Митч Элбом - Пятеро, что ждут тебя на небесах Страница 8

Неужели все так плохо? Завопили сирены. Появились люди в белых халатах. Место, где произошел несчастный случай, ограничили липкой желтой лентой. В галерее игральных автоматов опускались решетка за решеткой. Аттракционы закрывались на неопределенное время. Весь пляж облетела весть о несчастье, и к заходу солнца на «Пирсе Руби» не было ни души.

Сидя в своей комнате — даже притом, что дверь закрыта, — Эдди чувствует запах бифштекса — мать жарит его вместе с зеленым перцем и сладким красным луком, — смешанный с запахом дымка от горящих щепок, который он так любит.

— Эддд-диии! — кричит мать. — Где ты? Все уже собрались!

Эдди соскальзывает с кровати и откладывает в сторону комиксы. Ему сегодня исполняется семнадцать — слишком взрослый для комиксов, — но он все еще читает их с удовольствием: ему нравятся их яркие герои вроде Фантома, которые сражаются со злодеями и спасают мир. Он подарил свою коллекцию двоюродным братьям, мальчикам помладше, переехавшим в Америку несколько месяцев назад из Румынии. Семья Эдди встретила их в порту, и они поселились в одной комнате с Эдди и Джо. Двоюродные братья не умеют еще говорить по-английски, но им нравятся комиксы. Так что у

Эдди теперь есть предлог по-прежнему держать их у себя в комнате.

— А вот и именинник! — радуется мать, когда Эдди медленно вплывает в комнату. На нем белая рубашка и синий галстук, который впивается в его мускулистую шею. Родные, друзья и рабочие с пирса встречают его веселыми возгласами и поднятыми в знак приветствия кружками пива. В углу, в клубах сигарного дыма, играет в карты отец.

— Эй, ма! Слышишь? — выкрикивает Джо. — Эдди вчера познакомился с девушкой.

— A-а! Правда?

Эдди чувствует, как к его лицу приливает кровь.

— Ага. Он говорит, что женится на ней.

— Заткнись, — говорит Эдди.

Но Джо не обращает на него внимания:

— Точно. Вчера заходит в комнату, глаза навыкате, и говорит мне: «Джо, я встретил девушку, на которой женюсь!»

Эдди весь кипит от злости.

— Я тебе сказал: заткнись!

— А как ее зовут Эдди? — спрашивает кто-то.

— Она ходит в церковь?

Эдди приближается к брату и бьет его по руке.

— У-у-у!

— Эдди!

— Я велел тебе заткнуться!

Но Джо выпаливает:

— И он с ней танцевал на эстра…

Хрясь!

— У-у-у!

— ЗАТКНИСЬ!

— Эдди! Прекрати!

Даже румынские мальчики — что такое драка, они понимают, — смотрят с интересом, как братья скатываются с дивана на пол и колошматят друг друга, пока их отец не откладывает в сторону сигару и не начинает орать:

— А ну, прекратите немедля, пока я вас обоих не вздул!

Братья прекращают потасовку и, тяжело дыша, с яростью смотрят друг на друга. Кое-кто из пожилых родственников улыбается. Одна из тетушек шепчет:

— Видно, ему эта девушка и впрямь нравится.

Позже, после того как праздничный бифштекс съеден, свечи на торте задуты и гости разошлись, мать Эдди включает радио. Передают новости о войне в Европе, и отец говорит о том, что если дела пойдут на спад, то со строевым лесом и медными проводами станет совсем туго. И тогда содержать парк в порядке будет почти невозможно.

— Такие ужасные новости, — замечает мать, — в самый день рождения.

Она крутит ручку радиоприемника, и вот из него уже льется музыка: оркестр играет свинг. Мать улыбается и тихонько подпевает, потом подходит к Эдди, сидящему развалясь на стуле и отщипывающему крошки от последнего куска торта. Мать снимает фартук, вешает на спинку стула и протягивает руки Эдди.

— Покажи мне, как ты танцевал со своей новой подругой, — просит она.

— Ой, ма…

— Давай-давай.

Эдди поднимается со стула с таким видом, точно его ведут на казнь. Джо ухмыляется. Но их хорошенькая круглолицая мать напевает мелодию свинга и скользит взад и вперед по комнате, пока и Эдди не начинает танцевать вместе с ней.

— Та-а-а… та-а… ти-и-и-и, — подпевает мать радиоприемнику. — Когда ты со мно-о-й… та-та… звезды и луна… та-та-та… в июне…

Они кружатся и кружатся по гостиной, и Эдди вдруг разбирает смех. Он уже выше матери по крайней мере дюймов на шесть, и тем не менее она кружит его по комнате с необычайной легкостью.

