Маруся Климова - Домик в Буа-Коломб Страница 8

«Сегодня на дороге я встретил Ольгу, она прекрасна, ей двадцать восемь лет, у нее рыжие волосы, собранные сзади в конский хвостик. Мы вместе лежим на траве и греемся на солнце, ее смуглые ягодицы так и хочется укусить, ее груди, как спелые плоды манго. Она не любит животных. Она девственница, у нее нет детей, и, к тому же, никогда не было абортов. Ее тело как персик. Мы обнимаемся и целуемся. Наши тела покрыты потом. Она вырывается и убегает как газель в ванную. Вечером мы идем купаться на Коко-пляж, на озеро. Каждые сто метров мы останавливаемся, и наши языки переплетаются. Потом мы ложимся на траву и я…»

Тут Пьер задумался. Он не знал, что должно было произойти потом. Диалог кожных покровов — эпидермический диалог — вот что ему нравилось больше всего, половой акт казался ему отвратительным, это только животные совокупляются, люди тоже, к сожалению, в основной своей массе фаллократы, и среди них лишь немногие познали подлинную гармонию диалога кожных покровов.

«Главное — это твои чувства, твои пять чувств! Смотри на птиц в небе, они летают, солнце светит, трава зеленая, помидор красный! Радуйся! Не нужно думать! Все привыкли все время думать, это вредно для здоровья, нужно просто смотреть и чувствовать своими органами. Самое главное — это настоящий миг! Мой друг — известный писатель, сегодня я видел его в автобусе, он был в черных очках, потому что он не хочет, чтобы его узнавали на улице, он очень знаменит здесь во Франции. У него башка побрита под ноль. Он недавно был в Индии, там искупался в реке, и теперь у него стало что-то с глазами, он вынужден был согласиться на операцию. Теперь он в черных очках. Он педофил, он стал педофилом с тех пор, как его бросила жена, он ее очень любил, а она ушла к другому. Педофил — это тот, кто любит не только мальчиков, но и девочек»…

Костя вышел на улицу. Уже совсем стемнело, снег больше не шел, однако по-прежнему было довольно холодно. Костя был доволен. Он не сомневался, что с этого момента начнется возрождение России.

«Коты никогда не работают!» И Костя тоже никогда не работал. Конечно, за свою жизнь ему уже пришлось сменить множество профессий: от почтальона до санитара в морге.

Все началось с того, что, закончив Университет на одни «пятерки», он получил распределение на кафедру в Институте АН СССР. Это было лучшее распределение у них на курсе, и все однокурсники искренне завидовали ему. Однако, отправившись однажды утром на работу, он почему-то там больше так никогда и не появился. Почему? Этого так никто никогда и не узнал. Сам Костя ничего внятного по этому поводу сказать не мог — он либо молчал, либо отнекивался, стараясь перевести разговор на другую тему.

Позже он признался Марусе, что просто в тот день была замечательная осенняя погода… Такие дни бывают осенью только в Ленинграде. Светило неяркое, подернутое легкой дымкой солнце, дул свежий ветерок, то и дело срывавший с деревьев красные, желтые, оранжевые и зеленовато-коричневые листья. И подходя к дверям своего Института, Костя вдруг почувствовал, что не должен туда идти, а должен подчиниться этому дуновению ветерка, прикосновение которого он вдруг ощутил с какой-то необыкновенной и пронзительной силой, хотя ветерок был совсем слабый и едва уловимый, ибо это дуновение влекло его куда-то вдаль, вслед за листьями, туда, где скрывалась под мостом делавшая в этом месте поворот река Мойка… После этого Костя надолго исчез из поля зрения его прежних знакомых и друзей.

Несколько лет Костя проработал в библиотеке. Точнее, и там он не работал, а медитировал — в то время Костя жил по дзену. В его обязанности входила актировка книг, ему приносили огромные пачки всевозможной литературы, а он должен был печатать на машинке названия книг и журналов на специальных бланках. Поток литературы не иссякал ни на минуту, и Костя ни на секунду не отвлекался от своего занятия в течение всего рабочего дня. Он считал, что должен относиться со смирением ко всем своим обязанностям, поэтому не отказывался ни от какой работы: помогал при погрузке журналов, покорно возил тележку с книгами. За все время своего пребывания, Костя ни разу не повысил голос, был со всеми предельно вежлив и обходителен, хотя никогда сам ни с кем ни в какие разговоры не вступал.

