Бернард Вербер - Империя ангелов Страница 8

Количество пунктов при взвешивании души: 320.

— Отличный набор, — говорит Эдмонд Уэллс. — У двух из твоих душ больше 333 пунктов.

— И что это значит, 333 пункта?

— Это средний уровень сознания человечества. Если сложить пункты душ всех шести миллиардов живущих на Земле и вычислить среднее арифметическое, получится 333. Это означает, что большинство людей все же ближе к потолку, чем к полу… Наше дело — увеличивать это среднее значение, — ободряет меня мой наставник.

Я смотрю на своих клиентов в их «яйцах».

— Конечная цель, — продолжает Уэллс, — поднять их уровень сознания. Когда поднимается одна душа, поднимается все человечество.

— Вы хотите сказать, что если мне удастся поднять уровень хотя бы одного из моих клиентов, то все человечество сможет перейти от 333 к 334?

— Прогресс не происходит так быстро. Необходимо, чтобы сразу много людей эволюционировали одновременно, чтобы среднее значение увеличилось на один пункт, — объясняет учитель.

Он говорит, что я должен присутствовать при рождении моих подопечных, чтобы сразу после того, как они выйдут из живота матери, поставить им печать ангела. Этим жестом будет связан наш договор между ангелом-хранителем и хранимым смертным. С этого момента они смогут забыть свою предыдущую карму.

— Тебе достаточно надавить у них под носом, чтобы осталась ямочка.

Он показывает пальцем этот жест на моем лице.

— Но потом возвращаться на Землю запрещается, — сурово говорит он. — Запрещается!

13. Энциклопедия

В 1974 году философ и психолог Анатолий Рапапорт из университета Торонто сформулировал идею, согласно которой наиболее эффективным способом поведения в отношении другого человека являются: 1) сотрудничество; 2) взаимоуважение; 3) прощение. Другими словами, когда человек, или структура, или группа встречают другого человека, структуру или группу, они заинтересованы в том, чтобы предложить альянс, затем согласно правилу взаимоуважения дать другому то, что получил от него. Если другой помогает, ему тоже помогают, если другой агрессивен, он получает в ответ такую же агрессию. Затем необходимо простить и вновь предложить сотрудничество.

В 1979 году математик Роберт Аксельрод организовал турнир между автономными компьютерными программами, способными вести себя как живые люди. Единственное требование: каждая программа должна быть снабжена стандартным коммуникационным обеспечением, подпрограммой, позволяющей общаться с соседями.

Аксельрод получил четырнадцать дискет с программами своих ученых коллег, заинтересовавшихся соревнованием. У каждой программы были различные законы поведения (у самых простых код поведения умещался в две строчки, у самых сложных — в сотню строк). Целью было набрать как можно больше пунктов. У некоторых программ правилом было как можно скорее эксплуатировать другого, украсть его пункты, а потом сменить партнера. Другие пытались выкрутиться сами, сохраняя свои пункты, избегая контактов со всеми, кто мог их обокрасть. Были и такие правила: «Если другой враждебен, его надо предупредить, чтобы он прекратил это, а потом наказать». Или: «Сотрудничать, а потом неожиданно предать».

Каждая программа была 200 раз противопоставлена каждому из конкурентов.

Всех победила программа Анатолия Рапапорта, оборудованная правилом поведения СВП (сотрудничество, взаимоуважение, прощение).

Более того. Программа СВП, помещенная наугад среди других программ, вначале проигрывала агрессивным программам, но в итоге побеждала и даже становилась «заразной», если ей давали достаточно времени. Соседние программы, видя, что она наиболее эффективна, в конце концов начинали применять тот же подход.

Так что в долговременной перспективе правило СВП является наиболее рентабельным. Каждый может это проверить на собственном опыте. Это значит, что нужно забыть все неприятности, которые вам причиняет коллега по работе или конкурент, и продолжать предлагать ему работать совместно, как будто ничего не произошло. Со временем этот метод обязательно окупается. И это не вежливость, это в ваших собственных интересах. Что и было подтверждено с помощью компьютера.

14. Зародыш Жака. 2 месяца до рождения

Смотри-ка, как странно… Я плаваю. Я в мешке, наполненном матовой жидкостью. Моя мать? Несомненно.

Я вспоминаю свое предыдущее существование. Я был американским индейцем. По вечерам я рассказывал истории. Потом пришли белые люди. Они меня убили. Повесили.

Теперь я снова вернусь в мир. Но где? В какой стране, в какой эпохе, кто мои родители? Мне тоскливо.

