Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 10. Река и жизнь Страница 8

У каждого племени был свой, особо почитаемый (тотемный) зверь или птица. Весь строй имен был связан с названиями животных. Новорожденных называли: Орлиный Глаз, Одинокий Бизон, Серая Цапля, Бродячий Бобр, Журавлиное Перышко, Пятнистый Лис, Красное Облако, Отставший Лось… До сих пор имена детям индейцы ищут в «святцах» природы. В Южной Дакоте мы говорили с двумя парнями из племени сиу. Их звали Клиренс Двукрылый и Джо Двукрылый.

В блокноте у нас были выписки из «Песни о Гайавате», и очень хотелось проверить название птиц и зверей, упомянутых в знаменитой поэме. Но держались Двукрылые напряженно (от белых индеец всегда ожидает каких-нибудь неприятностей), и природы разговор не коснулся.

А между тем вот они, названия птиц и зверей, в том виде, как записал их Лонгфелло и как сохранил их звучание Бунин в переводе на русский.

Амик — бобр, Аджидомо — белка, Амо — пчела, Кэноза — щука, Моква — медведь, Мушкодаза — глухарка, Шух-шух-га — цапля, Куку-кугу — сова.

По этим звучным словам мы чувствуем самобытность и поэзию индейского языка, непосредственность восприятия мира природы. Произнесите название совы — Куку-кугу — и вы обнаружите: это же птичий крик! Да, именно так кричат по ночам совы и в Америке, и у нас. А если вы слышали, как взлетает молчаливая цапля (шух-шух-шух — ударяют по воздуху крылья), вам сразу станет понятна природа индейского слова.

Трагедия индейцев не только в том, что пришельцы их убивали, теснили вглубь континента и загнали, наконец, в резервации. Индейцы были обречены еще и потому, что белые люди беспощадно истребили животных — основу жизни почти всех племен…

Сами выходцы из Европы три-четыре столетия черпали из бездонного, как вначале казалось, колодца природы. В отличие от индейцев они били животных не только для нужд насущных, но и чтобы разбогатеть. (Меха были первой статьей экспорта из Америки.) Жизнь продвигавшихся к западу поселенцев протекала среди дикой, необычно богатой природы. И это наложило, конечно, отпечаток на характер американцев. Они считают себя нацией охотников, они любят, знают свою природу, прилагают сейчас усилия (значительно запоздавшие!) сохранить все, что можно еще сохранить. Животный мир лишь для очень немногих остался источником существования. Зато масса американцев почувствовала, «как бедна и скучна будет жизнь, если землю заполнят только автомобили». Среди ценностей, которые утверждались в Америке многие годы (машины, дороги, постройки, техника быта, феерия зрелищ), на видное место вдруг вышла ценность жизни исчезающих журавлей, бизонов, волков — «их невозможно заново сконструировать». Смысл этой драмы осознан американцами. Иногда даже чувствуешь: ценность человеческой жизни — ниже ценности жизни животных. В фильмах никогда не коробят убийства и пытки людей, но зрители протестуют, если объектом жестокости стало животное.

Интерес к животным у массы людей очень велик. Это заметно уже по рекламе — рядом с товаром изображают какого-нибудь представитель фауны. Футбольные клубы носят названия распространенных животных. В Вайоминге — «Барсуки», в штате Дакота — «Койоты» в Мичигане — «Росомахи», во Флориде — «Дельфины», в Миннесоте — «Гоферы» (Крысы)… Американец едет за несколько сотен километров, чтобы увидеть, как где-нибудь на лужайке пасется олень, как в октябре в облетевшем лесу при лунном свете носятся белки. Он хочет, чтобы его сынишка услышал, как в потемках пыхтит, слезая с дерева, дикобраз, как воют сбереженные в заповеднике волки.

Увы, эти картины былого рая земли Америки удается видеть все реже. Природа беднеет, несмотря на усилия ее сохранить. Проблема еще и в том, что житейски люди порывают нити, соединявшие их с природой. Подавляющее число американцев живут в городах. Наезды в национальные парки и отдых в «зеленых зонах» не восполняют потери.

Человек хочет видеть животных возле себя постоянно. В большой мере, как пишут сами американцы, способствуют этому разобщенность людей, жестокость и бессердечность, царящие в обществе, одиночество.

В ком же находят друга?

В собаках и кошках в первую очередь. Процветают зоологические магазины. Возникла целая индустрия обслуживания животных.

В Вашингтоне мы посетили один из трехсот разбросанных по стране специализированных магазинов, встречающих тебя изречением: «Настоящую любовь за деньги можно купить только здесь!..» Это был поразительный магазин. Мы с любопытством рассматривали полки, где стояли собачьи консервы, мешочки с зерном для птиц, пакеты с комбикормами, баночки с сушеными насекомыми и молочными порошками.

