Иосиф Гольман - Вера, Надежда, Виктория Страница 8

Толковый он мужик, ничего не скажешь.

Однако последняя темка меня лично напрягла. И напрягла очень.

У моей мамули сейчас с ее фирмой именно такая ситуация.

Ей шьют конкретное дело, которое может – в зависимости от развития – либо стать вчерашним пшиком, либо, не дай бог, реальным сроком.

Все зависит от маминого поведения: умягчать ли карающую длань правосудия зелеными американскими денежками или нет.

И вот здесь кроется самое неприятное: моя мамочка уперлась. А когда она упирается – ее бульдозером не столкнуть.

Конечно, она говорит о том, что сегодня на взятку просто нет денег. Отчасти это правда: даже я почувствовала прелести кризиса. Машина мне была обещана еще два года назад, однако я до сих пор езжу на метро. Но главное – мама реально не хочет платить. Деньги-то найти всегда можно. В крайнем случае – переехать из нашей роскошной хаты во что-нибудь попроще.

Нет, здесь дело не в деньгах – я свою мамулю знаю насквозь. Ее просто тупо переклинило, и она не хочет давать пить свою кровь этим паразитам. А те, в свою очередь, не могут ей этого позволить. Один не даст себя ощипать, потом другой. А там, глядишь, и вся их вертикаль зашаталась.

Я, кстати, не считаю жизнь в нашей стране особо ужасной. В ней вполне можно жить. Только выпендриваться не надо. Это ж не Швеция и даже не Америка. Работаешь здесь – работай по здешним правилам.

А она вот уперлась. Я даже детали из моей скрытной мамани выбила.

Обычное дело.

Некая, не слишком далекая от Москвы область заказывает для своих больниц медицинскую аппаратуру. Компьютерные томографы, системы гемодиализа, экспертные УЗИ и многое другое. На очень приличные деньги – двести пятьдесят миллионов рублей: нефть же не бесплатно за рубеж гонят.

Мама участвует в тендере и имеет все основания его выиграть. Рыночные основания: техника лучше, стоимость меньше, условия послегарантийного обслуживания мягче. Однако парни губернатора, так считает мама, хотели бы оставить заказ у себя. И втюхать своим больницам морально устаревшую технику, причем за гораздо большие деньги. Разница как раз и делает простых российских чиновников микроолигархами. И чем выше чин, тем выше шанс «микро» превратиться в «макро».

В общем, достаточно стандартная ситуация. Даже я, не доктор экономических наук, а всего-навсего читательница газет и научно-популярных журналов, прекрасно понимаю, что это обычная схема.

Я другого не понимаю: что на маму нашло? Она ведь не вчера родилась. Чуть не два десятка лет российского бизнес-опыта. Даже сбегала от чего-то подобного в Америку. Но ведь вернулась! Так зачем шашкой махать?

А здесь становится все горячее и горячее.

Маму несколько раз предупреждали. Ее собственные «защитные силы» честно сознались в слабости. Последнее – обыск в офисе – даже не предупреждение, а начало боевых действий, и эти действия не вызывают у меня никакого оптимизма. Мамуля напоминает мне дикарей, которые на своих пирогах выходили сражаться с британскими канонерками. Что на нее накатило?

– Вика, а можно вас отвлечь? – прорвался сквозь мои раздумья обманчиво мягкий голос препода.

Я подняла глаза.

– Вы с нами или отдельно? – продолжил Береславский.

– С вами, – сказала я. – Хотя и отдельно.

– Поясните, – спокойно попросил он. Надо отдать мужику должное: Береславский всегда давал высказаться и никогда не карал диссидентов.

– Пытаюсь понять, что лучше: дать взятку или сесть ни за что в тюрьму? – неожиданно для самой себя сказала я.

– Хороший вопрос, – и в самом деле задумался наш препод. Теперь у него блестели не только очки, но и вспотевшая лысина. – Я думаю, – наконец сказал он, – в тюрьму по-любому, а тем более если не за что, садиться не надо.

– А если человек уперся и не хочет давать взятку? – уточнила я.

До чего ж у нас прикладная получается лекция! Прямо из гущи российской деловой жизни.

– Значит, нужно искать другие пути, – сказал Береславский. – Другой, нестандартный метод.

Опять он прав. Взятка – точно стандартный метод.

Впрочем, теории меня утешить никак не могли. Меня бы больше утешил практический совет. А еще лучше – практическая помощь. Которую я вряд ли получу даже на самом замечательном учебном семинаре.

Прозвеневший звонок завершил нашу содержательную беседу.

Я побрела к буфету, но на ходу раздумала: есть не хотелось. Мне вдруг стало чудовищно ясно, что мою маму реально могут посадить в тюрьму.

