Алексей Ручий - Песни/Танцы Страница 8

 На сей раз улыбнулся я:

 - Почему пока?

 - Ну, кто же знает, что будет через год или два, я пока только на втором курсе учусь.

 - Думаешь, что разочаруешься?

 - Не знаю, все может быть. А ты кто по специальности?

 - Свободный художник.

 - В смысле?

 - Ну, как-то так. Учился на юридическом, но понял, что не мое. Разочаровался, как ты говоришь. Зато в армии пригодился. Теперь вот думаю: кем дальше быть. Может, на философский пойду.

 Проводница снова прошествовала мимо нас – на сей раз в обратном направлении, к себе в купе.

 - Чего не спите? – походя, спросила она.

 - Не хочется, - ответил я за нас обоих.

 Она не произнесла больше ни слова и молча удалилась.

 - А почему на философский? – спросила Женя.

 - Не знаю, хочется.

 - И кем будешь?

 - Философом, - улыбнулся я.

 Мы помолчали. Я решил сходить перекурить.

 - Я пойду покурю, хорошо? Если хочешь, можешь ложиться спать.

 - Я не хочу.

 - Ладно, как знаешь.

 Я стоял и курил в тамбуре, сквозь мутное стекло на двери вагона проносились блеклые пятна фонарей, один раз проскочил встречные поезд. Мелькали километровые столбики, ведя свой нескончаемый счет, ползли минуты, часы… я приближался к дому.

 Вышел заспанный мужик и тоже закурил.

 - Не спится? – спросил он.

 - Нет, - ответил я, потушил окурок в пепельнице и вернулся в вагон.

 Женя смотрела в окно. Вокруг сопели и ворочались люди. В вагоне было душно.

 - Странно, - сказала Женя.

 - Что странно?

 - Что ты хочешь быть философом.

 - Почему?

 - Не знаю. В наше практичное время люди хотят быть политиками, экономистами, юристами в конце концов… А ты – философом.

 - Наверное, я странный.

 - Наверное. Странный сосед по вагону, уступивший свое место…

 -… Который вдобавок еще и лишает тебя сна.

 - Скорее уж я тебя тогда лишаю.

 Мы засмеялись.

 - Тише вы, - цыкнула проводница из открытой двери своего купе.

 - Хорошо-хорошо, - поспешил успокоить ее я. – У вас кофе есть?..

 Потом мы пили кофе и болтали. Улыбались друг другу. Придумывали названия безвестным поселкам, внезапно возникавшим из ночной мглы в окне и так же внезапно исчезавшим.

 - Я хочу изучать жизнь, потому что интереснее нее в этом мире ничего нет. Деньги, политика, законы и рынки – это все производные, - говорил я, - в основе же лежат неколебимые глыбы бытия, его первостепенные принципы. Человеческие взаимоотношения, отношения человека с внешним и собственным внутренним миром. Только отсюда все и строится.

 - Но кто-то ведь должен делать обыкновенные практичные вещи, - улыбалась Женя, - не всем же заниматься осмыслением глобальных проблем.

 - Не всем, а только таким странным попутчикам, как я…

 И мы снова болтали, болтали, болтали. Ночь сходила на нет, уступая блеклому чухонскому утру. Мы приближались к Петербургу.

 За окном мелькали поймы рек в утреннем тумане, зеленые перелески, поля, медленно просыпающиеся русские деревеньки. Покосившиеся дома, силосные башни, пустующие фермы. На проносившихся мимо платформах появлялись первые люди, ждущие утреннюю электричку.

 - Скоро будем дома, - сказал я.

 - Кто-то дома, а кто-то в гостях, - поправила меня Женя.

 - Ну да. Ты права. Никогда не думала перебраться в Питер?

 - Не знаю. Вообще мне нравится ваш город: он куда более уютный и душевный, чем Москва. Живой какой-то что ли... Архитектура эта старинная, атмосфера всех этих набережных бесконечных, дворов-колодцев… И люди – совсем другие люди, приветливые и отзывчивые…

 - Ну и?..

 - Для начала надо институт закончить, - она улыбнулась, - а потом можно будет думать и о переезде.

 Я сходил еще раз на перекур. Потом зашел в туалет и умылся, пока не образовалась очередь из начинавших просыпаться пассажиров вагона. Вернулся на свое место. Женя пила кофе.

 - Я сдала белье, - сказала она, - ничего? Ты спать не собираешься?

 - Нет, - я посмотрел на часы, - через два часа уже приедем.

 - Я так и подумала.

 Следуя примеру моей попутчицы, я сходил и взял у проводницы кофе. Наполнил стакан из бачка напротив ее купе.

 - Только закипел, - сказала мне проводница.

 - Ага. Хорошо.

