Майкл Каннингем - Плоть и кровь Страница 8

1964

Сьюзен вела их по полю для гольфа. Прежде здесь тянулись один за другим огороженные пустыри, простиралась спортивная площадка, стояли вдоль улочки, от которой веяло гнилью, несколько домов да заброшенная фабрика с пробивавшейся между бетонными плитами кудрявой травой. А теперь — яркое зеленое поле. Над грудами опавших листьев поднимался дымок, и птицы снова и снова выпевали свое «кии-кии-клара?».

Сьюзен знала: отец создал все это для нее. Она была польщена и напугана.

— Идем, Билли, — строго позвала она брата. Замечтавшийся Билли плелся футах в двадцати сзади, вороша теннисными туфлями листву.

— Иду, — ответил он.

Зои уже убежала вперед. Оглянувшись, Сьюзен увидела, как Билли неторопливо перебирает ногами, а палая листва, принимая его тень, то ярко окрашивает ее, то темнит. Гибельная красота брата пронзила ей грудь и резко сдавила легкие. Временами она воображала, как выносит Билли из горящего дома, как сбивает огонь, уже охвативший его одежду и волосы.

Да, она спасла бы его. А потом они вдвоем бежали бы в леса и жили там, вдали от большого, безупречного дома, который купил для нее отец. Где-то должны же быть леса.

— Идем же, — повторила она. Перед нею лежала ее собственная тень, иззубренная палой листвой.

— Что за спешка? — спросил Билли. — Мы же гуляем, так? И никуда не опаздываем.

— Я боюсь, что Зои заблудится, — сказала Сьюзен. — Бежит во все стороны сразу, я не могу ее остановить.

— Не заблудится, — ответил Билли. — Вон она, впереди, на дерево лезет.

Повернувшись, Сьюзен увидела, как Зои, цепляясь за нижние ветви огромной сосны, продвигается по ним вверх. Сосновые иглы словно резали на кусочки одежду Зои, бледно-желтую рубашку и индиговые джинсы.

— Зои, прекрати! — закричала Сьюзен.

— Зачем же ей прекращать? — сказал Билли. — Хочет залезть на дерево — пусть залезет.

Сьюзен стояла между Билли и Зои, и ощущение собственного многообещающего будущего понемногу покидало ее. Она ведь всегда была бы молодой, неприметной, отстаивающей правила поведения, которые никого другого, похоже, нисколько не волновали. А правила эти могли сделать жизнь такой простой. Они и требовали-то всего ничего: каждому надлежит говорить негромко, но внятно, избегать драк и ходить не слишком быстро, но и не слишком медленно.

— Она же упадет, — сказала Сьюзен, хоть и верила, что Зои поднимается навстречу опасности, которой грозит ей не столько земля, сколько небо.

— Зои! — снова крикнула она. — Спускайся!

И тут же представила, как ловит на руки падающую сестру.

— Отсюда наш дом виден, — сказал Билли. — Смотри. Вон то белое пятнышко. Видишь?

Но Сьюзен уже направлялась к сосне.

— Зои, я серьезно говорю! — крикнула она.

— Теперь это наш дом, — продолжал Билли, хоть Сьюзен и отошла слишком далеко, чтобы услышать его. — Мы богаты. Вернее, полубогаты.

Подойдя к подножию сосны, Сьюзен замерла, упершись кулачками в бедра. Стоя на ровной траве, по которой косо тянулась ее тень, вглядываясь, сощурясь, в полог сосновых игл, она вполне могла быть юной прислужницей богини семейных распрей. Одета Сьюзен была в белую ветровку, розовые бриджи и короткие носки с рубчиками на пятках, не позволявшими носкам соскальзывать внутрь теннисных туфель.

— Зои, — крикнула она, — немедленно вниз!

Зои тем временем старалась забраться на раздвоенную ветвь, отходившую от ствола на высоте в тридцать примерно футов. Она не ответила, чего, собственно, Сьюзен и ожидала. Сьюзен вздохнула, и звук, получившийся у нее, ей понравился. Взрослый такой звук, свидетельствующий о серьезности ее намерений. Она провела в этих местах меньше месяца, а уже знала трех мальчиков, чьи глаза — карие, темно-карие и иссиня-зеленые — старались проникнуть во все подробности ее жизни.

Ей представилось, как мальчики крадут ее из нового дома и приводят сюда, на поле для гольфа. А она наставляет их, успокаивает, учит вести себя правильно.

— Я серьезно! — крикнула она еще раз. И подумала — мельком — о том, как ее голос уходит отсюда своим путем, огибая стволы деревьев. Может быть, именно сейчас где-то неподалеку бродит мальчик с разбитым сердцем, заблудившийся среди деревьев и песочных бункеров.

Подошел и встал рядом с ней Билли. От него попахивало — не сильно, но отчетливо — белильной известью и черствым хлебом, и Сьюзен погадала, часто ли он моется.

— Не слезет она, пока сама не захочет, — сказал он. — Ты же знаешь.

— Она себе шею сломает, — ответила Сьюзен. — А я обещала присматривать за ней.

— Я, пожалуй, тоже наверх залезу, — сказал Билли. — Оттуда наверняка весь город видать.

— Нет, Билли. Ты останешься здесь.

Однако он уже забрался на самую нижнюю ветвь и пополз, извиваясь, к развилке дерева. Сьюзен смотрела снизу, как тощий зад брата подрагивает под его саржевыми штанами, и гадала в который раз, какого рода девушке захочется, когда придет время, облегчить его боль.

— Биллиии! — закричала она. — Чтоб тебя!

Он поднимался быстро и вскоре уже подтянулся и сел на ветку, выросшую прямо под той, на которой устроилась Зои. Она сидела, подтянув к подбородку колено и ероша грязными пальчиками волосы.

