Дэвид Митчелл - Сон №9 Страница 8

– За какое преступление осудили Воормана?

Начальник Бентам пожимает плечами.

– Все папки с личными делами пошли на топливо еще прошлой зимой.

– Как же вы определяете, когда освобождать заключенных?

Начальник тюрьмы в недоумении.

– «Освобождать»? «Заключенных»?

Акико Като оглядывается. Я ныряю вниз – надеюсь, успел. В конце ряда в лужице серебристого света, отбрасываемого экраном, встает на задние лапки крыса и смотрит на меня, собираясь залезть за обивку стены.

– Надеюсь,– вполголоса говорит спутник Акико Като,– что это действительно срочно.

– Вчера в Токио появилось привидение.

– Вы вызвали меня из Министерства обороны, чтобы рассказать историю о привидениях?

– Это привидение – ваш сын, конгрессмен.

Мой отец ошеломлен не меньше, чем я.

Акико Като встряхивает волосами.

– Уверяю вас, он – очень живое привидение. Он в Токио и ищет вас.

Очень долго мой отец ничего не говорит.

– Он хочет денег?

– Крови.– Я выжидаю, в то время как Акико Като нарезает веревки для подвесного жертвенника.– Я не могу скрывать. Я должна сказать. Ваш сын – наркоман, он заявил, что убьет вас за то, что вы украли у него детство. За свою жизнь мне приходилось встречать много испорченных молодых людей; боюсь, ваш сын – просто слюнявый психопат. И ему нужны не только вы. Он сказал, что сначала разрушит вашу семью, чтобы наказать вас за то, что случилось с его сестрой.

В камере Воормана полно всякой мерзости.

– Итак, мистер Воорман…-Доктор Полонски перешагивает через фекалии с роем мух над ними.– Давно вы считаете, что являетесь Богом?

На Воормана надета смирительная рубашка.

– Позвольте задать вам тот же вопрос.

– Я не считаю себя Богом.

Под его ботинком что-то хрустит.

– Вы считаете себя психиатром.

– Верно. Я являюсь психиатром с тех пор, как окончил медицинский колледж – с наградами первой степени – и начал практиковать.

Доктор поднимает ногу – к подошве прилип дергающийся в конвульсиях таракан. Доктор соскребает его о выпавший кусок каменной кладки.

Воорман кивает:

– Я тоже являюсь Богом с тех пор, как начал практиковать в своей области.

– Понятно.– Доктор отрывается от своих записей.– Из чего же состоит ваша деятельность?

– В основном из текущего ремонта. Вселенной.

– Так это вы создали вселенную?

– Именно. Девять дней назад.

Полонски взвешивает это утверждение.

– Однако значительное количество данных указывает на то, что вселенная несколько старше.

– Знаю. Эти данные тоже создал я.

Доктор сидит на откидной койке напротив.

– Мне сорок пять лет, мистер Воорман. Как вы объясните мои воспоминания о прошлой весне или о детстве?

– Я создал ваши воспоминания вместе с вами.

– Значит, все в этой вселенной – лишь плод вашего воображения?

– Совершенно верно. Вы, эта тюрьма, крыжовник, туманность Конская Голова.

Полонски заканчивает писать предложение.

– Вероятно, было ужасно много работы.

– Больше, чем ваш хилый гиппокамп – не в обиду вам будь сказано – может представить. Приходится думать над каждым атомом, иначе – бах!– все пойдет псу под хвост. «Солипсист» пишется с одним «л», доктор.

Полонски хмурится и перекладывает свой блокнот. Воорман вздыхает.

– Я знаю, что вы скептик, доктор. Я вас таким создал. Могу я предложить объективный эксперимент, чтобы подтвердить свои притязания?

– Что вы имеете в виду?

– Бельгию.

– Бельгию?

– Спорим, даже бельгийцы не заметят ее отсутствия?

Мой отец не отвечает. Он сидит, склонив голову. У него очень густые волосы – можно не бояться, что к старости я облысею. События разворачиваются таинственным, захватывающим и непредсказуемым образом. Я могу в любой момент заявить о своем присутствии и выставить Акико Като лживой гадиной, но я хочу еще ненадолго сохранить преимущество, чтобы получше вооружиться перед предстоящей схваткой. У Акико Като звонит мобильный. Она достает его из сумочки, бросает: «Перезвоню позже, я занята» – и кладет назад.

– Конгрессмен, выборы через четыре недели. Ваше лицо будет расклеено по всему Токио. Вы будете каждый день выступать по телевизору. Сейчас не время что-то скрывать.

– Если бы я мог встретиться со своим сыном…

– Если он узнает, кто вы, вы обречены.

– У каждого есть хоть капля благоразумия.

