Анатолий Иванов - Алкины песни Страница 8

Его больше всего смутило это — Павлик! Он помнил: так в детстве звала его мать. Но тогда он действительно был маленьким. А сейчас… Сейчас Павел считал, что давно вырос из того возраста, когда его имели право называть Павликом.

Он нарочно, как можно медленнее заполнял переводной бланк и пропустил вперед себя к окошечку вне очереди несколько человек в надежде, что Зина и Васька уйдут. Потом подошел к прилавку, где продавали газеты и книжки, долго смотрел в витрине журнал «Крокодил». А когда вышел на улицу, снова увидел их: возле киоска Васька настойчиво угощал Зину мороженым.

— Ну, вот он, примерный сын, пожалуйста, — недовольно буркнул Васька.

— А мы вас ждали, Павлик, — улыбнулась Зина. — Мы с Василием осматриваем город. Вернее, я осматриваю, а он мой проводник. Идемте вместе.

Павлу ничего не оставалось, как согласиться.

Они медленно шли по направлению к реке. Зина поминутно спрашивала о чем-то, отвечал ей Васька. Павел от самого почтамта не проронил ни слова, чувствуя, что положение его становится уже смешным. Надо было что-то говорить, нельзя же всю дорогу идти молча. Но что сказать — не знал.

Над рекой стоял гомон сотен людей, который можно слышать в жаркий день на любом большом пляже. От пестроты купальных костюмов рябило в глазах.

— Жарко. Вы не хотите искупаться? — спросила вдруг Зина.

— Я не любитель полоскаться в этой грязной луже, — сказал Васька, показывая на пляж. — Идемте лучше в парк.

— А у меня лодка есть, хотите покататься? — неожиданно проговорил Павел и сам испугался своего голоса.

— У вас лодка? — не поняла Зина.

— Ну да, лодка. Моторная. Только мотор сейчас в общежитии, так мы на веслах.

— Да, конечно, хочу, Павлик! Идемте, — нетерпеливо воскликнула Зина и, смутившись чего-то, виновато посмотрела вокруг.

Мало-помалу Павел приходил в себя. Сидя рядом с Васькой и работая левым веслом, он смотрел на Зину и думал, что она, в сущности, очень простая и общительная девушка. Казалось, что там, в цехе, была вовсе и не она, а кто-то другой. И как он мог нагрубить ей — уж не представлял. Все это казалось сейчас досадным, непростительным…

Несколько минут плыли молча. Зина сидела на корме, поджав под себя ноги в белых босоножках.

— Ну, вы как знаете, а я искупаюсь, — неожиданно для самого себя заявил Павел. Быстро скинув рубашку и брюки, он прыгнул в воду. Последнее, что он заметил, удивленный, немного встревоженный взгляд Зины, ее крик, когда он, прыгая, чуть не опрокинул лодку.

Вынырнув, Павел не оглядываясь, поплыл в сторону. Повернувшись, чтобы плыть обратно, он почти рядом с собой увидел в воде Зину.

— Я вас чуть не догнала, — засмеялась она, тоже поворачивая обратно.

— Теперь вы попробуйте…

— Тогда держитесь…

Однако догнать ее было невозможно. Он едва проплыл половину пути, а Зина была уже в лодке.

— Да, здесь ты слаб, Павло, — протянул Васька, когда все снова были в лодке. — Опозорился, так сказать.

Выжимая волосы, Зина улыбнулась:

— Ничего особенного. У меня первый разряд по плаванию.

Васька даже присвистнул. Павел только посмотрел на Зину, но вдруг смутился, неловко схватил консервную банку и стал старательно вычерпывать воду со дна лодки.

А все-таки это был чудесный день!

Вечером Павел долго ходил по пустынным улицам возле заводского общежития, думая о чем-то очень неясном и далеком. Сквозь разросшиеся тополи просвечивало темно-зеленое небо. В холодной вышине устало мерцали бледные звезды.

В общежитии Павел быстро разделся и лег в постель. Ребята, с которыми он жил, куда-то ушли. Сверху, из читального зала, доносился девичий смех и звуки аккордеона: там молодежь устроила танцы. Один бас аккордеона западал, и Павел определил, что это играет Васька на своем инструменте.

Павел лежал на спине, заложив руки под голову, слушал льющийся сверху жизнерадостный смех и долго смотрел в потолок.

3

Каждое утро Зина, проходя по цеху, на несколько секунд останавливалась возле Павла и говорила: «Здравствуй, Павлик». Павел отвечал: «Здравствуйте», и продолжал готовить станок к работе.

В синих глазах Зины вспыхивал колючий огонек, она поворачивалась и шла дальше. Васька Сиротин краем глаза следил за этой сценой, повторяющейся ежедневно, и ухмылялся.