Была в поведении Кости и некоторая странность: если книгу на его стол клали не совсем прямо, а боком или даже вверх ногами, то Костя никогда эту книгу сам не поправлял, а так и актировал ее, чуть замедляя ритм работы, внимательно вглядываясь в перевернутое или перекошенное название, стараясь его так прочесть, и, как правило, ему это удавалось. Он отрывал руки от машинки только в том случае, когда книга ложилась на стол вниз названием, и его ни на корешке, ни где-либо еще прочесть было просто физически невозможно. Эти безучастность и «безынициативность» слегка задевали его сослуживцев, большинство из которых были женщины. Они ведь не знали, что шестой Патриарх Дзена в Китае Хуйнэн сказал: «Нет никакой разницы между плохим и хорошим!» — и Костя стремился последовательно воплотить это правило в жизнь.

Впрочем, в библиотеке было так много работы, она представляла собой настоящий конвейер по переработке книг, платили там мало, людей не хватало, поэтому коллеги Кости в конце концов смирились с этой его странностью, они ценили его за исполнительность и безотказность. К тому же, большинство женщин не особенно утруждали себя на работе, они подолгу пили чай, болтали о том о сем, постоянно отпрашивались с работы домой, так что постепенно как-то само собой вышло, что гора книг на его столе становилась все больше и больше, а Костя, казалось, ничего не замечал, а сосредоточенно сидел за своим столом и стучал на машинке. За это тоже товарищи по работе ценили и уважали Костю, а некоторые даже искренне привязались к нему всей душой.

И неизвестно, сколько бы времени еще продолжалась эта идиллия, если бы, как назло, в то время не начались известные перемены в советском обществе. Женщины на работе так оживились и раскрепостились, что почти вовсе перестали работать, а только и делали, что делились друг с дружкой услышанными и увиденными по телевизору новостями. Для них это был период познания и открытия мира.

Почти целый месяц, например, они обсуждали перипетии трагической участи Бродского, который в то время как раз получил Нобелевскую премию. Все в один голос ужасались одиночеством и непониманием, которым тот всегда был окружен, в конце концов, все пришли к единодушному мнению, что поэт вообще не должен работать. Костя, который тоже писал стихи, слушал все это, сжав зубы, сам он уже давно телевизор не смотрел.

Бродского сменил Высоцкий, потом романтическая история любви курчавого певца и перезрелой певицы, бывшей его лет на пятнадцать старше, о которой поведала зачарованная сладким пением певца Гертруда Станиславовна, тощая женщина уже преклонных лет, продолжавшая работать, ибо «дома ей не хватало общения». Хотя остальным коллективом эта история была воспринята крайне скептически, Гертруда Станиславовна продолжала настаивать на своем, и, как бы в подтверждение своих слов, привела в пример свою знакомую супружескую пару: «ей уже за девяносто, а ему нет и семидесяти, но они очень, очень любят друг друга!»

Потом на какое-то время всеобщее внимание приковал к себе Евтушенко, которого одна библиотекарша считала «истинным продолжателем дел Маяковского», хотя две другие с ней не соглашались. И наконец, однажды утром юная библиотекарша в течение двух часов делилась со своими подружками впечатлениями от творческого вечера поэта Вознесенского, и в заключение с чувством продекламировала: «Пошли мне господь второго, чтоб не был так одинок!». Эта стихотворная строчка оказалась той каплей, которая переполнила чашу костиного смирения. В тот же день он подал заявление об уходе.

Известие об этом поразило его сослуживцев, как гром среди ясного неба: они явно не были к этому готовы, да и работы, как назло, в это время было очень много. Однако Костя настаивал на своем, а чтобы его решение не казалось окружающим странным, ему пришлось выдумать целую историю о том, что он уходит в кооператив «пока грузчиком, а там посмотрим, но платят там хорошо». Библиотекарша Эва, чаще других предпринимавшая попытки заговорить с Костей, решила, видимо, не упускать последний представившийся ей шанс и опять, подойдя к Косте, начала расспрашивать его о том, куда он уходит. Костя нехотя, но ответил.

— Правильно, — явно желая угодить Косте закивала головой Эва, — еще Б.Г. пел о поколении дворников и сторожей!

Эва и не подозревала, какой опасности себя подвергает, ибо в то мгновение Костя едва удержался, чтобы не съездить ей по ее опухшей от пьянства физиономии. Эва лечилась от алкоголизма, периодически она исчезала и неделями не появлялась на работе, вернувшись же, ходила от стола к столу и просила рубль взаймы. Костя неизменно рубль давал. Но самым удивительным было то, что она потом ему этот рубль обязательно возвращала.