Вильям Козлов - Поцелуй сатаны Страница 71

— Про коров он вроде ничего не говорил… — улыбнулась Алиса.

— Мужчина он будто неплохой и к Аде относится хорошо, — продолжала Лена. — Но ты же сама видишь — на первом плане у него работа! С раннего утра допоздна гнет спину на участке. Даже в праздники не отдыхает! Бывает, за день со мной и десятком слов не перемолвится.

— Коля тоже часами сидит над рукописями, — вставила Алиса.

— Николай — интеллигент, а Гена — мужик, крестьянин.

— Не скажи, Коля тоже сельской работы не чурается! Когда все у них наладится…

— Я таких мужиков знаю, — перебили Лена. — Одно наладит, за другое возьмется, потом за третье… У него какая-то жадность к земле, а ведь городской человек! С высшим образованием. А пашет и пашет… Вон высох весь, а руки как наждак.

— Зачем же ты согласилась за него замуж? — спросила Алиса.

— А, да надоело с этими молокососами вожжаться, — небрежно ответила, Лена. — У них вообще ничего за душой нет. Пустота! Носятся на своих трещотках и думают — они пуп земли. Гена — серьезный человек, работяга, а они — бездельники и тунеядцы.

— Ну а другие?

— Ты думаешь, так-то просто выйти замуж с ребенком? — взглянула на нее Лена. — Были у меня… разные.

Женщиной-то я стала в пятнадцать лет. Никто не верил, что Ада моя дочь. А Снегов даже не спросил, чья она, говорит, беру тебя вместе с дочерью, и будет она мне как родная. Ты заметила, Адка не отходит от него? Он на озеро — она за ним, помогает кроликов кормить, за цыплятами ухаживать. Только и слышишь от нее: «Дядь Ген, дядь Ген!».

— Скоро будет папой называть, — вставила Алиса.

— Конечно, ребенку нужен отец, — вздохнула Лена. — Я это давно поняла.

— Ну, а любовь?

— Любовь? — уставилась на нее Лена. — А что это такое? Когда я в десятом классе таскала по городу брюхо, я возненавидела всех мужиков на свете! И с тех пор ни разу не влюблялась… Мужчины были, я знаю, что многим нравлюсь, хотя и не такая красивая, как ты… А с этими… что на мотоциклах, так это от скуки, честное слово! Люблю я прокатиться с ветерком. Да и сама могу за рулем. Родион научил. Пожалуй, этим и подкупил меня. Не боялся даже на шоссе давать руль…

— Я тоже не любила, Лена, — сказала Алиса, глядя, как муравьи вытаскивают из дырочки ствола белесого червячка с коричневыми ножками, — Не знаю и сейчас, люблю ли. Что-то заржавело во мне после смерти родителей. Жили люди, и вдруг за несколько секунд ни дома, ни людей, ни города. Страшно это.

— По телеку показывали, — покивала Лена. — Волосы дыбом… У меня старший брат по пьянке в позапрошлом году погиб. Свалился зимой с моста через Мету. Головой об лед… А ему и было двадцать три.

— А как тебе Коля? — вдруг спросила Алиса.

— Такого мужчину, как Николай, можно полюбить… — ответила Лена. — Только тоже весь в своей работе. Это надо же на солнцепеке просидеть весь день с ручкой в руке! Он что, писатель?

— Правит чужие рукописи. Готовит их для печати.

— И хорошо за это платят?

— Не знаю, я не спрашивала.

— Он тебя любит, — убежденно сказала Лена. — Это сразу видно.

— Наверное, и Гена тебя любит.

— Не думаю, — отмахнулась Лена. — Гена любит работу, а уж потом все остальное… Есть такие одержимые.

— Это хорошо.

— Кто знает, кто знает… — протянула Лена. — Очень Уж он по-деловому предложил мне выйти за него. Да и какая может быть любовь после двух встреч? Я расплакалась перед ним, стала жаловаться на свою бабью долю — думала, ведь он меня вместе с мотоциклом сдаст в милицию… А он вон как все повернул! Мне и отступить уже было некуда…

Лена надолго умолкла, наблюдая за муравьями, волокущими в свой дом червяка. Алиса выковыривала из ноздреватой дырки второго. Тишина обступила их со всех сторон, не слышно птиц. Облака ушли, и ярко-голубое небо смотрело на них в прорехи меж вершинами высоких берез. Волосы на головах молодых женщин распушились, у Алисы рассыпались по загорелым плечам, а у Лены скрутились у шеи в тугие белые колечки.

— А и вправду твой муравейник будто завораживает, — нарушила затянувшееся молчание Лена, — Я тоже сюда буду приходить, ладно?

— Чудачка ты! — улыбнулась Алиса, — Тут муравейников полно.

— Послушай, Алиса, у тебя нет… этой травки? — спросила Лена — Чего-то покурить захотелось.

