Александр Терехов - Немцы Страница 71

— Монстр позвонил Хассо: сделай посветлее на проезд Вознесенского, тринадцать, корпус два. Попросил кто-то большой. Хассо прибалдел: корпуса два там нету. Есть Вознесенского, тринадцать, домбашня, и есть Вознесенского, тринадцать, корпус один, круглый дом… Обследовали дворы и вокруг, и есть там в одном месте — довольно темный уголок…

Батюшка улыбался и улыбался — лампа беспричинного счастья то разгоралась поярче в нем, то убавлялась, но не гасла уже никогда, он походил на старика, пожираемого Альцгеймером, но еще помнящего: главное — не доставлять лишних хлопот, или на русского сироту, усыновленного в Америку, еще не выучил язык, но помнит наказ: излучай довольство.

— Подогнали Мосгорсвет, своих кинули триста пятьдесят тысяч по аварийной линии — натыкали плафонов, залили светом! Месяц прошел — опять монстр орет: почему до сих пор темно?! Я же приказывал! Оказалось, Иван Василев просил, из эфэсбэшных…

— Что зам по кадрам в администрации президента, — опознал Шацких: слушал он напряженно, стараясь не пропустить тайного сообщения или намека.

— И никакой не проезд Вознесенского, а соседняя Веригина, тридцать, племянница двоюродная там Василева ходит от остановки, и ей вечером страшно. А с какой остановки? По какой тропинке? Договорились: в семь она выйдет к шлагбауму. Подъехали: Гуляев, Хассо, депутат Иванов-1, глава управы, участковый, муниципалитет, Мосгорсвет, подрядные организации, коммунальщики, ДЭЗ, ГИБДД… Выходит вот такая девочка с рюкзачком, — Эбергард показал мизинец, — лет двадцать. Махнула рукой — направление, вон туда, и — ушла. И теперь там через каждые десять метров фонарь. А Гуляев сказал: а давайте проведем это как выполнение наказов избирателей. Девочка же житель округа.

Шацких захохотал, и Эбергард умело поддержал, в один тон (важно, чтобы смеялись двое, друг другом любуясь), радуясь, что слушают, что удовольствие рассказами он доставлять не разучился — и вдруг на победной волне выбрал, на чем можно поплыть, если грести сразу и сильно:

— А теперь монстр велел: дадим этой девочке вектор развития, пусть идет своей фирмой на конкурсы к Оле Гревцевой и управлению физкультуры…

— И это правильно! — Шацких сел и заново встал, прислушался к переменному нытью внутри организма, опять сел и как-то недоуменно вгляделся в свои стопы — точно мои? не обратил внимания, когда утром надевал, посторонние, но с нагревающимся интересом спросил: — А какие ж это конкурсы по культуре-физкультуре? Это ж городских департаментов.

— Да гам город обязал помочь по линии плоскостных спортсооружений в дворовых территориях и питание в учреждениях культуры. Небольшой кусочек, миллионов на полтораста. Но девочке хватит. Построит домик себе…

— На тысячу двести, блин, квадратов, — протянул Шацких и с тоской рассматривал улыбающегося отца Георгия. — Вот так, батюшка, с конкурсом по жратве… А мы-то уже думали, вот он! — и шлепнул по бедру тому, где в одетом месте располагался карман. — И получили, и поделились, — кивнул на черного, — и потратили… А хрена. Спасибо Эбергарду, а то приперлись бы… — и поискал выхода выпитому и болезненно качающемуся внутри огорчению. — Может, девчонкам позвоним?

— Долго будут ехать, — черный утирал пот и стряхивал с ладони в сторонку.

— Пусть с администраторами поговорят. Сегодня хорошая смена, — слабо сказал отец Георгий. — Мне, наверное, уже и хватит…

Черный тотчас поднялся и облегченно толкнул запотевшую стеклянную дверь, выпуская батюшку охладиться.

— Ну, а Хассо, ты говорил, — висок к виску нагнулся Шацких к Эбергарду, — имеет, значит, шанс? — но прислушался и вскочил: — Батюшка, батюшка, обожди, договаривались — без меня не ходить, я должен быть рядом, — и выбежал, еле попав в тапки, махнув рукой мимо простыней на вешалке, и, чтобы не терять время, прикрыл срам рукой и на носочках засеменил к бассейну — батюшка спускался по ступеням, с чувством перекрестившись, трудно, как в адское кипение, ступал в тяжелые кафельные воды, а черный уже плавал, погружал лицо, но не нырял.

Эбергард посидел на остывающих досках, закрылся и полежал немного, пока в парную не потянулись прочие на «еще заходик»; чувствовал себя неподвижным, прибитым, не мог сдвинуться. Что ответить Гуляеву? Придут ли батюшка и Сгорим К Херам на аукцион? А кто-нибудь из города? Что будет, когда он выиграет суд?

