломенными подковами имени Левши.

Подушки в карете обязательно натуральные, природные, не гагачьим пухом набиты, гагары не в моде в этом сезоне, а - лавандой и горностаевым пухом; на мягком думается о возвышенном, а на деревянной жесткой скамейке - дурная скамейка, поработительница, сообщница злодеев - на жестком мысли приходят чёрные, тело изнывает - так вольной пташке в аквариуме не хватает воздуха. - Графиня Алисия топнула стеклянной ножкой, с недоумением смотрела на маковую крестьянку, удивлена, почему батрачка с подобострастием, с низкопоклонством - за то, что её наукам обучат и политесам - не бежит за каретой, приросла, будто корни пустила в утешение себялюбцам купцам.

- Недостаток уважения к крестьянке - крест на могилу барышни! - молодая мать засмеялась, поправила веревку на сложном агрегате - плуге. - Брошу ребенка на радость похабникам вурдалакам, пашню оставлю сиротой; весной каждая минута год кормит, а изнеженная барышня минутой век прожигает, будто толченого стекла в башмаки Королеве подсыпала из зависти.

Ступай, госпожа, с Миром - в наш Мир, или чёрного козла поцелуй под хвост - в свой Мир, где на деревьях не булки растут, а - непотребности с усами.

Мне два года назад пятнадцать лет исполнилось - старуха, засиделась в девках, даже трупными пятами ниже пояса пошла, клыки по ночам вылезали, а очи горели красиво - золотом!

Матушка моя - ведьма - напекла пирожков с ядом и к своей матушке - моей бабушке отправила без трусов, добавила кнутом по глазам - для убедительности, я Звезды лбом пересчитала, когда с пирожками вылетела из избы, чувствовала себя пробкой из бутылки с кислым молоком.

Матушка нарочно меня через дремучий лес погнала, чтобы я - либо жениха себе нашла, либо сгинула в болотах, потому что - неперспективная, если без мужика в лаптях и с горшком царским на голове.

Долго я шла, зевала, думала уже, что проскочу страшный лес с Вальпургиевыми ночами, пирами Валтасара Едкого; промежность от страха слиплась, превратилась в карамель без соуса.