Джонатан Кэрролл - Поцеловать осиное гнездо Страница 8

– Но ты ее не знал?

– По-настоящему не знал. Иногда я видел, как она проезжает на машине или идет по улице. Но после всех фантастических историй она казалась мне такой необыкновенной, что я только иногда отваживался на нее взглянуть, да и то через секунду отводил взгляд. Это как смотреть на солнце – если смотришь слишком долго, заболят глаза.

– Не поверю, что ты не выяснял, как она умерла.

Я выдержал драматическую паузу, после чего торжественно произнес:

– Этим, золотко мое, я и собираюсь заняться.

Она ахнула:

– Что ты хочешь сказать?

Для полного эффекта я решил разыграть сцену до конца – тем более в присутствии любимой публики. Я подошел к шкафу и достал фотографию из школьного ежегодника тех лет, когда Паулина училась в старших классах. Я взял его в школьной библиотеке, переснял ее фотографию и увеличил. Подойдя к Касс, я прислонил фотографию к кофейной кружке прямо перед ней.

– Паулина Острова.

Касс взяла увеличенный портрет и долго рассматривала, прежде чем заговорить. Я наблюдал за ней, пытаясь понять, о чем она думает. Она рассматривала портрет с непроницаемым лицом – как обычно, пока не соберется с мыслями. Я достаточно хорошо знал свою дочь и знал, что она не любит высказывать суждения, пока хорошенько не подготовится.

– Она была высокая или низенькая?

– Скорее высокая, насколько я помню.

– Где ты достал фотографию?

– Это ее портрет в старших классах. Из старого ежегодника.

Она покачала головой.

– У нее такое маленькое лицо! И зубы мелкие и ровные. На этой фотографии она первая ученица, такая умница, а не хулиганка. Хотела бы я увидеть какие-нибудь другие. У тебя нет?

– Пока нет, но попробую где-нибудь найти.

Касс снова посмотрела на фото.

– Она такая милая... Ну разве такая может умереть?

В тот вечер я проводил ее на вокзал. Пока мы дожидались поезда, Кассандра рассказала мне историю, которая пристала к моей памяти, как жевательная резинка к подошве.

Мать одной ее подруги работала стюардессой. Однажды она ехала на автобусе из Лондона в аэропорт и попала в страшную пробку. Видимо, она была симпатичной. Всю поездку она строила глазки красивому хорошо одетому парню, сидевшему напротив. Все это время он к тому же говорил по мобильному телефону, и из услышанного она заключила, что он собирается провернуть колоссальную сделку. Женщина уже опаздывала, а автобус не двигался. На ее рейс уже заканчивалась посадка, и она поняла, что не успеет. В отчаянии она спросила у симпатичного парня, не одолжит ли он ей телефон, чтобы позвонить начальству и сказать, что опаздывает. Парень еще минуту что-то бормотал в трубку, а потом робко признался, что рад бы помочь, но телефон не настоящий.

Посадив Касс на поезд до Манхэттена, я сел в машину и уставился на свои руки, сжимавшие руль. От истории с Мистером Телефоном меня бросило в дрожь – уж слишком она походила на мою. Я тоже разгуливал, строя из себя крутого парня, у которого все о'кей, а на самом деле был неудачником с бездарным романом на столе – он начинал ехидно ухмыляться, стоило мне войти в комнату. А что если как писатель я выдохся? Слыхал я немало историй про романистов, которые в один прекрасный день просто иссякали и больше не могли выжать из себя ни капли. Я ощутил прилив вдохновения, вспомнив о Паулине, но что если и эта книга получится пустой и безжизненной? Тогда мне не будет оправдания.

Я забарабанил пальцами по рулю. А что если?.. Сомнений мне в жизни хватило, и я решил, что с ними уже покончено, но пока я просто сидел так в одиночестве приятным воскресным летним вечером, меня осаждали разные «А что если?», роясь вокруг моей бедной головы, как пчелы-убийцы.

На стене висел большой плакат, рекламирующий какой-то новый йогурт: красивая женская рука держит серебряную ложку с аппетитным фиолетовым снежком на кончике. Плакат гласил: «Блаженство всего в ложке от вас!» Взглянув на него, я вдруг вспомнил Ложку, Кассандрину подругу, сделавшую татуировку себе во влагалище. Одна татуировка вызвала в памяти другую, и я полез в карман за бумажником, где лежала стопка визитных карточек. Порывшись, я нашел среди них Вероникину, с изображением татуированного русского уголовника. Несколько секунд я смотрел на нее, размышляя, чем бы мне заняться сегодня вечером, потом взял телефон.

Прежде чем подключился ее автоответчик, раздались четыре гудка. Автоответчики могут многое рассказать о людях. Кассандрина мать произносила: «Сами знаете, что делать», – после чего раздавался сигнал. Самый тупой и скучный человек, какого я знал, на автоответчике ужасно неловко пытался пошутить. Мое кредо таково: если у тебя чего-то не хватает, не стремись записывать это на пленку. Послышался голос Вероники, бодрый и приветливый:

– Привет! Это триста восемь двадцать два тридцать восемь. Оставьте сообщение, и я вам перезвоню.