— Я больше в эти игры не играю, — помрачнела Алиса. Это ведь Коля меня вытащил из ямы… Скоро полгода, как не курю и таблеток не глотаю.

— Мы иногда у костра курили, — вздохнула Лена. Родион где-то доставал… В общем-то, гадость, но бывало и в охотку. Как-то все кажется в другом свете: мысли текут свободно, на все тебе наплевать, ничего не боишься.

— Не привыкай, Лена, — посоветовала Алиса. — Я знаю, что это такое. Всего на час удовольствия, а потом на неделю кошмара. Много и таких, которые стали калеками, инвалидами… И погибали, конечно.

— И ты все это прошла?

— Я не хочу об этом вспоминать, — помрачнела Алиса. — Если на то пошло, я чуть законченной наркоманкой не стала из-за ленинаканской трагедии. Мне жить не хотелось. И все равно: лучше петля, чем наркотики. Ну, ладно, у меня было горе, а тебе-то все это зачем?

— Да так, побаловаться… — смутилась Лена — Я даже толком и не запомнила, что мы курили. Маковую травку и всякую смесь, а Родион — у него бритая голова — даже натирал макушку дихлофосом! Ну, которым клопов травят. И балдел… И другие ребята брили макушки и прикладывали туда тампоны с разной гадостью, даже с клеем «Момент». Разводили в стакане зубной порошок, пасту и пили. Даже жидкий гуталин лакали!

— Такая красота кругом, а мы об этом… — Алиса даже плечами передернула от отвращения. — Выходи, Лена, замуж за Геннадия. За ним будешь, как за скалой. А остальное все приложится… И эта любовь придет. Хоть раз в жизни, но должен человек испытать это чувство.

— Странно… — вздохнула Лена — Столько мечтала о замужестве, уже и надежду потеряла — иначе не связалась бы с этой бандой на колесах, — а когда мне сделали предложение, заколебалась… Почему так?

— Ты меня спрашиваешь? — посмотрела ей в глаза Алиса — Я ничего не знаю, Лена! Я не знаю, кто я, зачем живу на белом свете. Я бы вышла замуж за Колю, но боюсь, что принесу ему только несчастье! В деревне я тоскую по городу, а в городе по деревне. По вот этой березовой роще, муравьиной куче! Озеру Гладкое… Был такой случай: я встретилась с одним из тех, с кем, как ты говоришь, балдела… Никита Лапин. Умный, начитанный паренек и из себя ничего. Он, кстати, тоже покончил с наркоманией, а употреблял побольше меня… Так вот, если бы он мне предложил выйти за него замуж, я пошла бы.

— А кто он?

— Студент. Учится в духовной семинарии.

— Попом будет? — ахнула Лена. — Ну и дура ты, Алиска! Надо было додавить его! Знаешь, сколько попы денег получают? Твоему Коле столько и не снилось. А как красиво они одеваются, и попы никогда своим… попадьям не изменяют. Это у них — великий грех!

Алисе вдруг стало скучно. Она встала с бревна, отряхнула подол сарафана, отшвырнула сучок Лена, широко раскрыв заблестевшие глаза, смотрела на нее снизу вверх. Из-под сарафана выглядывали ее круглые коленки. На маленьком чуть вздернутом носу несколько веснушек. Такая молодая и меркантильная… Возможно, жизнь у нее была трудная. Одна воспитывала дочь: родители у нее молодые, не захотели себя обременять ранней внучкой… Сразу после школы пошла работать на трикотажку, а когда Ада подросла, определила ее в детсад, лихорадочно стала наверстывать упущенное!

— Коля как-то мне признался, что только здесь, в деревне, он чувствует себя счастливым, — произнесла Алиса, провожая взглядом траурницу — большую черно-бархатную бабочку с желтой каемкой по краям крыльев.

— А ты? — спросила Лена, тоже вставая с пня и отряхивая сарафан.

— Мне с ним хорошо, — ответила Алиса.

— С ними со всеми хорошо сначала, — тоном умудренной женщины заметила Лена, — А потом — разочарование. Уже не таким и умным кажется, выявляются разные недостатки, а если еще и хамит, значит, пришла пора расставаться.

— Мне это не грозит, — улыбнулась Алиса.

— А мне? — сбоку взглянула на нее Лена.

— Не знаю, — честно ответила Алиса — Гену я меньше видела.

Они молча дошли по тропинке вдоль озера до дома: Алиса впереди, Лена чуть сзади. Узенький лоб у нее под белыми кудряшками был нахмурен. На скошенном лугу выросла небольшая копенка, на ней сидела ворона. При их приближении она с недовольным карканьем тяжело взлетела. И еще долго косила круглым блестящим глазом-горошиной. На озере виднелись две лодки с рыболовами. Их разделяла узкая коса с высоко поднявшимся камышом. Распустились лилии и кувшинки, на широких маслянистых листьях, будто впаявшихся в тихую кофейную воду, макая длинное туловище, отдыхали большие сиреневые стрекозы.