Зоя Журавлева - Требуется героиня Страница 8

«Печень…»

«Боюсь, что это серьезно», – сказал Витимский, тревожно ощупывая языком собственное горло.

«В клубе я ничего не сделала, – виновато объяснила Раиса Матвеевна. – Вдруг прихватило».

«Надо вас на городскую работу переводить, – сказал дядя Миша. – Поставлю вопрос перед дирекцией».

«А кто будет актеров возить? – вздохнула Раиса Матвеевна, ободранная грелка тоже вздохнула у нее на боку. – Уже сколько ставили. Я отлежусь за ночь. Только уж сами устраивайтесь…»

«Мы всех поселим, лежите себе, – сказала дежурная. – У нас номера есть, простыни новые как раз получили. Только воды нет, труба ночью лопнувши, дак ребята чинят».

«Схожу пока в клуб», – сказал Юрий.

«И я с тобой», – сказала Наташа.

Но до клуба они не дошли, а свернули на соседней улице к магазину «Уцененные товары». В «Уцененке» они всегда покупали драгоценности для спектаклей: театральный реквизит беден, и за каждую серьгу надо бороться. Дешевле свои иметь. Шоу, конечно, этого не предвидел, но его «Миллионерша» выходила на областную сцену в уцененном браслете – рубль двадцать три копейки, с уцененным кулоном – рубль одна копейка, благородно сверкая уцененной брошью, стекло натуральное – семьдесят девять копеек.

«А то потом закроют, – сказала Наташа. – Подождешь?»

«Побегу. Уже поздно».

До спектакля осталось меньше двух часов. Надо торопиться.

Двери сямозерского клуба были распахнуты настежь. Крепкая старуха – уборщица в теплом платке и галошах на шерстяной носок, – резво взмахивая тряпкой, домывала пол.

«В клуб войти можно?» – спросил Юрий.

«Грязной водой окачу, дак войдешь».

«А завклубом где?»

«Куда он денется? Дома».

Дом завклубом оказался в другом конце Сямозера. Всю дорогу Юрий искал хоть какую-нибудь афишу, вещавшую о приезде театра, но ни одной ему так и не попалось. Только кино себя рекламировало, снег размывал на столбах фиолетовые чернила.

К крыльцу завклубом вела крепкая расчищенная тропа. Кринки торчали на заборе вверх дном. Скрипела мороженая простыня на веревке. Юрий почистил ботинки мохнатым веником и постучал.

«Дверь толканите!» – крикнули изнутри.

«А я смотрю в окошко: ктой-та идет?» – сказала женщина навстречу Юрию. Над широким лицом ее плоско вился перманент. Глаза были спокойны и дружелюбны. Женщина ела картошку, целиком насаживая ее на вилку. И заедала солеными грибами, вольно черпая их из миски. Вместе с ней жевали и черпали двое мальчишек. Широкоскулых. В плоском перманенте. Значит, просто у них в роду так волосы вьются, некрасиво вьются.

«Садитесь. Закусывайте», – пригласила женщина.

Словно Юрий всегда в этот час закусывал с ней солеными рыжиками. Его отказ заметно удивил всех троих.

«Тогда чего же? – спросила женщина. – Может, чаю?»

«Чаю выпью, – согласился Юрий. – А где хозяин?»

«В сарае возится», – сказала женщина. И ничего больше не добавила. Ни кто, ни что, ни зачем.

Юрий вынужден был сказать сам:

«Мы тут из города приехали…»

«Со спортивного общества?» – чуть оживилась она.

«Нет, из театра…»

«А-а-а, – разочаровалась женщина, и мальчишки заметно разочаровались. – Я думала, с общества, об соревновании. Пашка! – приказала она старшему. – Покличь отца!»

Убежали оба.

Юрий глотал жгучий чай, нутро у него теплело и размягчалось. Он уже пожалел, что так сразу отказался от картошки. Уже хотелось поговорить с этой женщиной. Как они тут живут, давно ли, ездят ли в город и кто к ним сюда ездит. Сказал первое, что подвернулось на язык:

«Грибы сами солили?»

«А то кто же? – удивилась женщина. – Грибов тот год страсть было. С осени ели в охотку, а теперь чуть подаются. Одна я и ем. Сыны нос воротят, надоело. А сам-то какой едун? У него от грибов ижжога. Если б, конечно, свежие! А соленье ему ижжогу дает…»

«Тут и ягод, наверно, полно», – перебил Юрий, чтобы как-то свернуть с пищеварительной темы.

«Ягод, конечно, хватает, – согласилась женщина. – Брусника, черника, малина. Малину он может. А бруснику уж так напарю, все одно ему пучит. Две ложки съест, цельную ночь ему пучит…»

«Люблю чернику», – быстро сказал Юрий.

«Кто же ее не любит! – вздохнула женщина. – Черникой, бабы болтают, в городе дизентерию лечат, у него с черники расстройство. С двора не вылазит с черники…»

Юрий ерзал, пряча глаза в стакан.