Я ощутил небольшой приступ досады, что ее не оказалось дома, но решил сказать что-нибудь, чтобы она знала, что я о ней думал.

– Мисс Лейк, это Сэмюэл Байер...

Не успел я договорить, как телефон щелкнул, и послышался ее голос:

– Здравствуйте, мистер Байер.

– Прячетесь за спиной автоответчика?

Она хихикнула.

– Да. Люблю автоответчики. Они как вышибала у дверей: пускают только тех, с кем хочешь поговорить.

– Никогда об этом не думал. Послушайте, у вас наверняка сейчас куча дел...

– Я совершенно не занята. А вы что-нибудь предлагаете?

– Да, почему бы и нет. Я подумал, вы не прочь чего-нибудь выпить? – Я произнес это прежде, чем сам понял, что хотел сказать.

– Мечтаю об этом! Вы неподалеку?

– Нет. Я на вокзале в Коннектикуте. Но могу приехать через час-другой.

– Ого! Вы проедете такой путь, чтобы выпить со мной?

– Приятный вечер. Приятная поездка.

– Здорово! Belle parole поп pascon i gatti.

He знаю, на каком языке она это сказала, но ее произношение было безупречным, и она перешла на него без сучка без задоринки.

– Что это значит?

– Красивыми словами кошек не накормишь. Поступки говорят громче, чем слова. Я обожаю, когда кто-то прям и решителен. Это экономит столько времени! Где и когда мы встретимся, мистер Байер?

«Готорн» – самый приятный бар на Манхэттене. Наливают много, публика сдержанная, ведет себя тихо, там уютно, все как будто специально создано для тебя. Когда я приехал, было уже почти девять. Я прямо с вокзала отправился в город и поэтому даже не переоделся. Для «Готорна» это не имело значения, и для Вероники тоже. Я увидел ее сразу, как только вошел, и на секунду мне стало не по себе оттого, что она была одета почти так же, как я – белая рубашка на пуговицах, летние штаны цвета хаки и кеды. Только кеды у нее были крутые, не чета моим – высокие, до голеней, баскетбольные тапки, мечта молодого уличного бандита из Лос-Анджелеса, в таких пустят на любую гангстерскую сходку. Она была просто восхитительна – ледяная волна волос, длинная шея, а эротичные выпуклости под рубашкой заставляли задуматься, как они выглядят, если рубашку снять...

Увидев меня, она по-детски захлопала в ладоши:

– Мы близнецы!

– Я только что об этом подумал. Кто ваш портной?

Она похлопала по соседнему табурету, приглашая меня сесть:

– Как доехали?

– Быстро и без приключений. По воскресеньям это бывает нелегко, но сегодня, наверное, все решили еще на денек остаться за городом. Что будете пить?

– Чай со льдом.

– Вы не пьете?

– Пью, но не сегодня вечером. Раз встречаюсь с вами, мне нужна ясная голова.

– Почему?

– Потому что вы мой герой. Боюсь сказать какую-нибудь глупость и отпугнуть вас. Не хочу рисковать.

– Вы идеальная спутница, Вероника. Я не успел сесть, а вы уже сказали, что я ваш герой. Мне даже не пришлось ничего рассказывать, чтобы попытаться произвести на вас впечатление.

– Да, но мне просто не терпится услышать ваши рассказы, мистер Байер.

– Сэм.

– Знаете, как часто я мечтала услышать от вас это? Мечтала посидеть с вами в каком-нибудь месте вроде этого, просто так, вдвоем, и услышать, как вы говорите: «Можете называть меня Сэм».

– Вы всегда так... честны?

– Лгать слишком утомительно. Приходится пробовать на вкус каждое слово, прежде чем произнести. Терпеть не могу этого. И без лжи не так-то просто дать другому понять, о чем ты вообще говоришь.

Официант принес мне бокал. Пригубив, я попытался прочесть ее мысли, и мы оба не знали, что сказать дальше.

Она выглядела моложе, чем я ее запомнил, более чувственной и соблазнительной. У меня всегда была дурная привычка путаться с тощими неврастеничными женщинами. Они часто оказывались хорошими любовницами и этим вначале и ловили меня на крючок, но их первоначальная отвязанность в постели позже переходила в отвратительное статическое электричество, и я чувствовал себя громоотводом в грозу. Конечно, некоторые трудности в отношениях возникали и по моей вине, из-за моей неисправной электропроводки и различных смертных грехов. Я был оптимистом и очень любил женщин – и из-за этих свойств неизменно наживал неприятности. Даже теперь, через пять минут после того, как поздоровался с Вероникой Лейк и начал «брачный танец», в душе я уже мчался, как лайнер по взлетно-посадочной полосе перед стартом. Уже подумывая: «Интересно, когда я смогу пригласить ее в Коннектикут?», я хотел узнать о ее прошлом, каких еще авторов она читает, как пахнет ее дыхание. Мне нравились ее честность, прямой взгляд в глаза, ее жесты, как у греческого оратора. Она понравилась мне еще до того, как я ее узнал, но это было очень в моем духе.