Александр Иванченко - Монограмма Страница 8

Из записей Лиды. Это послеболезненное благостное состояние, ночь перед светом, смерть перед выздоровлением. Отчего эти благость и свет? Силы зла иссякают, иссякает тело, и вместе с ним иссякает зло. Так может быть, смерть, избывание тела — это уход от зла, добро? Выздоровление от жизни — не смерть, а лучшая и единственная жизнь?

МЕДИТАЦИЯ ЛИДЫ: КАЯГАТАСАТИ. Как и предыдущая медитация, это упражнение, медитация на теле («кая» — «тело»), рекомендуется людям чувственного темперамента и служит превосходным средством для умиротворения страстей. В Каягатасати, на примере собственного тела, медитирующий мысленно рассматривает 32 части физического организма сверху донизу и снизу доверху, от макушки головы и до кончиков пальцев ног и обратно — тело как имеющее своей основой скелет, как нечто заключенное в кожу и ограниченное ею, полное крови, мяса, жира и различных нечистот. Медитирующий размышляет: «В этом теле имеются волосы головы, волосы тела, ногти, зубы, кожа; мускулы, сухожилия, кости, костный мозг, почки; сердце, печень, плевра, селезенка, легкие; кишечник, брыжейка, желудок, экскременты, мозг; желчь, пищеварительные соки, гной, кровь, лимфа, жир; слезы, пот, слюна, слизь, синовиальная жидкость, моча».

Как если бы двугорлый сосуд, полный различных злаков — риса, пшеницы, ячменя, бобов, гороха, сезама и т. п., — был внезапно разбит и содержимое его вдруг ясно предстало глазу и зрящий бы размышлял: «Это — рис, это — пшеница, это — ячмень» и т. д., точно так же и йогин созерцает собственное тело от макушки головы до пальцев ног и обратно как нечто заключенное в кожу, имеющее своей основой скелет и полное различных нечистот, и размышляет: «Это — волосы головы, это — волосы тела, это — ногти, это зубы» и т. д.

Ученик детально и беспристрастно исследует содержимое своего физического организма, проникая в каждую пору, каждый атом своего тела, не оставляя незамеченной ни одной клетки, ни одной частицы, и убеждается, что в нем нет ничего безупречно чистого в смысле чистоты жемчуга, или золота, или янтаря, или шафрана, но, напротив, все крайне отвратительно и неприглядно.

Рассматривается цвет, форма, местоположение, важность, а также размер и запах того или иного органа, составляющей или части тела, его или ее функция, необходимость в общей системе организма и т. п. Йогин распределяет все 32 составляющие человеческого тела в шести группах, по пять или шесть в каждой, и медитирует на каждой группе в прямом и обратном порядке, присовокупляя к предыдущей группу за группой. То есть:

1) Волосы головы — кожа; кожа — волосы головы.

2) Мускулы — почки; почки — волосы головы.

3) Сердце — легкие; легкие — волосы головы и т. д.

Медитирующий повторяет всю формулу в прямом и обратном порядке, приговаривая: «Патикула! Патикула!» («Отвратительно! Отвратительно!») — повторяет десятки, сотни, тысячи, может быть, даже сотни тысяч раз, и его разум перестает блуждать, и тело наполняется миром. Посредством многократного повторения каждый орган или часть тела кристаллизуются в сознании медитирующего в отчетливый образ, и концентрация активизирует, приводит в норму работу органа.

Йогин повторяет формулу не только устно, но и ментально, поскольку одно устное повторение недостаточно для адекватного осознания объекта медитации. Ментальная же рецитация помогает ученику осознать всю нечистоту и отвратительность предмета его медитации, поскольку совершается в тишине разума и при молчании чувств — и так помогает укоренить в сознании непривязанность к телу.

В своем созерцании йогин определяет цвет, форму, местоположение и т. п. того или иного органа или части тела, причем сначала последовательно рассматриваются все органы и части только со стороны цвета, затем со стороны формы, размера, важности, местоположения и т. д. Например, всесторонне рассматривается неприятность запаха волос — запах нечистых и не смазанных ароматизирующими средствами волос отвратителен. Еще более отвратителен запах волос, брошенных в огонь, и т. п. При рассмотрении формы йогин обращает внимание на длину, толщину, степень деформации и т. п. волоса, при рассмотрении цвета волос — их настоящую или будущую седину. «Отвратительна седина старухи! Отвратительна — старика!» — размышляет медитирующий и знает, что и его не минует эта участь.

