Плохая дочь - Трауб Маша Страница 8

– Мы тебе расскажем, когда получим результаты, – сказал сын.

– Не надо! Ничего не хочу знать!

Мне вдруг стало любопытно – с чего вдруг мама так испугалась.

– Может, расскажешь, что покажет тест? А то вдруг я сильно удивлюсь? – поинтересовалась я.

– Зачем тебе вообще это понадобилось? – Мама тут же сорвалась на крик.

– Не мне, твоему внуку, – ответила я.

Мама тогда сообщила, что у меня не только дед-осетин, но и бабушка осетинка. А ее русская фамилия – по первому мужу. Даже назвала фамилию рода, к которому якобы принадлежала бабушка. Мы спросили у знакомого историка, специалиста. «Редкая фамилия», – ответил он коротко и, мне кажется, тоже многого решил не договаривать.

Результат теста показал слишком широкий географический ареал проживания моих предков. Кавказа в нем не было в принципе. Ни в каком виде. Зато нашлись балты. Впрочем, балты находятся у многих. Я пыталась развить тему происхождения, но мама опять сделала вид, что страдает амнезией. Она подтверждала легенду, которую когда-то я приняла на веру и с которой жила всю свою жизнь.

Чего боялась и боится мама? Что мой дед окажется не князем, в чем она меня убеждала годами, а простым крестьянином? Что у меня в роду куда больше осетин, чем я думала? Ну и что? Почему она так старательно забывала свое прошлое и срывается на крик, если кто-то ей о нем напоминает? Зачем годами, десятилетиями вымарывать из памяти воспоминания и лишать корней, истории семьи меня, свою дочь, своих внуков, наконец? Почему она это делает? Вопрос, на который у меня нет ответа.

– А вы случайно не гурийка? – спросила я Бэллу.

– Откуда знаешь? Так, сейчас давай ты оставишь этот бензин и пойдешь со мной. Я тебе кофе сварю. Я могу. Слушай, какие проблемы? Принесла плитку и пью нормальный кофе. Почему все автомат хотят? Им жить надоело? Я выпила то, что этот автомат говорит «кофе». Знаешь, я думала, так долго умирать буду, что двоюродному брату позвонила на всякий случай. Чтобы приехал и убил меня, так я мучилась. Ты какой кофе любишь?

– Средний.

– Нет, ты не осетинка, – ахнула Бэлла, – ты грузинка. Как так семейная легенда? Почему нет доказательств? Ты доказательство! Посмотри на себя. Может, дед у тебя и осетин, но прабабка точно грузинка!

– Это точно исключено, но спасибо за комплимент. Мне приятно.

– Мне будет приятно, если ты сейчас перестанешь тут меня пугать, выпьешь кофе и лицо сделаешь не такое, как у моей тетки перед смертью. Слушай, такое лицо у нее красивое в гробу было, будто она не в деревне выросла, а из рода знатного произошла. Ей все женщины на похоронах завидовали. Бледная, будто солнца в жизни не видела, нос тонкий. Все спрашивали: что, тетя Ника себе операцию перед смертью сделала? Кто ей такой нос подарил? Неужели дядя Гия разорился? Ты не представляешь, какой нос был у тети Ники при жизни! Сначала ее нос в комнату заходил, потом через пять минут тетя Ника появлялась. Дядя Гия говорил, что нос его жены такую тень делает, что во дворе зонтик от солнца не надо ставить. Какая тетя Ника красивая лежала мертвая! На свадьбе ее нос из-под фаты торчал, а тут курносая стала! И глаза на пол-лица. Как у тебя сейчас. И такая белая, как ты сейчас. Дядя Гия, когда жену в гробу увидел, так чуть на ней снова не женился. Так и ходил счастливый, каким на свадьбе не был. Все подходили к нему и комплименты тете Нике делали! Как ему было приятно! Подожди, я Ашота позову. Он поможет. Ашот! Иди сюда!

– Не Ашот я, сколько раз говорить? Амир. – Откуда-то из недр подсобки вышел парень.

– Прости, дорогой, я Ашота каждый день вспоминаю. Такой он хороший был, так меня понимал, что мне рот не надо было открывать. Так я по нему скучаю. – Бэлла чуть не заплакала. – Смотри, женщине плохо, ничего не может, у нее мать в больнице. Только что узнала, когда к нам ехала. Ей бак нужен. Сделай ей бак. Как сына тебя прошу.

