Владимир Крупин - На днях или раньше Страница 7

— Сейчас мы болтаем, а Сергей пеленки стирает, — сказала Нина.

— Дай уж доисповедаться. Думаешь, я кого-то обвиняю в своей искалеченности? Нет, сама виновата… Не только, — сказала она, подумав. — И литература. Читала до одури — сплошная мораль: нельзя грешить. Нельзя! Будет опустошение души, потеряется смысл жизни. Но мораль доказывается только одним путем — показом грехопадения. Иначе кто поверит! Бог почти так же. Он радуется больше не праведникам, а заблудшим и раскаявшимся. Кто Магдалина? Блудница. Всплакнула разок хорошенько — и прощена. Но ведь внутри-то у нее все перегорело, куда ей дальше. А история блудного сына? Не обидно ли другому сыну, что отец рад не ему, а развратнику, промотавшему наследство. — Наташа сидела понурясь, перебирая отстегнутую с шеи золотую цепочку. — Так что, по грехам своим, я готова покаяться, но кому? Как остро в мире не хватает любви. И не преступление ли — две, можно сказать, красивые бабы, с высшим образованием, уж который день простаивают?!

10

На два дома приходилось жить матери Сергея. Готовила мужу и бежала к сыну. Хлопотала там и привязалась к девочке настолько, что потихоньку готовила мужа к тому, чтоб взять хоть не родную, а все-таки внучку, себе. Рассказывала ему, какая девочка забавная и крепенькая. Мать видела, что порыв сына прошел. Но он мужественно возился с Сашенькой.

Наконец и дедушка явился посмотреть внучку. Все, чем приманивала его жена, сбылось. Веселая, крепенькая девочка. Правда, она не сразу поймала его за палец, но, поймав, держала крепко.

— За девочку не осуждаем, — сказал отец. — Но как дальше?

Видно было, что ему стыдно, что у сына нет своего ребенка.

— Так как? — торопливо спросила мать. — Берем?

— Не вещь, — ответил отец, — человек.

— Подождите, — попросил Сергей. — Ничего пока не решайте.

Если бы эта скала легла на пути человеческих пороков, порокам пришел бы конец. Скала была вахтершей.

— Не положено.

— Я врач, — сказал Сергей. — В конце концов, я могу обследовать санитарные условия.

— Условия у нас хорошие. А если обследовать, давайте бумажку.

— Зовите коменданта.

— Ян есть.

И Сергей невольно рассмеялся, услышав фразу всех хамов, прикрытых тем, что они при исполнении служебных обязанностей, и посему оскорбляющих безнаказанно. «Вас много, я — одна», — сказала вахтерша.

Сергей сел в сквере напротив общежития. Веселая ярость овладела нм. Он отвел руку и посмотрел на пальцы — спокойны. Напряг руку в плече, предплечье — спокойна. Так он проверял себя перед операцией, уже в перчатках.

Окна первого этажа были зарешечены. «Полезу на второй». Он присмотрел открытое окно возле водостока. Вдруг в этом окне возникли руки, вывесившие за подоконник сетку с продуктами.

— И не проси, милый-золотой, и не положено. И нас за это гоняют, и тебе на работу сообщат.

Около Сергея стояла вахтерша с двумя сумками по бокам.

— И нас заругают, и тебе неприятности. А если что сердечное, я передам. Кому?

— Я — врач. -

— Я и сменщице сказала: ни под каким видом. У нас всяко притворяются, — сказала она напоследок.

«Боже мой, — думал Сергей, наблюдая входящих и выходящих в двери девушек. — Сколько их, куда их гонят? Зачем они приехали в город? Разве бросила бы Марина ребенка там, где ее знают, где училась в школе?»

— А вот так! — вдруг весело сказал он вслух. — Вот так у вас еще не притворялись.

Через минуту он требовал у новой вахтерши списки жильцов. Вахтерша предлагала ему свой стул.

— Тихо! — кричала она на проходящих девушек. — Не видите, агитатор пришел.

— А нас когда будут агитировать? — спрашивали некоторые.

Выписывая выбывших с момента прошлых выборов, он поражался географии приехавших и прописанных по лимиту. Были отовсюду.

— А куда выбывают?

— От нас путь один, — ответила вахтерша, — в замуж.

Он еще не дошел до фамилии Марины, как она первая узнала его.

— Сергей Михайлович! — вырвалось у нее. Она шла с работы.

Он поднял голову, и сразу кольнуло — Сашенька была не в мать.

— Можно мне пройти? — спросил он вахтершу.

— Еще бы — агитатору.

Пока они поднимались, он стал почему-то высмеивать себя: как он напоролся на комендантшу, как притворился агитатором. Они пришли в пустую, трехкоечную комнату. Сели к столу.

— Я узнала, — объяснила она, — потому что мне нянечка, тетя Фаня, сказала, что вы… я приходила, когда свободная смена, и ждала, что вы пойдете гулять, — договорила она с трудом.