– На нем столько же преступлений – тяжкие телесные повреждения, кража со взломом, наркотики,– сколько меховых вещей в шкафу у вашей жены. У него крайне тяжелая стадия кокаиновой зависимости. Представьте, что сделает оппозиция. «Незаконнорожденный сын министра стал преступником и клянется убить его!» Мой отец вздыхает в мерцающей темноте.

– Что вы предлагаете?

– Ликвидировать эту проблему, пока она не стала причиной вашей политической смерти.

Мой отец чуть поворачивается к ней.

– Разумеется, вы не имеете в виду насильственные меры?

Акико Като осторожно подбирает слова.

– Я предвидела, что такой день настанет. Все подготовлено. В этом городе несчастные случаи не редкость, а я знаю людей, которые знают людей, которые помогают несчастным случаям происходить скорее раньше, чем позже.

Жду, что ответит мой отец.

Чета Полонски живет в квартире на четвертом этаже старинного дома с двориком и воротами. Они уже несколько месяцев не ели и не высыпались как следует. В полумраке подрагивает слабый огонек камина. За окном с грохотом проходит танковая колонна. Миссис Полонски режет тупым ножом черствый хлеб и наливает в тарелки пустой суп.

– Тебя тревожит этот заключенный, Бурмен?

– Воорман. Да, тревожит.

– Несправедливо заставлять тебя выполнять работу судьи.

– Неважно. В этом городе тюрьма мало чем отличается от сумасшедшего дома.

Ложкой он вылавливает из супа хвостик морковки.

– Тогда в чем же дело?

– Раб он или хозяин своего воображения? Он поклялся, что к пяти вечера Бельгия исчезнет с лица земли.

– Бельгия – это другой заключенный?

– Полонски жует.

– Бельгия.

– Новый сорт сыра?

– Бельгия. Страна. Между Францией и Голландией. Бельгия.

Миссис Полонски недоверчиво качает головой.

Ее муж улыбается, чтобы скрыть раздражение.

– Бель-ги-я.

– Ты шутишь, дорогой?

– Ты же знаешь, я никогда не шучу, когда говорю о своих пациентах.

– «Бельгия». Может, какое-нибудь графство или деревня в Люксембурге?

– Принеси атлас!

Доктор открывает карту Европы и каменеет лицом. Между Францией и Голландией находится нечто под названием Валлонская лагуна. Как громом пораженный, Полонски вглядывается в карту.

– Не может быть. Не может быть. Не может быть.

– Я отказываюсь верить,– настаивает мой отец,– что мой сын способен на убийство. Возможно, разговаривая с вами, он потерял самообладание, и вы по-своему перетолковали его слова. Все это – ваше воображение.

– Я адвокат,– отвечает Акико Като,– мне платят не за воображение.

– Если бы я мог встретиться со своим сыном и объяснить ему…

– Сколько раз вам повторять, министр? Он убьет вас.

– Так я должен санкционировать его смерть?

– Вы любите свою настоящую семью?

– Что за вопрос?

– Тогда вам должны быть очевидны шаги, которые нужно предпринять для ее защиты.

Мой отец качает головой.

– Это форменное безумие! – Он проводит рукой по волосам.– Могу я спросить вас прямо?

– Вы хозяин,– отвечает Акико Като хозяйским тоном.

– Является ли наш договор о сохранении секретности серьезной статьей в ваших доходах?

Чувство оскорбленного достоинства придает голосу Акико Като стальную твердость:

– Я возмущена подобным предположением.

– Вы должны признать…

– Я так возмущена подобным предположением, что удваиваю цену молчания.

Мой отец почти кричит:

– Не забывайте, кто я, госпожа Като!

– Я помню, кто вы, министр. Вы человек, который может потерять свою власть.

Время пришло. Я поднимаюсь во весь рост в двух рядах от своего отца и этой гадюки, которая им манипулирует.

– Извините.

Они оборачиваются – виновато, удивленно, встревоженно.

– В чем дело? – шипит Акико Като.

Я перевожу взгляд с нее на своего отца и обратно. Никто из них меня не узнаёт.

– Какого черта?

Я сглатываю.

– Это просто. Я знаю, как зовут вас, и когда-то давно вы знали, как зовут меня: Эйдзи Миякэ. Да, тот самый Эйдзи Миякэ. Правда. Прошло много лет…

За окном камеры Воормана клыками свешиваются сосульки. Веки Воормана очень, очень медленно поднимается. В небе гудят бомбардировщики.

– Доброе утро, доктор. Фигурирует ли Бельгия в ваших сегодняшних заметках?

Надзиратель с электрическим стрекалом в руке захлопывает дверь. Полонски притворяется, что не слышит. Под глазами у него темные круги.