Роман Воликов - Тень правителей (сборник) Страница 8

— Когда? — спросил он.

— Официально объявят в канун нового тысячелетия, — Стальевич смотрит на растущие рядом пальму и сосну. — Интересно, как они здесь уживаются?

— Кто? — не понял он.

— Тропическая пальма и европейская сосна. Думаю, что его убедила дочь. Образ впавшего в маразм Брежнева крепко сидит в памяти.

— Прецедент, — сказал он. — Раньше с этого поста только выносили, в прямом и переносном смысле.

— Решение, в целом, верное, — сказал Стальевич. — Старику пора уходить. Слишком он из того, советского времени. Так что вопрос не в этом, вопрос — кто его сменит.

— И кто же? — спросил он.

— Вот в этом, как раз, и заключается фокус. Мефодьич не назвал преемника. Может, хитрит, а, может, в самом деле, не знает, кому передать власть.

— В окружении впечатляющих фигур нет, — сказал он. — Берёза, конечно, прёт как бульдозер, но из него президент, как из меня Папа Римский. А что Таня?

— Таню устроит любой, кто даст гарантии неприкосновенности, — сказал Стальевич. — Больше её ничего не интересует. Сдаётся мне, мой друг, что настало время сбросить одним взмахом руки все фигуры с шахматной доски и посмотреть по сторонам. Кстати, всё забываю спросить, как у вас отношения с Х на нынешнем этапе?

— Как поживает Ксюха? — они столкнулись с Леонидом Борисовичем в Белом Доме почти случайно. — Может, вернешь красавицу в alma mater? У нас для неё прорва работы.

— Никак, — сказал он. — Нянчит грудничка, Андрей Петрович витает от счастья.

— Зря ты его турнул из министерства, — сказал Леонид Борисович.

— Вопрос не ко мне, — сказал он. — Ксюха поставила ультиматум. По её мнению, переместиться из министерского кресла в камеру предварительного заключения очень легко. А у неё ребенок. По её же мнению, должность президента нефтяной компании куда более устойчивая.

— Как знать, — сказал Леонид Борисович. — Все под богом ходим. Тебе привет от Х!

«Между прошлым и новым затеряться легко, — подумал он. — Хорошая строчка, надо запомнить».

Идея Стальевича была сырой, но и вся их государственная деятельность тоже была вполне сырой. Картезианской, иногда посмеивалась Юлька, слушая его, движетесь методом проб и ошибок, слава богу, я в этом не участвую. По каким сторонам смотреть?

— Упростим задачку, — сказал Стальевич. — Есть всего две группы, способные к прагматическим действиям. Нарождающиеся олигархи и завидующие им чиновники. Вероятность консолидации каждой из этих групп вокруг одного лидера почти исключена, первые, на уровне подсознания, всё ещё боятся человека в форме, вторые — убоги по своему содержанию. Так что извечная русская беда — Семибоярщина — нам не грозит. Нам бы третье сословие, но его нет, а то, что есть, больше думает о себе, чем о стране. Тем не менее, выбирать надо в зазоре, чтобы человек был чужим среди своих и своим среди чужих.

— Зазор это мы? — усмехнулся он.

— Нет, — сказал Стальевич. — Мы за ширмой. Это наша судьба.

— Я встречалась с Леонидом Борисовичем, — сказала Ксюха. — Закормил меня в японском ресторане так, будто я из голодного Поволжья. Я, что, плохо выгляжу?

— Что предлагал? — спросил он. — Любовь до гробовой доски?

— Типа того, — сказала Ксюха. — Предложил возглавить закрытый бордель в Швейцарии. Сказал, что клиенты только свои, типа, зачем тебе этот совок с Андреем Петровичем, там чистота, горный воздух, дитя в цивилизованной обстановке вырастет. Странные существа мужчины. Искренне убеждены, что женщина должна быть или блядью или домохозяйкой, третьего не дано. Зачем мне бордель в Швейцарии, когда у меня здесь свой зоопарк, куда более привлекательный, — недавно он назначил её пресс-атташе администрации.

— У великих свои причуды, — сказал он.

— Да уж, звездятся со скоростью ветра, — сказала Ксюха. — Я тут смотрела выступление Х по ящику, так умильно рассуждал о несчастных нефтяниках в тундре, аж противно.

— Нужен такой, — помедлив, сказал Стальевич. — Такой никакой. Бесцветный, чтобы между струйками умел. Но умный. И, желательно, здоровый и спортивный, Мефодьич со своим пьянством уже всех задолбал. Что ты думаешь о…, я его ещё в Ленинграде приметил, подлез к питерскому как-то невзначай, неприметно, и также плавно отполз, когда питерский начал из себя Герцена изображать. Разведчик, одним словом.