Наверху что-то говорят. Это, наверное, моя новая мать. Что она говорит? Я удивляюсь, что так хорошо ее понимаю. Мама говорит обо мне. Она говорит, что назовет меня Жак. Она говорит, что ночью я толкаюсь ногами и она видит кончики моих пальцев на своем животе. Ага! Ей это нравится? Очень хорошо, ну-ка, побрыкаюсь.

Она говорит, что хочет попробовать аптономию.

— Что это такое, аптономия? — спрашивает ее подруга.

— Техника, позволяющая отцу участвовать в беременности. Он кладет обе руки на живот жены и благодаря этому контакту сообщает зародышу о присутствии другого человека, внимательного к нему.

Это правда. Еще вчера я почувствовал эти руки. Значит, есть не только мама, но и папа.

Мама объясняет, что я, маленький Жак, прекрасно узнаю руки отца и тут же укладываюсь в них, как только он их положит на ее живот.

Я дергаю за пуповину. Мне здесь скучно. Я спрашиваю себя, как там, наверху?

15. Зародыш Венеры. 2 месяца до рождения

Значит, я существую.

Это странно. Я знаю, что я всего лишь зародыш, и, однако, я что-то чувствую. Не снаружи. Рядом со мной.

Мне тесно, а я этого не выношу. Меня раздражает, что мое тело не может двигаться. Я пытаюсь изо всех сил определить, что мне мешает, и вдруг обнаруживаю, что рядом со мной находится мой брат-близнец.

У меня есть брат-близнец!

Я догадываюсь, что мы соединены с мамой нашими пуповинами, но, кроме того, о чудо, мы соединены между собой. Значит, мы можем общаться.

— Ты кто?

— А ты кто?

— Я маленькая девочка в животе матери.

— А я маленький мальчик.

— Я очень рада, что не одна. Я всегда думала, что жизнь зародыша — это одиночество.

— Хочешь, я расскажу тебе о себе?

— Конечно.

— В моей прошлой жизни я покончил с собой. Мне, правда, оставалось еще мотать срок, поэтому меня отправили сюда, чтобы завершить свою карму. А ты?

— Я раньше был старым китайцем, богатым и могущественным мандарином. У меня была куча женщин и слуг.

Я шевелюсь. От этих воспоминаний мне хочется повернуться и вытянуться.

— Я тебе мешаю?

— Действительно, немного тесно. Я тебе, наверное, тоже мешаю.

— Мне все равно, сестренка. Я предпочитаю быть в тесноте, но в хорошей компании, чем одному в этом мраке.

16. Зародыш Игоря. 2 месяца до рождения

Значит, я существую.

Я ничего не вижу. Все вокруг оранжево-красное. И я слышу звуки. Биение сердца. Пищеварение. Голос мамы. Она говорит вещи, которых я не понимаю.

— Я-не-хочу-оставлять-этого-ребенка.

Абракадабра.

Я повторяю много раз эти звуки, пока до меня не доходит их старинное значение, которое позволяет понять их смысл.

Голос мужчины. Это, должно быть, папа.

— Ты просто дура. Ты уже дала ему имя, Игорь. С того момента, как вещи называют, они начинают существовать.

— Сперва я его хотела, а теперь больше не хочу.

— А я тебе говорю, что уже слишком поздно. Раньше надо было думать. Теперь ни один врач тебе аборт не сделает.

— Никогда не поздно. У нас нет бабок, чтобы растить ребенка. Надо от него избавиться немедленно.

Хохот.

— Ты просто скотина! — кричит мать.

— А я тебя уверяю, что ты его полюбишь, — настаивает отец.

Она всхлипывает.

— Я чувствую, как будто у меня в животе опухоль, которая растет и грызет меня изнутри. Мне противно.

Покашливание.

— Да делай что хочешь! — кричит отец. — Надоели мне твои оханья. Я ухожу. Ухожу от тебя. Выкручивайся как хочешь.

Хлопает дверь. Мать плачет, потом завывает.

Проходит какое-то время. И потом вдруг я получаю целую серию ударов кулаком. Папа ушел. Значит, это мать сама себя бьет по животу.

На помощь!

Она меня не убьет. Я пытаюсь отомстить серией жалких пинков ногами. Легко нападать на маленького, особенно когда он в ловушке и не может убежать.

17. Энциклопедия

Аптономия. В конце Второй мировой войны голландский медик Франц Вельдман, которому удалось выжить в концентрационном лагере, решил, что в мире все плохо потому, что детей недостаточно любят с самого раннего возраста.