В результате этой медитации все 32 составляющие тела представляются сознанию медитирующего одновременно — как венок, как гирлянда из 32 различных цветов, навитых на один стебель, как череда разноцветных четок, нанизанных на бечеву. Когда ученик достигает этого, все существа — люди, животные, птицы — прекращают казаться ему существами, то есть чем-то действительно существующим, заключенным в индивидуальную форму и обладающим индивидуацией; но всякое существо начинает представляться ему теперь в своем истинном свете, то есть простым нагромождением частей и форм, лишенных индивидуальности и души. Он разрушает в себе чувство привязанности как к своему, так и к чужому телу, уничтожает в себе чувство отдельности и приобретает истинный взгляд на существование. Ибо тело становится препятствием и узами, когда оно рассматривается как инструмент наслаждения, а так оно рассматривается каждым, кто не понимает его истинной природы. Введенный в заблуждение иллюзорной красотой физического тела, человек отождествляет себя с телом и так жаждет тел других существ; добыча и жертва собственного тела, он становится добычей и жертвой тел других существ. Вожделение, эгоизм, чувство отдельности и вслед за ними страдание идут рядом. Рупа-рага, привязанность (страсть) к чувственным удовольствиям, или привязанность к области формы (рупа-лока), как таковой вызывается именно непониманием подлинной природы физического тела. Поэтому тот, кто стремится остановить Колесо сансары (круга перерождений и смертей), должен освободиться от уз не только грубого тела, но также от рабского подчинения всякому чувству отдельности и всем ложным представлениям о «я», «эго» и «душе». Возможность этого возникает только тогда, когда йогин исследует в своей медитации все компоненты собственного тела — но не как ученый или патологоанатом, а как мыслитель и бесстрастный созерцатель мимоидущей жизни, рассматривающий и свое тело как призрак, фантом, вещество и субстанцию сна.

Медитирующий на теле побеждает чувство неудовлетворенности, страх и тревогу, желание чувственного наслаждения и всякое стремление к форме. Он легко переносит жар и холод, всякую боль и страдание, которые угрожают его жизни. Безопорный, он становится опорой и надеждой существ, и существа находят в нем пристанище. Глубоко внедренное в сознание отвращение к собственному и чужому телу служит превосходной защитой против различных домогательств со стороны других тел, а также искусств, прессы, телевидения, сцены, литературы.

Из записей Лиды. Всякое материальное достижение сопровождается утратой духовного; всякое духовное завоевание сопровождается потерей материального; нет поэтому более радостного и счастливого пути, как, по крохам избывая свое тело, приближаться к Истине.

Лида свой укромный уголок в библиотеке зорко оберегала, берегла, чтобы никто туда не мог проникнуть, даже в ее отсутствие. Она воздвигла перед ним несколько, как она их называла, «линий обороны», обнесла его многократно поясами защиты — различными цитатами, альбомами, нотами, выкладками, так что идущий к ней, как бы ни был уверен его шаг, вдруг внутренне спотыкался, спохватывался, поворачивал назад и обращался в бегство. Столкнувшись с невидимой стеной, он вдруг задумывался, будто бы что-то неотложное вспоминал, и возвращался, не замечая, что он так никогда и не добирался дальше того места, где он уже однажды споткнулся, не продвигается дальше уже освоенного им пространства ни на шаг. Если, конечно, он не преодолевал своего внутреннего, уже освоенного опыта, не разрушал некоего духовного стереотипа, который является преградой новому опыту, новому движению.

Так, первую линию обороны обычно составляло (экспозиции первых двух поясов защиты часто менялись) что-нибудь незамысловатое, зато очевидное, броское: прислонясь к стеллажу, отдыхал огромный складень триптиха Павла Корина (Невский с его неподъемным мечом), или шагающий по головам большевик Кустодиева с устрашающе красным флагом, или красный конь Водкина, или передвижники, или кто-нибудь из новейших академиков. За этот первый рубеж легко, без заминки, проникали, без труда преодолевали это мнимоэстетическое пространство, не чувствуя никакого сопротивления ему со стороны своего каждодневного опыта.

Во второй линии обороны — кто-нибудь из прерафаэлитов (Россети, Моррис, Берн-Джонс), все мировые, не слишком примелькавшиеся шедевры или офорты Гойи, Брейгель, Босх, тонкая японская графика.