— Я его почти не знаю, — сказал он. — Но у него же нет никакого управленческого опыта, не справится с нашей махиной.

— А кто справится? — не согласился Стальевич. — Все бездари. Я бы Пиночета пригласил с Леонтьевым, но не поймут, да и я сам себя не пойму. Как говорил Рузвельт, «демократия — не лучший способ управления, но хотя бы понятный». Наелись деспотизма за последние пятьсот лет досыта, хватит.

— По демократию, если не ошибаюсь, это слова Черчилля, — сказал он.

— Неважно, — сказал Стальевич. — В Питере его карликом называли, почти в глаза. Ничего, терпел. Значит, умеет плыть по обстоятельствам.

— Затаённая амбиция как гремучая змея, укусит, не предупреждая.

— А вот это наша работа, — сказал Стальевич. — Колдовать над противоядием. Во всяком случае, этот вариант лучше, чем кто-то из олигархов. Они и так на предельно близкой дистанции к престолу, прорвутся, свалимся в Средневековье. Благое пожелание экономистов — прокормить какое-нибудь московско-тюменское княжество куда проще, чем огромную страну. Да и ненавидят они друг дружку люто.

— Будем давить олигархов? — спросил он.

— Ни в коем случае, — сказал Стальевич. — Сдерживать будем всеми мерами, но не обижать. Без системы сдержек и противовесов карточный домик сразу рухнет. У олигархов есть одно огромное преимущество — они собираются жить здесь. Это, пожалуй, единственное, что внушает оптимизм на сегодняшний день.

Юлька открыла при своем музее крохотный театрик теней. Пятнадцать зрительских кресел, миниатюрная сцена, стены задрапированы тёмным сатином.

— Это не для всех, — пояснила Юлька. — Я даже билеты не продаю. Только для тех, кто устал от аморфности жизни. Ты не поверишь, как-то узнают о театре, запись уже на несколько месяцев вперед, хотя сыграли всего четыре спектакля.

— Любопытство царит в столице. Извини, у меня плохо получается шутить в последнее время.

— Я заметила, — сухо сказала Юлька. — Ты придёшь?

Они сидели рядом, взявшись за руки как два воробышка, как когда-то в юности. Над пологом суматошно носились петрушки, разыгрывая народный вариант «Золотого ключика». Мальвина показалась ему похожей на Ксюху, он едва не расхохотался.

«Кукольник управляет пальцами ног, — прошептала Ксюха. — Уникальная техника».

Петрушки в ужасе задрожали, на задней белой стене проявилась огромная тень Карабаса, попирающая всех остальных.

— Я лечу, — громко сказал Карабас. — Я лечу! А вы — ползёте.

Тени петрушек недоверчиво приподняли головы.

— Я лечу, а вы ползёте. Дураки, вы дураки…

10

Берёзу сокрушили неожиданно легко. Тогда он впервые подумал, что они недооценивают карлика. В целом, он неукоснительно двигался по предложенной им и Стальевичем схеме, коммерческие структуры Берёзы обложили со всех сторон, вышедший на покой Мефодьич в ответ на жалобы сказал общие ободряющие слова, что в переводе означало: «Пошёл на хрен, выкручивайся сам!». Очень вовремя удалось накрыть ракетой Дудаева, вторая чеченская война очевидно превращалась в победоносную. Берёза выглядел раздавленным, он был готов искупать грехи тишайшим губернатором Чукотки или Ямала.

— Финальный разговор проведу сам, — сказал карлик. — Без свидетелей. Так лучше.

— Мы будем рядом, — предложил Стальевич. — На всякий случай.

— Не надо, — сказал карлик. — С этим гавриком мне всё понятно.

«Берёза не гаврик, — подумал он. — „Серый кардинал“, не справившийся с ролью. За это сбрасывают в оркестровую яму, но не растаптывают. Не нравится мне эта интонация».

Он дал команду на всякий случай записывать беседу, не ставя в известность Стальевича.

«Не нравится мне эта интонация», — снова подумал он и посмотрел на часы. Беседуют уже минут пятнадцать. Он нажал на кнопку специального устройства.

— Замочат в сортире, — услышал он голос карлика. — Не своими руками. Руками твоих же друзей «чехов», эти мать родную продадут, лучше меня знаешь. Я протестовал, но меня не слушают.

«Что он несёт, — подумал он. — Бред и блеф. Неужели Берёза купится?»

Голоса Берёзы слышно не было, лишь отдалённый неразборчивый фон.

— Ты можешь мне, конечно, не верить, — сказал карлик. — Хочешь сыграть в русскую рулетку? Флаг в руки, испытывай судьбу. Хочешь знать, почему я тебе это говорю? Я уважаю достойных противников.

— А где гарантия? — наконец он услышал голос Берёзы. — Что меня не замочат в Лондоне. Лондон не на Луне.