Амир взял ключи, сел, завел. В какой-то момент я подумала: пусть этот парень угонит машину, и тогда я переключусь – избавлюсь от мыслей, тревоги, боли, которые засели в моей голове и сводили с ума. Если у меня угонят машину, я смогу очнуться. Мама. Она умудрялась вытеснять все прочие мои заботы и переживания. Просто талант какой-то.

Амир завел машину, благодаря чему крышка бензобака вдруг открылась. Залил полный бак. Бэлла довела меня до подсобки, усадила на складной стульчик. Потом колдовала над конфоркой и крошечной, на один глоток, туркой. Кофе она налила в такую же крошечную чашку, настоящую, фарфоровую. Я пришла в себя, едва дотронувшись до чашки.

– Откуда у вас такое сокровище? – спросила я.

– Привезла. Не могу пить из других, – пожала плечами Бэлла.

Все было очень странно. Когда я рассказывала эту историю знакомым, мне говорили, что от волнения и переживаний я напридумывала то, чего и быть не могло. Возможно. Я готова была согласиться. Но тонкий ободок той чашки, рисунок я помню до сих пор, как и ощущение в пальцах. Да одна эта чашка наверняка стоила как вся бензозаправка.

Бэлла взяла мою сумку, достала кошелек, несколько купюр, пробила бензин, вернула кошелек, сдачу, чек и десять раз сказала, что все кладет мне в сумку. Я пила кофе и чувствовала, что начинаю соображать, руки перестают трястись.

– Что мне делать? – спросила я у Бэллы и Амира, который протер стекла машины грязной тряпкой, чего я терпеть не могу, но в тот момент чуть не расплакалась от такой заботы.

– Звони, – сказала Бэлла.

– Звонила, не отвечает, – ответила я.

– Тогда я позвоню! – воскликнула Бэлла.

В этот момент на заправку приехал еще один автомобиль.

– Девушка, работать собираемся? – спросил молодой мужчина.

– Если я девушка, то съезди на заправку, тут рядом. У них еда есть. И девушек сколько захочешь. А я тебе бабушка. Не видишь, женщине плохо? Ей еда нужна и сладкое что-нибудь.

– Ты когда ела в последний раз? – уточнила у меня Бэлла.

– Не помню, вчера, наверное, – ответила я.

– А я должна гадать, отчего ты тут мне на голову упала! – возмутилась Бэлла.

– «Скорую» могу вызвать, – предложил мужчина.

– Дорогой, привези еды, чтобы она в «Скорую» сытая села. Кто ее там кормить будет? Вернешься, обслужу, как брата, – сказала Бэлла мужчине, но не грубо, а нежно. Твердо, решительно, но с уважением. Я всегда поражалась этой способности – так говорить, что у собеседника даже не закрадывается мысль возразить, при этом сразу же хочется исполнить все, что потребовала эта женщина. Причем исполнить с удовольствием.

Мужчина уехал, что-то буркнув под нос.

– Не вернется, – пожал плечами Амир.

– Почему никто не помогает друг другу? Разве так сложно? Разве я его не попросила? Человеку плохо жить, если он не помогает, если никому не нужна его забота. Вот этот парень почему не захотел? Ему бы хорошо потом было. И мимо него бы случайные люди не прошли. Все возвращается, – сказала Бэлла и снова начала колдовать над туркой и плиткой.

– Не всегда возвращается, – прошептала я.

– Откуда знаешь? Почему в это веришь? – возмутилась Бэлла. – Надо в хорошее верить!

– Но вы же сами не верите, – пожала я плечами.

Случайный водитель вернулся, не прошло и десяти минут. Привез сэндвич, круассан, шоколадку, бутылку воды.

– Прости, дорогой. Я о тебе почти плохо думала. – Бэлла подошла и обняла молодого мужчину так, как мать обнимает взрослого сына. С такой нежностью, что тот подчинился. Наклонился, чтобы Бэлле было удобнее держать его в объятиях. – Пусть больше никто о тебе так не думает, как я. Даже почти не думает. Пусть тебе всю жизнь будет так хорошо, как мне сейчас. Пусть к тебе твое добро вернется!

– Мне двадцать литров, пожалуйста, – сказал мужчина, смутившись и покраснев.

– Деньги отдайте, пожалуйста, – попросила я Бэллу.

– Не надо, – отмахнулся мужчина.

Амир пошел помогать залить бензин, а я откусила от сэндвича. И меня тут же вырвало.

– Ох, бедная ты моя. Если есть не можешь, совсем плохо, – забеспокоилась Бэлла.