 Проводница пошла по вагону будить пассажиров. Я двинулся следом за ней к своему месту, где оставил Женю.

 - А в армии вообще как было? – спросила меня Женя.

 - По-разному там было, трудно сказать.

 - Не жалеешь, что пошел?

 - Я вообще никогда ни о чем не жалею. Наша жизнь – это захватывающий спектакль, где нам отведено такое количество ролей, которое никогда не сможет сыграть ни один профессиональный актер. Если специально играть, конечно. А так – в процессе взаимодействия с окружающей реальностью – каждый из нас, по сути, - непостижимый артистический талант, так пусть этот спектакль длится и дальше, предлагая нам все новые и новые пути развития сюжета, нам не о чем жалеть, потому что в конце нас ждет непременная овация! Я не жалею о прошлом, я предпочитаю настоящее.

 - Понятно. Ты действительно философ! Но это все-таки время…

 - Никогда не жалей о времени, время ведь нас все равно не пожалеет. И потом – я приобрел колоссальный жизненный опыт. Я ведь не в восемнадцать лет пошел, как большинство, когда вообще ничего не понимаешь, и все кажется таким простым и понятным. Я увидел людей, совсем других людей, не тех, которых знал. Люди в экстремальных условиях выглядят иначе, чем в обычной жизни. Они становятся теми, кто есть на самом деле. Подлецы – подлецами, честные – честными. Вот поэтому все это не зря…

 - Философски.

 - А как же.

 Я глотнул кофе.

 - Мы во сколько прибываем? – спросила Женя.

 - В начале десятого.

 - Знаешь, странно как-то. Я ведь вообще могла в Питер не поехать, билет взяла за час до поезда – и то сомневалась, хочу ли ехать. А вот взяла – и с тобой познакомилась.

 - Видишь, я ж говорю: никогда ни о чем не жалей.

 - Наверное, ты прав.

 - Давай я тебе экспромт прочитаю. Стихотворение.

 - Ты стихи пишешь?

 - Немного. На самом деле это я сочинил, когда в последний раз ходил курить в тамбур. Там, знаешь ли, особая атмосфера, поэтическая.

 - Читай тогда скорее!

 - Итак:

Этой встречи могло не случиться

В пене дней, так похожих на бред:

Я мог бы просто напиться,

Ты могла бы не взять билет.

Мне б тогда не увидеть улыбки,

Озарившей грешный мой путь,

Ведь жестокой судьбы ошибка

Могла разом все перечеркнуть.

Слава богу, все стало, как стало, –

Словно в старой сказке точь-в-точь;

Жаль одного – слишком мало

Длилась эта в поезде ночь…

 - Ты сейчас это сочинил, правда?

 - Правда.

 - Классно!

 - Ну, как умею уж…

 - Нет, правда, замечательно. И так в тему. Даже про билет.

 - Я не волшебник, я только учусь.

 Мы посмеялись. Потом Женя пошла умываться. А я пошел курить. Мы приближались к конечной точке нашего маршрута. Последний бросок до дома…

 …- Действительно, жаль, что так мало длилась эта ночь в поезде, - грустно улыбнулась Женя, когда вернулась, - только познакомились и уже надо расставаться.

 - Что поделаешь. Это спектакль – жизнь, и такие у нас в нем роли. Но, раз случилось так неожиданно познакомиться, можно это знакомство и продолжить. Ты как считаешь?

 - Я только за!

 - Тогда нам необходимо обменяться номерами телефонов и при первой же возможности встретиться!

 - Так и поступим.

 Мы обменялись контактами и договорились обязательно встретиться. Если я буду в Москве – звоню ей, если она в Питере – звонит мне.

 - Ну, вот и замечательно.

 - Да!

 А наш поезд, между тем, въезжал в Петербург. Потянулись угрюмые пакгаузы Ижорских заводов, мрачные заборы Металлостроя, поезд убавил ход. Пассажиры на соседних местах собирали вещи. Кто-то ругался на непослушного ребенка в конце вагона.

 - Тебя будут встречать? – спросил я Женю.

 - Вряд ли. Не люблю, когда меня встречают, сама до места доберусь.

 - А меня, наверное, будут.

 - Друзья?

 - Да.

 - Понятно, - в ее голосе скользнула едва заметная грусть.

 По вагону прошла проводница:

 - Через десять минут прибываем!

 Мы стали собираться. Я достал свою сумку и одел китель, фуражку оставил в руках. Люди потихоньку тянулись к тамбуру.

 - Ну что, пойдем?

 - Пойдем.

 Мы стали двигаться по проходу к выходу из вагона.

 - Не торопитесь, - кричала проводница, - все успеют выйти.

 Поезд въезжал на Московский вокзал, маневрируя по путям. Мимо поплыл перрон, на котором толпились встречающие.