— Так тебе нравится эта девушка? — шепотом спрашивает мать.

Эдди сбивается с ритма.

— Это хорошо, — говорит она. — Я за тебя очень рада.

Они приближаются к столу, мать хватает за руку Джо и поднимает его со стула.

— А теперь вы танцуйте, — говорит она.

— Я с ним?

— Ма!

Но мать настаивает, и они сдаются. Смеясь и натыкаясь друг на друга, они, взявшись за руки, гигантскими кругами носятся по комнате. Летают и летают вокруг стола, к полному восторгу матери. По радио кларнет выводит соло, двоюродные братья из Румынии хлопают в ладоши в ритме свинга, и запах поджаренного бифштекса медленно тает в праздничном воздухе.

Второй человек, которого Эдди встретил на небесах

Эдди почувствовал, как его ноги коснулись земли. У неба опять сменилась окраска — темно-синяя на угольно-серую. Эдди теперь окружали поваленные деревья и валуны. Он ощупал свои руки, плечи, бедра, икры. Он чувствовал себя крепче, чем прежде, но когда он попытался дотронуться до пальцев ног, у него ничего не получилось. Гибкости как не бывало. Той прежней детской гибкости больше не было. Каждый его мускул был натянут как струна.

Взгляд Эдди упал на окружавшую его безжизненную местность. На ближайшем холме валялись сломанный фургон и гниющие кости какого-то животного. Лицо Эдди обдувало горячим ветерком. Небо вдруг вспыхнуло пламенно-желтым цветом.

И снова Эдди куда-то побежал.

Но на этот раз он бежал совсем по-другому, тяжелым, размеренным шагом солдата. Грянул гром или нечто, похожее на гром, прогремели взрывы снарядов или бомб; Эдди инстинктивно упал на землю животом вниз и, опираясь на локти, пополз вперед. Из разверзшегося неба хлынул дождь — мощный, бурый, ливневый поток. Эдди прижал голову к земле и пополз по грязи, выплевывая заливающуюся в рот грязную воду.

Вдруг он уперся во что-то твердое. Поднял голову и увидел вкопанную в землю винтовку, на которую сверху была надета каска, а на стволе болтались собачьи бирки с именами. Смаргивая капли дождя, он стал перебирать в руке бирки и тут же испуганно шарахнулся назад в пористую стену колючих лоз, свисающих с ветвей необъятного баньяна. Он нырнул в их мрак. Прижал колени к груди. Попытался отдышаться. Страх все-таки нагнал его и тут, на небесах.

На собачьих бирках было написано его имя.

Молодые мужчины идут на войну. Иногда потому, что они должны, иногда потому, что они хотят. И всегда потому, что они считают: так им положено. А повелось так с давних времен, веками бряцание оружием путали с храбростью, а отказ воевать — с трусостью.

Когда страна Эдди вступила в войну, он, проснувшись однажды дождливым утром, побрился, зачесал назад волосы и пошел записываться добровольцем. Другие уже сражались. И он тоже должен был пойти воевать.

Его мать не хотела, чтобы он шел на войну. Отец же, услышав о новости, зажег сигарету и, медленно выпустив клубы дыма, задал лишь один вопрос:

— Когда?

Так как Эдди прежде не стрелял из настоящей винтовки, он начал тренироваться в тире «Пирса Руби». Платил пять центов, и машина приходила в Действие; тогда он нажимал на спусковой крючок, и из ствола летели металлические пульки прямо в нарисованных диких животных — львов, жирафов. Эдди стал ходить туда каждый вечер, сразу после окончания смены на детской миниатюрной железной дороге, где целый день он только и делал, что нажимал на тормозной рычаг. В парке «Пирс Руби» появилось несколько новых аттракционов поменьше — «американские горки» после Великой депрессии стали слишком дороги. Одним из таких аттракционов была детская железная дорога, вагончики которой едва доставали взрослым до пояса.

Эдди, до того как записался добровольцем в армию, пошел работать, чтобы скопить денег и выучиться на инженера. И хотя его брат Джо и твердил ему без конца: «Брось ты, Эдди, у тебя на это мозгов не хватит», — Эдди не отступался от заветной цели — создавать механизмы.

Но как только началась война, дела на пирсе пошли из рук вон плохо. Теперь большинство посетителей в парке были женщины с детьми — отцы ушли воевать. Порой дети просили Эдди поднять их высоко над головой, и, когда соглашался, он видел, как их матери грустно улыбались: поднимать-то их малышей поднимали, да только не те руки. И вскоре Эдди решил, что тоже пойдет на войну, и тогда наконец он покончит с бесконечной смазкой рельсов и нажатиями на тормозной рычаг. Война — настоящее мужское дело. И может быть, о нем тоже кто-нибудь будет скучать.