Теренс Уайт - Король Артур (сборник) Страница 8

Мерлин взял Варта за руку и добрым голосом сказал:

— Ты юн и не понимаешь этих вещей. Но ты еще обнаружишь, что совы — самые вежливые, прямодушные и преданные из живых существ. С ними нельзя быть фамильярным, грубым или вульгарным, также нельзя их высмеивать. Их прародительница — Афина, богиня мудрости, и хоть они часто с охотой разыгрывают шута, чтобы тебя позабавить, такое поведение — прерогатива истинно мудрых. Прозвище Арчи для такой птицы попросту невозможно.

— Прости меня, Архимед, — сказал Варт,

— И ты прости меня, мальчик, — откликнулся Архимед. — Я мог бы понять, что речи твои от незнания, и ныне горько раскаиваюсь в мелочности, с какой оскорбился тем, что не подразумевало никаких оскорблений.

Архимед и вправду раскаивался и выглядел столь прежалостно, что Мерлину пришлось напустить на себя вид самый беспечный и переменить разговор.

— Ну что же, — сказал он, — теперь, когда мы покончили с завтраком, я полагаю, самое время отправиться всем троим на поиски обратной дороги к сэру Эктору.

— Минутку, прошу простить, — добавил он, словно бы спохватившись, и, обернувшись к столовым приборам, ткнул в них узловатым пальцем и суровым голосом произнес: — Мыться.

По этому слову вся посуда, ножи и вилки брызнули со стола, скатерть вытряхнула крошки в окно, а салфетки сами собой сложились. Все поскакали по лестнице вниз — туда, где Мерлин оставил бадью, и понеслись оттуда такие вопли и гам, словно ораву детей отпустили из школы. Мерлин подошел к двери и крикнул: «Поосторожней, чтобы никто у меня не разбился». Но голос его совсем заглушили визгливые вопли, плеск и выкрики: «Ой-й-й, холодрыга!», «Я тут долго не выдержу», «Полегче, ты же меня разобьешь» или «Пошли, утопим заварочный чайник».

— И вы действительно проводите меня до самого дома? — спросил Варт, с трудом веривший в хорошие новости.

— Почему бы и нет? Как еще я смогу стать твоим наставником?

Тут глаза Варта принялись округляться и округлялись, пока не стали почти такими же, как у Архимеда, сидевшего у него на плече, а лицо принялось краснеть и краснеть, дыхание же остановилось и, кажется, собралось в комок ниже сердца.

— Ну! — выкрикнул он, и глаза его засияли от возбуждения, вызванного этим открытием. — Так это я, значит, на Поиски ходил!

4

Рассказывать Варт начал, еще не пройдя половины подъемного моста.

— Смотрите, кого я привел, — сказал он. — Смотрите! Я ходил на Поиски! Три стрелы в меня выпустили. Черные с желтыми полосами. Птицу зовут Архимед. Я видел Короля Пеллинора. Это мой наставник, Мерлин. Ради него я и отправился на Поиски. Он гнал Искомого Зверя. Это я про Короля Пеллинора. В лесу было жутко. А Мерлин заставил тарелки помыться. Привет, Хоб. Смотри, мы принесли Простака.

Хоб лишь посмотрел на Варта, но с такой гордостью, что Варт залился краской. Так приятно было опять вернуться домой, к друзьям, свершив все, что хотел совершить.

Хриплым голосом Хоб произнес:

— Ах, мастер, мы еще сделаем из вас соколятника. Он потянулся к Простаку, словно не в силах был долее удерживать руки, впрочем, успев погладить и Варта, приласкав их обоих, потому что не мог разобрать, кого из них ему приятнее видеть. Простака он усадил к себе на кулак с тем же чувством, с каким калека снова прилаживает потерянную было привычную деревянную ногу.

— Это Мерлин его поймал, — сказал Варт. — Когда мы шли домой, он послал на поиски Архимеда. А Архимед вернулся и говорит, что нашел, и что он убил голубя и теперь его ест. Тут мы пошли и спугнули его. Потом Мерлин воткнул вокруг голубя шесть перьев из его собственного хвоста, а вокруг перьев сделал петлю из длинной веревки. Один конец он привязал к палке, торчавшей в земле, а с другим мы спрятались за куст. Он сказал, что не станет использовать магию. Сказал, что в Высоких Искусствах магией пользоваться нельзя, ну, как нечестно создавать великую статую с помощью волшебства. Понимаете, ее полагается резцом высекать. Потом Простак спустился, чтобы прикончить голубя, а мы потянули веревку, и петля скользнула по перьям и поймала его за лапки. Ох и разозлился же он! Но мы ему дали голубя.

Хоб почтительно поклонился Мерлину, и тот столь же вежливо ответил ему. Они с важным расположением осмотрели друг друга, признав один в другом мастера своего цеха. Когда им удастся остаться наедине, они еще смогут наговориться об искусстве соколиной охоты, хоть Хоб от природы человек молчаливый. Пока же им должно ждать, когда наступит их время.

— О, Кэй, — крикнул Варт, как только тот появился вместе с няней и прочими, кто радостно спешил его поприветствовать. — Смотри, я привел нам наставника, это волшебник. У него есть горшочек с горчицей, который умеет ходить.