— «И злобу в сердце затая, он отвечал ей лишь презреньем», — продекламировал однажды Васька, когда они с Павлом выходили вечером из ворот завода:

— Ты к чему это? — не понял Павел.

— К тому. Дурак ты, Павел, дуешься, сам не зная на что. Честное слово, Зинаида Владимировна этого не заслуживает.

— А я-то при чем?

— При том… Ну, привет, спешу я. Будешь постарше — поймешь.

И Васька свернул в переулок, что-то насвистывая под нос.

Разговор с Сиротиным оставил в душе Павла какое-то раздвоенное чувство. В голосе и словах Васьки Павел уловил что-то вроде участия и в то же время едва заметную насмешку, какие-то нотки превосходства. У Павла испортилось настроение. «Будешь постарше — поймешь…» Что же в конце концов хотел сказать Васька?» — думал он, шагая к общежитию.

С Зиной Павел решил больше не встречаться. Да и зачем? Скоро она уедет с завода. У нее будет своя жизнь, свои интересы. А у него, Павла, свои, маленькие, как ему казалось. Во всяком случае, не такие, как у Зины. Правда, он тоже скоро поступит в институт. Но это еще когда будет… Больше они не встретятся. Мало ли к ним приезжало на завод студенток на практику? И ни одну из них он больше не видел. Да и вообще, стоило ли думать обо всем этом.

Но Павел, однако, думал, не отдавая себе отчета — почему.

Встретиться Павлу с Зиной все-таки пришлось. Это произошло примерно через месяц, снова на реке.

Однажды в выходной день Павел встал очень рано, перекинул через плечо полевую сумку с принадлежностями спиннингиста, взял чехольчик с бамбуковым удилищем и, захватив в мешке небольшой двигатель для моторной лодки, направился к реке. Солнца еще не было. Город только просыпался. Пустынная река чуть позванивала ленивыми волнами о прибрежные голыши. В его лодке, подперев обеими руками подбородок, сидела Зина и, не шевелясь, смотрела на реку. Она не обернулась даже на шум его шагов.

— Зинаида Владимировна?.. Это вы? Что вы здесь делаете? — удивленно спросил Павел.

— Смотри, Павлик, какая красота! — медленно сказала Зина. — Река отдыхает после вчерашнего дня. Пройдет еще полчаса, она проснется. Люди ее разбудят. И она обрадуется, заплещет волной… Ничего на свете нет чище и красивее, чем рассвет над рекой. Как ты думаешь, почему люди так любят реки?

— Я не знаю… Я никогда не думал об этом.

— Знаешь, Павлик, наверное, каждый у реки чувствует себя лучше, чем он есть на самом деле. Да, лучше и… может быть, красивее…

Зина умолкла, продолжая смотреть на воду. Павел смущенно топтался возле лодки.

Потом Зина встала, посмотрела на него и улыбнулась.

— Я знала, что ты сегодня поедешь ловить рыбу. Возьми меня с собой. Ведь скоро я покидаю ваш город…

Зина говорила неправду. Она совсем не знала, поедет ли он сегодня рыбачить. Уже третье воскресенье она приходила утрами к реке, садилась в лодку и ждала его. Но он не приходил. Когда солнце поднималось высоко, Зина уходила в город. Павел пришел только сегодня.

Почему она делала это, Зина, пожалуй, и сама не знала. Временами ей казалось, что Павел получил выговор только из-за нее. Надо же было тогда расплакаться в кабинете директора и все рассказать ему. Позднее она поняла, что молодой токарь очень виноват. Без ведома дирекции он стал испытывать какой-то новый резец. Но странно — у нее было ощущение, точно и она в чем-то провинилась перед ним. Ей хотелось помириться с Павлом, познакомиться поближе. Но получилось обратное. Он ее не замечал. При встречах молчал и при первой же возможности старался уйти. Может быть это больше всего и задевало Зину.

«Уеду, он будет плохо думать обо мне. Надо помириться с ним», — все чаще думала она. Но как — не знала. Однажды она случайно увидела его в магазине покупающим рыболовные крючки. Зина вспомнила слова Васьки Сиротина о том, что каждое воскресенье Павел пропадает на рыбалке. И ей пришла в голову мысль, от которой она загадочно улыбнулась: ведь ничего нет проще, как придти утром к лодке и ждать его. Только удобно ли это? А впрочем…

Зина с насмешкой относилась ко всяким условностям. Понятия «прилично» или «неприлично» она оценивала весьма своеобразно: прилично то, что ей необходимо, что делается всегда честно и открыто.

Дважды она приходила на реку напрасно. В первый раз, сидя в лодке и поеживаясь от утреннего холодка, она думала, что в Ленинград уже, наверное, возвратились с практики все ее однокурсники. Подруги каждый день наведываются к ее матери: не приехала ли Зина. Мать говорит, что нет, не приехала еще, и тяжело вздыхает.