Она была еще молода. Широкое лицо ее раскраснелось. Полные локти надолго улеглись на столе. Тема ее волновала. Это была ее тема. В ней выражала она близость свою и любовь. И хорошее отношение к собеседнику, с которым приятно вот так сидеть, прихлебывать из веселой чашки и беседовать.

«Сколько в деревне живем, всегда у него такой организм».

Затопали по крыльцу. Щелкнула дверь.

Юрий ожидал увидеть впалого упыря. Хлипкое тело, которое только подвязки держат. Но навстречу ему, лишь самую малость прихрамывая, шагнул полновесный брюнет. Рука его была широка и мосласта.

«Заведующий клубом», – официально назвался брюнет.

«У нас администратор заболел, так и я бы хотел узнать…»

«Понятно», – безрадостно кивнул завклубом, дослушав.

«Сколько билетов продано?»

«Я девятнадцать билетов распространил среди населения, – не спеша сообщил завклубом. – Лично занимался этим вопросом».

«А всего сколько?»

«А всего, кажется, двадцать два, – чуть затруднился завклубом. – С кассы, кажется, продали три. Начальник рудника взял, – он загнул на пальцах. – С супругой. Потом еще шофер, Коренев. Холостой. Да, двадцать два…»

«Значит, пустой зал», – ватным голосом сказал Юрий.

«Может, перед началом кто купит, – без надежды сказал завклубом. – С распространением билетов пока что имеем трудности. Население неохотно идет. Вот когда в прошлом году оперетта к нам приезжала, тогда шли, – заметно оживился завклубом. – Как-то веселого хочется после работы. Я, правда, тогда в клубе еще не работал, в милиции работал по своей специальности, но помню, что шли. Даже билеты ограничивали, через организации…»

«Понятно», – сказал теперь Юрий.

«Вы б там сказали, в городе, – поддержала женщина, красиво прибирая со стола, – чтоб оперетту прислали. Тоже ж тут живут люди, и людям охота».

«Скажу», – пообещал Юрий, влезая в пальто.

«На месте все выясним», – сказал завклубом.

Он переобул валенки, белые надел, выходные. И они снова пошли через все Сямозеро. Уже свет горел в домах и на улице. Еще похолодало. Над фонарями, пронзительно вверх, стояли тугие, морозные столбы света. Казалось, что их можно резать ножом – такие тугие. На вторых этажах щелкали форточки: сетки с продуктами, которые весь день болтались за окном, исчезали в глубине комнат. Кончался рабочий день, хозяйки готовили ужин.

«Так-то я все организовал: уборку, стулья. Проследил лично. Дрова завезли, сухие…»

«Градусник есть?» – спросил Юрий.

«Что?» – не понял завклубом.

«Градусник. Ну, термометр…»

«Найдем, – заверил завклубом. – Да чего мерить? Нормальная температура. Жилая. Топим. Сильно не рекомендуют топить: возможен угар, печки старые. Но подходящая температура».

В фойе клуба сидела местная кассирша, разложив на скамье ленты билетов. Ленты были длинные и разного цвета – от яростно-синего до блекло-голубого, почти серого. Кассирша раскладывала их как карточки лото, добиваясь, по-видимому, ей одной ясного художественного эффекта.

Она обрадовалась живым людям.

«Десять билетов продала, – похвалилась кассирша. – В управлении. Да еще племяшке. Чего девке дома сидеть?»

«Значит, тридцать два?» – уточнил Юрий.

«Тридцать два всего», – подтвердила кассирша.

«Уже неплохо?» – вопросительно сказал завклубом.

Юрий вошел в зал. Зал он помнил, летом здесь были. Сцена ничего, работать можно. Звук, правда, застревает в середине зала и до последних рядов добирается с трудом. Но об этом можно не волноваться: тридцать два – не двести. Круглые печи топились вовсю, даже мимо проходить душно. Зато уже в трех шагах было свежо. Руки мерзнут. Хоть и после улицы. Окна изнутри приметно заросли наледью.

«Интересный узор», – кивнул на окна Юрий.

«Разрисовало! – охотно засмеялся завклубом, наконец разглядев в Юрии понимающего человека и уже не скрываясь. – Разве такую махину этой пузой натопишь, – он ткнул круглую печку валенком и мгновенно отдернул ногу. – Только для вас стараемся. Перевод дров!»

Юрий поднялся на сцену. Постоял. Прошелся.

Градусник долго не могли отыскать. Или не хотели. Наконец завклубом принес его и молча передал Юрию.

Градусник показал на сцене плюс шесть.

«В зале побольше, – сказал завклубом. – Еще нагреется.

«Градуса два-три набежит, – подтвердила кассирша. – Больше – навряд, через окна выносит, а два-три, бог даст, набежит».

«Остальное – надышат, – бодро сказал завклубом. – Все равно же не раздеваться, у нас и вешалки нет. А население привычное. Пересидят. Хлопать будут сильнее – нагреются».