— Привет, Зо, — немного запышливо произнес Билли. Грубая кора расцарапала ему ладони, и теперь ветерок покусывал ссадины. Зои не ответила. Он вглядывался в нее, пока не убедился, что устроилась она надежно, а затем отвернулся, чтобы взглянуть сквозь сетку сосновых игл на Гарден-Сити.

— Если вы оба не спуститесь ровно за одну минуту, я поднимусь к вам! — крикнула снизу Сьюзен.

— И прекрасно, — ответил Билли.

Он хорошо различал отсюда координатную сетку ближайших к их новому дому улиц, красную и желтую листву выстроившихся вдоль них деревьев. Он увидел повисшего над птичьей кормушкой воробья, увидел расплывчатое коричневатое пятнышко, создаваемое в воздухе его трепещущими крыльями. За улицами бледнели в синей дали колокольни и кирпичные корпуса магазинов и банков.

— Нас могут видеть зверушки, — сказала Зои. — Они залезают сюда и смотрят на наш дом.

— Тебе от этого страшно? — спросил Билли.

— Нет. Мне нравится.

Она подергала себя за волосы, почесала коленку. Зои никогда ему этого не говорила, но Билли знал, что она и себя считает зверушкой. За столом она набрасывалась на еду, торопливо откусывая маленькие кусочки. А спала Зои в гнезде, которое сооружала из простынок и одеял.

— Вот здесь мы теперь и живем, — сказал Билли наполовину сестре, наполовину самому себе. — Теперь мы люди полубогатые и живем здесь.

Зои кивнула.

— Это королевство деревьев, — отозвалась она. — А тут у нас — коттедж, в котором живут люди.

— Мне немного боязно, — продолжал Билли. — Знаешь, новая школа и прочее. Тебе-то повезло, ты всего во втором классе учишься.

Зои наблюдала за тем, как через город проходит время. А Билли вдруг понял, что может разговаривать с ее зверушкой, рассказывать ей все то, чего никогда никому не рассказывал. Зои создавала вокруг себя узкую зеленую лощину, в которой он мог дышать одним воздухом с ней.

— Ну все, — крикнула Сьюзен, — я поднимаюсь!

— Наша няня, — сказал Билли.

Зои улыбнулась. Девочка она была жилистая, черноволосая, густобровая. И носила — сейчас, в октябре — резиновые пляжные шлепанцы.

— Как по-твоему, мы станем другими оттого, что разбогатели? — спросил Билли. — Это что-нибудь изменит?

— У нас еще остались два желания, — ответила Зои.

— Может изменить, — сказал Билли. Он прислонился спиной к стволу, почувствовал, как сосна слегка подрагивает от усилий поднимавшейся Сьюзен.

— Чтоб вы пропали, — донесся наконец снизу ее голос. — Пропали, оба. Я из-за вас штаны порвала.

— Посмотри, — сказал Билли. — Отсюда школа видна.

— Пора возвращаться, — сказала Сьюзен. — Время уже позднее.

— Рано, — ответил Билли, — думаю, пока там небезопасно. Дадим им, ну, скажем, еще полчаса.

— Да все там в порядке, — заявила Сьюзен. — Не понимаю, честное слово, почему ты из всего историю делаешь.

— Иди домой, — ответил он. — А мы немного побудем здесь. Может, шалаш построим.

— Тут шалаши строить нельзя. Это частная собственность.

— И переедем в него на жительство, Зои и я.

— Нет, правда, надо идти, — взмолилась Сьюзен. — Пойдем, наверное, и обед уже готов.

— Так иди, — повторил Билли. — А мы с Зо побудем здесь.

— И пойду. Будь уверен.

Однако она осталась сидеть на ветке. Белка, скакавшая под деревом, привстала на задние лапки и вдруг исчезла, словно ее рывком утянули под землю. Сьюзен оторвала взгляд от земли, взглянула на дом, который построил для нее отец. Сьюзен знала, как она выглядит: тонкая, стройная четырнадцатилетняя девочка, сидящая верхом на ветке вдыхая аромат палых листьев. Она хотела, чтобы у нее был собственный дом, хотела жить в нем, молчаливая и безудержная, как юная мать-дикарка. Тени облаков плыли по ровной земле. Одно из деревьев словно погасло, и сразу же вспыхнула, точно поднятая со дна океана огромная драгоценность, медная кровля колокольни. И, наблюдая за сменой теней, Сьюзен на недолгий миг осознала, насколько она всесильна. Осознала, сколь многое можно построить ради нее и сколь многое разрушить. Волна возбуждения окатила ее. Она думала о прорванной плотине. О серебристой стене воды, падающей на магазины, на церкви, на аккуратные улицы. Она словно видела это. Видела, как вода поглощает все, разбивает окна, срывает крыши домов, кружит самые обычные вещи — чашку, парик, кусок мыла, — выбрасывает их на поверхность и снова втягивает в себя. Видела, как вода, пенясь, поднимается все выше и, наконец, останавливается на середине их сосны, прямо под веткой, на которой она сидит. Уцелеют только она, Зои и Билли. Потом наступит коричневатое, поблескивающее безмолвие. Над ним будут возвышаться лишь колокольня с верхней половинкой остановившихся часов да верхушки нескольких дубов и вязов. Стаи гусей и уток станут садиться на воду. И понемногу вода начнет отступать, оставляя на ветках кольца и ожерелья. Она, Сьюзен, поведет Зои и Билли вниз, в мокрый, пустой мир, украшая себя, пока они, теперь уже сироты, кроткие и горестные, станут спускаться с ветки на ветку, глядя в будущее, в котором может случиться все что угодно. И на землю она соступит обвешанной драгоценностями.