Мою маму!

Пропади он пропадом, этот бизнес!

Я впервые пожалела, что мы все-таки вернулись из Штатов, и вытерла навернувшиеся слезы бумажной салфеткой.

– Виктория, – услышала за спиной.

– Да! – Я уже снова держала себя в руках.

– Я так понимаю, – мягко начал Береславский, – что ваша история не совсем выдуманная. Могу чем-то помочь?

– Не думаю, – честно сказала я.

– Не вызываю доверия или ощущения возможностей? – улыбнулся он.

– Ощущения возможностей, – излишне честно ответила я.

Доверие этот ехидный и наглый препод как раз почему-то вызывал. Он порой ядовито сражался с нами, но никогда не наносил удар из-за угла, прячась за деканат или правила. Например, ставил на экзамене тучи двоек, однако, если кто-то потом действительно хорошо подготовился, легко мог после двойки получить «отлично».

Он жестко, порой излишне жестко, устанавливал дисциплину на занятиях. Однако ни разу ни на кого не написал никаких докладных.

А еще он не брал взяток, никогда и ни в каком виде – многие наши пробовали подкатываться на первых сессиях, и не отпускал сальных шуточек девицам. Хотя, с другой стороны, и не сальной мог достать до печенки.

– Да уж, гарантировать я тебе, кроме конфиденциальности, точно ничего не смогу, – согласился препод. – Но на твоем месте я бы поделился. Ты же ничего не теряешь.

И я поделилась.

Сначала мы час просидели на лавочке в парке. Странно, но мне не было холодно.

Потом он довез меня до метро.

Машина у него стильная, хотя явно не новая.

– Ладно, я подумаю обо всем этом, – на прощание сказал он.

– А зачем вам нужно влезать? – задала наконец я наболевший вопрос. – Это ж не ваш геморрой. Может, вы в меня влюбились?

– Я что, похож на педофила? – поинтересовался профессор. – Кроме того, меня никогда не тянуло к блондинкам с маргинальным лексиконом. Так что незачет, – подытожил он.

– А в чем тогда дело? – Я намерена была довести это интервью до конца.

Он задумался.

– Запах денег, – наконец сказал профессор. – Я ощущаю запах денег.

Это уже было кое-что. Почему-то наш профессор всегда казался мне серьезным субъектом, несмотря на возраст его тачки.

Да и слухи про него ходили разные. Порой – удивляющие.

Я уже сделала шаг от машины, когда услышала заключительную реплику:

– А еще – не люблю, когда девушки плачут. Даже такие брутальные девушки.

Не удержался-таки – насчет брутальных.

Я вошла во вращающиеся двери метро и впервые после наезда на мамину компанию чуть-чуть расслабилась. Может, это и нелогично. Может, даже глупо – я ведь так мало его знаю. Но мне почему-то показалось, что мы с мамулей сегодня обрели неплохого союзника.

Глава 5

Маргаритка

15 ноября 2010 года

Приволжск – Москва – Приволжск

Маргаритке – шесть лет.

Она и в самом деле цветочек.

Нежная белая кожица, сквозь которую проглядывают жилки. Светлые, совсем короткие волосики вокруг худенького лица, на котором выделяются огромные голубые глаза.

Ни дать ни взять – ангелок. Еще бы банты большие, белые или розовые, на головку. Однако в такую прическу банты не вплетешь.

Впрочем, не стоить гневить бога, упрекает саму себя Лена, Маргариткина мама. Совсем недавно головка ее дочери была вовсе без волос, прямо голенькая. Маргаритка стеснялась, даже плакала, если приходилось выходить к незнакомым людям. Бабушка уж и платочки красивые ей надевала, и шапочки.

Но поди объясни ребенку, почему у всех ее подруг есть волосы, а у нее нет.

Однако и тогда Лена старалась не раскисать и не расстраиваться.

Потому что ей вовсе не хотелось бы вернуться еще на один год назад. Тогда и волосы у Маргаритки были роскошные, и дом у Лены был полная чаша. И сама Лена была – все подруги завидовали – мужней женой, модной красоткой, с хорошей работой, с планами на отпуск и с замечательными друзьями.

Друзья, слава богу, остались, хоть и не все.

– Вставай потихоньку, дочурка, – ласково попросила она Маргаритку. – Нам ехать долго, дядя Женя обещал нас пораньше забрать.

– Еще минуточку полежу, – попросила дочка. – А ты меня обними.

Хоть и торопилась Лена, но прилегла к Маргаритке на ее софу, обняла худенькое, еще слабое тельце, мягко прижала к себе.

Какое же это счастье!

Нет, ни за что Лена не захотела бы вернуться на полтора года назад: к достатку, комфорту, любящему мужу.