(На еду для животных Америка тратит два миллиарда долларов!) У полки с пластиковыми костями, пластиковыми бананами и морковками («имеют естественный запах!»), с пластиковыми сосками для собак, с нарядными подушечками и элегантными кроватками для кошек мы задержались и чем-то привлекли внимание молодого щеголеватого продавца.

— У джентльмена есть какие-нибудь пожелания?..

Мы извинились. Но удержать улыбку при виде собачьих ботинок, беретов, пальтишек, трусишек, мохнатых купальников (надписи — «чистый хлопок», «чистая шерсть», «сшито по последней моде») было нельзя. Нельзя и перечислить всего, что, спекулируя на любви к животным, производят на свет дельцы. На полках лежали собачьи плащи с капюшонами, собачьи очки от солнца, лак для ногтей, специальные паста и щетки для собачьих зубов. Отдельно с пометкой «новинка» лежали часы на лапу овчарки…

Извращения любви к животным поразительны. Наследство в 100 тысяч долларов «любимой собаке», специальные такси для собак, специальные парикмахерские, собачьи рестораны, похоронная служба и кладбища для собак — вовсе не анекдоты. Животное часто бывает игрушкой моды, престижа и благоглупостей. Собака, кошка, хомячок, канарейка для богатого человека это слишком уж просто. Заводить, так уж крокодила, удава, грифа, кенгуру, обезьяну, волка, варана. И заводят.

Можно почувствовать меру любви к животным, глядя на ребятишек, несущих из магазина в Нью-Йорке морских свинок и хомячков — зверьков бережно держат в теплых ладонях, их подносят к щеке или прячут за пазуху.

Это любовь, несомненно. Без нее человеку, возможно, трудно прожить. Но выложить полтысячи долларов за привезенную с края света рыбешку, построить в доме бассейн для «любимого крокодила», завести льва для удивления и развлечения гостей, похоронить собаку в гробу из красного дерева, с оркестром и памятником (прейскурантная стоимость похорон — 3000 долларов)… От подобной любви к животному миру веет уродством.

* * *

Перебирая в памяти встречи с животными, почему-то в первую очередь вспоминаешь койота из Южной Дакоты. Недоверчивый, молчаливый и любопытный дикарь подарил нам в дороге десяток очень хороших минут. Храни его бог от любопытства к автомобилям, ведь могут ехать люди с винтовкой… Ну и, конечно, нельзя позабыть «вашингтонский сюрприз». Мы были в гостях в домике на краю города. Хозяин (ученый-зоолог) после ужина пригласил гостей в сад. Не успели мы сесть на скамейку, как в полосу света из окон вышел мохнатый небоязливый зверь. Белые полосы над глазами, белая оторочка ушей, два белых пятна на носу и полосатый хвост…

— Ракун?..

— Ракун, — улыбнулся хозяин и на ладони протянул зверю яйцо. Подарок был принят.

Держа яйцо в лапах, ракун аккуратно выпил его и, бросив скорлупки, выжидательно поднял морду. Морковка и кусок дыни были съедены также проворно. А ломтик сырого мяса енот унес в темноту. Хозяин поднял кверху палец, и мы услышали плеск воды. Свет фонаря енота не испугал. Он шумно и с видимым удовольствием продолжал полоскать говядину в деревянном корытце. Прирученный зверь? Ничуть не бывало. Дикий енот! В отличие от нашей енотовидной собаки ракун — енот настоящий, «енот-полоскун» иногда называют его за повадку полоскать добычу в воде. Он обитатель лесов, но, подобно нашим ежам, приспособился жить вблизи от людей. Его встретишь на окраинах Вашингтона, живет даже в парках, в садах у домов. Визит за едой — дело обычное для енота. В середине лета самка приходит уже не одна, а приводит выводок малышей — трех-четырех белобровых, белоносых, с хвостами в полоску прожорливых ракунят.

Увидеть зверя… В большом путешествии это не менее интересно, чем встреча и разговор с человеком.

Фото В. Пескова и из архива автора.

 17 марта 1974 г.

Услышать птицу…

(Окно в природу)

Из животных в Америке, как, впрочем, и всюду, чаще всего встречаешь птиц. А из птиц, пожалуй, чаще всего — дроздов. В начале пути в Аппалачах мы проснулись от мелодичного пения. В горах только-только растаял снег. Деревья были еще без листьев, певца нетрудно было хорошо рассмотреть. Робин (так зовут американцы дрозда) был несомненный родственник европейских дроздов — те же формы, тот же характерный полет. Чуть иной была лишь окраска. У Великих озер дроздов мы застали уже на гнездах. В городке Клинтоне робин прилежно сидел в гнезде, свитом на перекладине лестницы, прислоненной у двери мотеля. Вечером я снимал втянувшего голову в перья дрозда с расстояния в пять шагов. А ночью, протянув в темноту руку, коснулся дрозда ладонью.