— Марина, — выговорил он и, чувствуя, как начинает частить сердце, сказал совсем другое, не то, что хотел: — ' Я пришел предложить вам стать моей женой.

Она сказала единственное:

— Я тоже хотела назвать Шурой. У меня папу Александром зовут.

— У нас из школы редко кто поступал в институты. То ли школа плохая, или еще что. Только в областной сельхоз. Но я не хотела. Начиталась про астрономию, обсерватории, «неведомые сигналы и думаю: на астрофизику! И поехала! Все говорили: ну и дура, Марине, а я уперлась. И главное — история, литература хорошо шли, сочинения хорошо писала, а вот уперлась, ну прямо как баран. Год дома просидела, все равно решила ехать. Приехала. Ясное дело, куда мне. Срезалась. Наревелась, документы забрала и хожу с ними, думаю, куда отдать. Уж все равно куда, не до мечты. А уж на очное поздно, на заочное не хочу, на вечернее жить негде, ходила, ходила, гляжу — одиноким предоставляется общежитие и прописка. Ну и ладно, думаю. Как раз я одинокая. А домой вот еще почему не хотела возвращаться. Нас свезли на центральную усадьбу, отец очень не хотел, я правда — вселили в дома из силикатного кирпича, удобств никаких, да это ладно, я привычная, а пойти некуда. Людей много — вытоптали все кругом за два года, березы на веники свели, елки на елки. — Марина засмеялась. — Парни на мотоциклах гоняют, пыльно. Реку загрязнили. Хулиганства сколько. Пойдешь в клуб — велика ли была, и сейчас-то! — а пристают. И все если не пьяные, так выпившие. Милиционер на всех один. Ни за что, думаю, не вернусь. А еще мать, отец у меня очень хороший, а мать деньги любит. И вот всегда: за другими не гонись, карманы у нас тонкие, быстро рвутся, денежки круглые, катятся быстро, у денежек глаз нет… ой! Я отсюда ей посылала, так стала добрая. Я по вредной сетке получаю. Значит, за вредное производство. Кислоты там и другое. Ну вот, и стала лимитчицей. А знаете, как смотрят, с презрением.

— Это вам кажется, — сказал Сергей. — Всегда надо смотреть, кто именно относится.

— Ну, а он… — продолжала Марина, — вам, может быть, не интересно, я задерживаю?

— Девушке предлагают выйти замуж, — сказал Сергей, — она спрашивает, не задерживает ли.

— Это вы так, — сказала Марина, быстро взглянув. — Я не соглашусь, я вам не под пару.

— Старый?

— Даже не из-за этого.

«Даже» — больно толкнулось в груди.

— А у вас курят?

— Ой, вовсю! Девчонки дымят страшней паровоза. — Она принесла керамическую пепельницу в виде лаптя. — Уж лучше немного выпить, все не так вредно для здоровья. Ну и вот, — продолжала она, подождав, пока он прикурит, а он подождал, пока догорит спичка. — И вот он стал приходить. Он милиционер, а милицию сюда пускают. Они тоже по лимиту прописанные, из армии. Приедут на коляске, будто порядок проверять, а сами к девчонкам. Я стирала, на кухне стою, развешиваю. Вдруг сзади говорят: «Все выше, и выше, и выше», — я на цыпочках к веревке тянулась. И так-то, по этой идиотской моде, юбки короткие, а еще! Мне так противно стало, да и мало ли я что постирала. Я сдернула рубашку, скомкала и пошла. Он в дверях, не пускает. Наглец редкий! А он, Игорь, ему говорит: «Пусти ее, Юр». А этот наглец: «Она свою рубашку нам подарить хочет! Только вот кому? — И мне говорит: — Ты кому подаришь, мне или Игорьку?» Я тогда его прямо этой рубашкой по морде, прямо по фуражке, по погонам. И бросила ее в ведро у плиты и ушла… Потом Игорь говорил, что тогда они первый раз поссорились.

С того раза, как только заступят в ночное дежурство, слышу мотоцикл. Приходят, сидят. Вина приносили. Девчонки пили, я не пила., Я, дура, и думала, что к ним ходят. А потом снова узнала, что поспорили, кто первый. На меня спорили… Юрка гитару возьмет, играет. Плохо, конечно. Два-три аккорда, но придуривался, брал лампочку электрическую и делал будто гавайскую гитару. Дернет струну и по ней лампочкой. Струна аж стонет… Да вот, — сказала Марина, вдруг отрываясь от стола. Достала из гардероба общую тетрадь. — Вот. Девчонки многие песни списали. Вы посмотрите, если интересно, а я, извините, на минутку.

В общей тетради было много песен. Перед тем как начать смотреть их, Сергей послушал быстрые шаги уходящей Марины и вздохнул: «Девчонки пили, девчонки курили, но родила-то ты».

Подбор песен был забавным. Сергей прочел несколько.