Отпросился у отца Георгия — жена беременная! — возле пустой будки администраторов топтался подкачанный распорядитель, о чем-то арифметически размышляя.

— По полторы тысячи, — проверил он на Эбергарде, — в резине. Нормально?

— Да нормально, мне кажется. Столько это и стоит.

За неделю до Нового года (три недели до аукциона, месяц до выборов президента России и депутатов гордумы) Гуляеву из небытия позвонил монстр (этот разговор в префектуре слышали все): там какие-то слухи про меня, сказал монстр, а я в Хлопоткинской больнице, перенес тяжелейшую операцию (убрали желчный), а сегодня, между прочим, сейчас, вот только что, от меня уехал мэр.

Либо врал, либо старшие монстра договорились с мэром и всё заново срослось, если рвалось, конечно.

— Что будешь делать завтра?

— С утра — к Гуляеву.

Улрике, начав однажды опрашивать «планы на день», теперь уже ни дня не пропускала.

— Ты ничего подробно не рассказываешь.

— А зачем?

— У меня каждый день одно и то же: ремонт, стирка, готовка, глажка — ничего нового… Мне важно знать, как у тебя, — Улрике откинулась на диванную спинку и растирала бок, она ждала чего-то такого. — А зачем раньше рассказывал?

— Рассказывал, — иногда ему казалось (хотя знал — несправедливо, подлость, не так, но…), что всё плохое в его жизнь пришло вместе с Улрике, она сама ничего в руках не принесла, просто двери за собой оставила открытыми, — теперь не рассказываю, потому что машинка твоя сломалась.

— Машинка? Какая машинка?

— Механизм. Когда мне было тяжело, я тебе что-то рассказывал, приезжал к тебе, был с тобой, ты мне что-то говорила, и всё плохое уходило, я чувствовал, что всё могу. У тебя была скатерть-самобранка, сапоги-скороходы. Шапка-невидимка. И я всем этим пользовался. Больше эта машинка не работает. Сломалась. Или и раньше не работала, а мне просто казалось.

Эбергард не знал, что происходит у Улрике с лицом, не решался полюбопытствовать, но именно в мгновение, когда не выдержал и посмотрел, Улрике кивнула, что-то вроде «понятно»; он ушел мыться и спать, она осталась сидеть, погребенная тяжестью своего живота, — живот потяжелел так, что ей никогда не подняться.

Эбергард ждал ее в постели, придумывая, что сказать (для прощения, в утешение, но на самом деле, чтобы резануть еще раз, но уже другим инструментом, чтобы не возникало привыкания и боль не теряла остроты), ему слышался плач, садился в постели и прислушивался: вроде тихо; но не идет.

В зале. В зале горел свет, в телевизоре сбивала непричастных и искрила боками по отбойникам погоня на джипах, Улрике спала на диване — прислушивающееся, измученное лицо, — укрывшись кресельным пледом, прилегла полежать и уснула, оберегая рукой свой живот, — всё, что у нее было по-настоящему и бесповоротно своим, это у Эбергарда ничего не осталось — пускай поспит… Гаснет свет, затыкается телевизор, дверь остается открытой, чтобы, проснувшись, не испугалась: где? — он вдруг чувствует, что один, совершенно один в пустыне, под ногами потрескавшаяся от зноя грязь.

Гуляев встретил его помятым, жеваным и неулыбчивым:

— Почему не показываешься?

— Алексей Данилович, вот по тому вопросу… — улыбайся, ты рад и радуй его, затруднения преодолены. — По этому году у нас получалось, — нарисовал «20 %», — в следующем, если мне удастся как-то поджать подрядчиков, перенести полиграфию в регионы, то выйдет, я думаю, — двуслойный волнистый математический знак «приблизительно» «30», — но это уже предел. Тут уже мне ничего не остается, перейду на подкожные жировые накопления.

Гуляев нюхал, трогал губищами наживку, что-то свое соображая:

— Но это же пока… А придет новый мэр…

— На перспективу: заканчиваю бизнес-план сети киосков для торговли цветами в местах наибольшей проходимости и… Согласуем, оформим аренду — на пять лет и дальше продлевать… Двадцать киосков…

— Так это же надо…

— Средства я изыщу! Могут дать до, — рисовал «70 000» и отдельно со сладострастием «$», — в месяц! Следующий этап, — сглатывая подступающую алчную пену, удивительно: сам верил, пока неслось, — строительство быстровозводимого торгового павильона у метро «Площадь Блюмкина» для последующей сдачи в аренду… Зарегистрируем компанию для поставки и обслуживания компьютерной техники в бюджетных организациях округа… Моя цель, Алексей Данилович, моя цель, чтобы у вас выходило в пределах, — «100 000–120 000», а теперь, чтобы обострить впечатление, — «€», и с восторгом: — За месяц. Помимо бюджета!