Александр Смоленский - Восстание вассала Страница 8

Выходит, этот приятный на вид начальник, являющийся на встречи с ним исключительно в штатском, представляет некую силу, которая не очень-то симпатизирует тому человеку, который лишил его свободы на долгие годы. Тогда кого же они видят в Денисе Данисте? Узника совести? Знамя демократии? Или всего лишь толстый кошелек, который может понадобиться в политической борьбе?

Любое из данных обстоятельств заключенного 1313 устраивало. Правда, с одной оговоркой, о которой он уже заявил Удалову. Сначала попытка условно-досрочного освобождения, а потом как бог на душу положит.

– Итак, – как бы подводя итог, веско объявил начальник колонии. – Во-первых, я переведу тебя в хорошо отапливаемую камеру на двоих с приличным по нашим меркам зэком. Во-вторых, освобожу от тяжелой работы и обеспечу приличным питанием, разумеется, в разумных пределах. Я же знаю, что тебе даже не разрешали принимать от родной мамочки передачу с её фирменными домашними пирожками. А вдруг в них, мол, запрещенная записка? В-третьих, ты получишь возможность общаться с «большой землёй», в смысле, с нужными тебе, да и нам, теперь уж, людьми. В-четвёртых, не исключаю и общества женщин, что в условиях зоны, согласись, немаловажный фактор…

– Только не это, Дмитрий Владимирович. – Заключенный впервые назвал начальника колонии по имени-отчеству. – Только не это. И вообще, я что-то очень сомневаюсь, что всё в ваших силах, – неожиданно упавшим голосом закончил фразу Данист.

– Тут ты, Денис, прав, – почесав затылок, согласился Удалов. – Реализовать всё это силами вертухаев я один действительно не смогу. Но, видишь ли, опять-таки повторюсь, Папа может в одночасье снять все проблемы. Это очень авторитетный человек. Не загреми он много лет назад на нары, наверняка заседал бы сейчас в Госдуме. Там таких и ныне хренова туча! Хотя, беру слова обратно, – таких там нет. Папа круче. Если разве только главный клоун страны. Без таких людей ни одну колонию в руках не удержишь. Такой беспредел начнется… Мама дорогая…

«Нет, определенно, мир сошел с ума! – с горечью подумал Данист. – Неужели в каждой щели те же цели?!»

– Так что, пока суд да дело, Денис Борисович, советую встретиться с Папой. Хуже не будет. Я сообщу, когда.

5

Отставной майор службы внешней разведки Андронов тупо смотрел в экран телевизора. Стол маленькой кухоньки был украшен нехитрой закуской, венчала изысканный натюрморт почти пустая бутылка водки. Заветренная селедка с почерневшей вареной картофелиной, пучок зеленого молодого лука и остатки борща, который Николай не стал даже разогревать.

Если учесть, что старенькие ходики показывали лишь начало седьмого утра, со стороны все выглядело странновато.

Любой собутыльник, знававший Андронова раньше, мог бы поклясться на библии, на конституции, словом, на чем угодно, что в былые годы в одиночку тот никогда не употреблял. Не говоря уже о столь раннем часе. Выстроенный за долгие годы службы распорядок позволял «пригубить» не раньше обеда, и то если была важная встреча.

Где теперь эти годы? Где эти встречи? «Куда-куда вы улетели, благие дни, лихие дни?» – неожиданно для самого себя пропел он, но не успел закончить куплет. Внимание Андронова привлек голос диктора новостей. Точнее, он успел уловить лишь пару фраз, которые бывшему разведчику мгновенно стали ясны и без предисловия.

– …Суд отказал защите бывшего олигарха Дениса Даниста в условно-досрочном освобождении. В течение десяти дней…

Дальше и так было ясно.

– У, гнида, – пробормотал Андронов под нос, – задушил бы собственными руками. Еще наглости хватило просить, чтоб освободили. Народ каждый рубль считает, а он только на адвокатов миллионы тратит.

Он взыскательно огляделся и уже хотел было налить еще рюмку. Но вместо этого со всей силы опустил кулак на столешницу.

– Ты чего тут разбуянился? – На кухню прибежала маленькая, миловидная, но жутко растрепанная, в одной «ночнушке» майорская жена. – Давно милицию не вызывала? До чего ты дожил, Николай, с раннего утра пьешь…

– Я с утра не пью, мать твою, я с вечера пью. Сколько со мной живешь, а привычек не знаешь? – укоризненно стал выговаривать супруг. – Посмотри, на кого ты похожа? Терпеть не могу, когда по дому ходят в нижнем белье. Взгляни на меня, еще семи нет, а я в белой сорочке, застегнут на все пуговицы…

– А сорочки кто тебе стирает? – устало спросила жена, понимая всю бесполезность кухонного диалога.

– Так я тебе за это зарплату приношу, – неуверенно сказал Андронов, вступая на скользкую территорию.