— Я рад, что ты возвратился, — сказал Кэй.

— Вот горе, да где же вы спали, мастер Арт? — воскликнула няня. — Посмотрите, ваш чистый дублет весь в грязи, весь изорван. Ну и напугали ж вы нас, я прямо не знаю. И в волосах, посмотрите, сплошные сучки. Ах вы мой озорной, беспризорный ягненочек.

Прибежал, громыхая надетыми задом наперед наголенниками, сэр Эктор и расцеловал Арта в обе щеки.

— Ну-ну-ну, — растроганно воскликнул он. — Вот мы и дома, а? Черт знает, каких мы делов понаделали, а? Весь дом кверху дном поставили.

Но втайне он испытывал гордость за то, что Варт остался с ястребом, и испытал еще большую, увидев, что ястреб пойман, ибо все это время Хоб держал птицу на воздетой руке, так, чтобы все ее видели.

— Ах, сэр, — сказал Варт, — а ведь я выходил на поиски, о которых вы говорили, на поиски наставника, и вот я его нашел. Пожалуйста, вот он, этот джентльмен, а прозвание его — Мерлин. У него тут с собой барсуки и ежи, и мышь, и муравьи и всякие твари на том белом ослике, потому что мы не могли оставить их там голодать. Он великий волшебник и умеет доставать всякие вещи прямо из воздуха.

— Ах маг и волшебник, — сказал сэр Эктор, надевая очки и внимательно оглядывая Мерлина. — Надеюсь, магия белая?

— Несомненно, — ответил Мерлин, терпеливо стоявший в толпе, сложив на некромантической мантии руки, Архимед же, меж тем, вытянувшись и застыв, восседал на его голове.

— Вообще-то неплохо бы рекомендации посмотреть, — произнес сэр Эктор с сомнением. — Такой уж порядок.

— Рекомендации, — сказал Мерлин, простирая руку.

Мгновенно в руке его появилось несколько тяжелых таблет за подписью Аристотеля, пергамент, подписанный Гекатой, и пара машинописных страниц (вторые копии) с росчерком так и не сумевшего припомнить, откуда он знает Мерлина, ректора Тринити-колледжа. Все они характеризовали Мерлина наилучшим образом.

— Из рукава достал, — проницательно заметил сэр Эктор. — А еще что-нибудь вы умеете?

— Дерево, — сказал Мерлин. И посреди двора тут же выросла огромная шелковица с сочными синими ягодами, готовыми со стуком осыпаться наземь. Это было тем более замечательно, что шелковицы приобрели популярность только во времена Кромвеля.

— Эти штуки проделывают при помощи зеркал, — сказал сэр Эктор.

— Снег, — откликнулся Мерлин. — И зонт, — поспешно добавил он.

И не успели они оглянуться, как медяное летнее небо побронзовело, похолодело, снизилось, и пребольшущие хлопья снега, каких сроду никто не видел, медленно поплыли над ними, опускаясь на крепостные зубцы. Никто еще и не ахнул, а снега навалило уже на вершок, и всех зазнобило на зимнем ветру. Нос сэра Эктора посинел, с кончика его свисала сосулька, и у всех, кроме Мерлина, на плечах образовались пласты снега. Мерлин стоял в середине толпы, подняв зонт повыше, чтобы прикрыть и Архимеда.

— А это все гипнотизм, — объяснил сэр Эктор, стуча зубами. — Как у тех проходимцев из Индий.

— Однако, будет, — добавил он торопливо, — этого более чем достаточно. Я уверен, что из вас выйдет отличный наставник, чтобы учить этих мальчиков.

Снег немедленно прекратился, и показалось солнце.

— Достаточно, чтобы наградить воспалением легких, — промолвила няня, — или запугать податливых слуг.

Мерлин меж тем сложил и отдал обратно в воздух зонт, и воздух зонт принял.

— Нет, вы только представьте, мальчик в одиночку управился с такими поисками, — воскликнул сэр Эктор. — Ну-ну-ну! Чудеса да и только!

— Тоже мне поиски, — сказал Кэй. — Он просто пошел за ястребом, вот и все.

— И он добыл ястреба, мастер Кэй, — неодобрительно молвил Хоб.

— Да ладно, — сказал Кэй, — готов поспорить, что это не он, а старик.

— Кэй, — молвил Мерлин, чей облик внезапно стал грозным, — во все дни свои глаголаешь ты, исполнясь гордыни купно с злоречием, а того ради и злосчастья. И все твои горести изойдут из твоих собственных уст.

При этих словах всем стало не по себе, а Кэй, вместо того чтобы по обыкновению прогневаться, свесил главу. В сущности он был человек далеко не противный, напротив — умный, живой, гордый, страстный и властолюбивый. Он был из тех людей, что не становятся ни водимыми, ни водительствующими, но остаются лишь при честолюбивом сердце, нетерпеливо бьющемся в темнице непреуспевшего тела. Мерлин тут же и устыдился сказанной резкости. Чтобы поправить впечатление, он вынул из воздуха серебряный охотничий ножичек и протянул его Кэю. Шишак на рукояти был сделан из черепа горностая, проваренного в масле и отполированного под стать слоновой кости, и Кэю ножик полюбился.