– Когда это было? Пенсию даже всю пропиваешь, а мне выйти на улицу не в чем… Совсем поизносилась.

– Вот-вот, – мигом подхватил Николай, – и я о том же. А другие полстраны обворовали, даже в тюряге умудряются жировать. Поделом ему, что не выпустили.

– О ком ты, Коленька? Еще белой горячки мне не хватало, – испугалась жена.

– О ком, о ком?! Недалекая ты у меня женщина. О таком олигархе Данисте слышала?

– Кто же о нем не слышал, родненький ты мой. Вот такого бы мужа иметь, хотя с виду и неказистый.

На какое-то мгновение Андронов подтянулся, приосанился.

– Так у него все добро награбленное. Ты хотя бы это понимаешь, дурр-р-ра? – Это слово Николай всегда произносил на особый манер. Раскатисто и зло. – И еще имеет нахальство требовать досрочного освобождения. Задушил бы своими руками, гаденыша…

Он налил рюмку и опрокинул внутрь себя.

Эльзу передернуло, словно водку выпила она сама.

– Откуда же в тебе столько злости, Коленька?

– Сама знаешь, откуда, – неожиданно совершенно трезвым голосом ответил Андронов, обхватив голову руками. – От жизни этой скотской. Как начали Контору разваливать, так все и пошло-поехало.

Эльза лишь покачала головой. В этом она с мужем была полностью согласна. Именно тогда кончилась их заграница, рухнула вся сытая, обеспеченная жизнь.

– Ты бы пошел поспать, Коленька. И я бы с тобой чуточку доспала, – нежно сказала она.

Николай, наконец, сообразил, что его Эльзочка давно с ним не живет. Видение кончилось. Бросила, как собаку, стерва. Может, и вправду горячка? Он с тоской вспомнил Эльзу в студенческие годы, когда они только-только поженились. Изумительного цвета глаза. А какая роскошная белая грудь… Девочка что надо! Зачем он так часто обижал ее? Почему заставлял беспрестанно делать аборты, считая, что появление ребенка в семье плохо скажется на его карьере? Чего он вообще тогда добивался? И чего добился? Одиночества?!

– Кто рано встаёт, тому бог даёт! – неожиданно громко сказал он и в тоске взглянул на пустую бутылку.

Правая нога опять непроизвольно судорожно задергалась. Верный признак того, что надо еще хотя бы стопарик принять на грудь. Иначе тряску никак не унять.

Черт побери, а ведь в доме ни капли спиртного. Да и в кармане пусто! До очередной пенсии далеко, как до Владивостока. Опять придется бутылки сдавать. Этого Андронов терпеть не мог, но деваться некуда.

Он скосил взгляд в угол кухни, куда обычно складировались пустые бутылки, но не увидел ни одной. Неужели и их уже пустил в расход?

Внутри будто что-то оборвалось. Слава богу, не совсем. Николай вспомнил, что стеклотару уже давно ставит под раковину, чтобы перед глазами не маячила. Так копится лучше.

– Молодец, – успокоил себя Николай. – Есть она, память. Есть!

Первым делом он посмотрел на ходики. Что-то в них не понравилось, и он высунулся в коридор, где висели электронные часы с календарем. Зеленые циферки на черной панели исправно высвечивали время и дату – 07:10. 06.08.2008.

Еще пятьдесят минут ждать, пока откроется точка приема посуды.

Майор уже приготовился смиренно ждать. Но в это мгновение в голове что-то словно щелкнуло.

Елки-палки, так ведь сегодня же встреча ветеранов! Так, так, так!..

Как ни крути, несмотря на свое нынешнее жалкое существование, в нем еще оставался тот самый профессиональный дух и офицерская гордость, что нередко удерживали от окончательного погружения на самое дно.

Как он мог забыть такое?! Вновь соберутся ребята! Посидят, потреплются. Какое право он имеет не явиться на традиционный сбор?! Нет, пропустить встречу невозможно.

По давно заведенной привычке он нашел силы собраться и стал приводить себя в порядок. Энергично размахивая на ходу руками, вроде как делая разминку, Николай направился в тесный, как тюремный карцер, совмещенный санузел. Именно здесь он почему-то вновь вспомнил об олигархе, которого не отпустили на свободу. Небось на Рублевке у гада хоромы, мраморные полы с подогревом, хрустальная люстра в сортире. Может, даже золотой унитаз. Так что поделом! Что у него с этим кровопийцей может быть общего? Разве что одинаково задницу подтирают!

Николай почувствовал, как в нем вновь закипает злость, причем не только на злополучного Даниста, но и на весь белый свет…

Ведь это же ужас, как он живет! Двухкомнатная халупа с потрескавшимися стенами и потолком – это всё, что осталось у отставного майора КГБ за заслуги перед отечеством. Как так можно жить?! Жены нет. Денег нет. Работы нет. И водки тоже нет, – констатировал он.