Александр Терехов - Немцы Страница 84

Эбергард, чтобы делать что-то, мокрой кленовой нашлепкой пристать к чему-то, уверенно движущемуся по жизни, достал телефон: три сообщения от зомби — стирал, не читая, два звонка от «Быдла-2» — Роман и четыре — с неопределившегося — в машину, как в колокол, под юбку, тебя никто и ты никого, не думая — есть еще время не думать, а просто… Если не утвердят мэра… Это не его мысль. Чья-то. Просто проплыла рядом, и он увидел. Собраться, скрепить себя, чтобы дома «сделать вид», например, «болит голова», «совсем не хочется есть, прости, что не предупредил», «нужно срочно сделать расчеты», «как чувствуешь себя?». Дома на листе бумаги, готовом многое вместить, он только и вывел «ООО», к нему стрелка, «возврат денег» испугался написать, плюс два миллиона своих, и обвел, от кого-то прячась, кто находится прямо над ним. Кристианыч… Дело не возбуждают, завтра телефон может включить, должен понимать: Эбергард постучится, надо решать… Хассо. Должен и Хассо. Он понимал: эти смелые, решительные мысли на бетонном основании завтра не найдешь, жальче теней… Но: если это не сама Лида, а кто-то «я от Лиды» и весь их ресурс ушел на допуск к аукциону, то зомби со своим ублюдком с трясущимися лапами могут привести на объявленный заново аукцион другое свое юрлицо и дать более низкую цену (Эбергард подскажет — какую), зацепиться, получить контракт, а потом уже решать по откату: назад не назад и сколько; или кинуть им через полгодика по допсоглашению «в связи с возникшими обстоятельствами» миллионов пять, что потеряют они на снижении цены, или по-тихому изменить характеристики контракта в сторону уменьшения количества учреждений и этих самых горячих порций… Или — когда утихнет — кинуть этому ООО какой-то заказик на сопоставимую сумму… Но это не сделаешь без монстра, ничего без монстра, а станет он разбирать, Лида это или «от Лиды»? Свое сглотнул и не считает, что должен. Да и дошли ли деньги, или Хассо с Кристианычем притормозили и попилили сами, как только прояснилось: Эбергард — не жилец. Он не останется крайним, понимают пусть все, если загнать зайца в угол… Зарабатывал не он, что взял — отдаст… Последнее (и лучшее): если появляется кто-то сильный очень, прикрывает Эбергарда («к тебе вопросов быть не может, тебя здесь нет»), вытаскивает зомби и накатывает: какие вопросы? вы отдали, ваш порешали вопрос (результаты аукциона видели на сайте?), но наступило страшное непредвиденное, ударивший по всем «форс-мажор», разбегаемся, и вы — бегите, если не хотите всё отдать и остаться должны, и пусть бы они побежали; да, теряют почти лимон зеленью, но это бизнес, рискуют все, — Эбергард им так не скажет, за ним никого… Завтра, нельзя откладывать, все, все должны понимать: на себя не возьмет, решаем вместе…

— Не закончил? Что-то тоже не могу уснуть. Можно, я тут… — Улрике повозилась и устроилась на кухонном диване, но сразу испуганно приподняла голову:

Почему так страшно смотришь на меня? Смотришь так, будто больше не любишь…

— Нет. Нет, нет.

— Слышал, Ельцин умер? Наверное… не успеем мы переехать до родов, — в ее слабом утверждении угасал вопрос. — Не до этого сейчас тебе, да и мне было бы трудно…

— Давай, чтобы сейчас не гнать, ты поедешь рожать, а я — всё по-быстрому…

— Может, и к лучшему. Лишь бы она, — имя так и не выбрали, каждый думал про свое, — приехала уже в свой дом, к себе. Запомнил, куда поставить кроватку?

Вас ожидают, уже давно; Кристианыч не включался (Эбергард начал звонить с восьми), Эбергарда клевал — как он и ждал! так! так!!! — неизвестный номер, заканчивающийся на 047; с утра сжался: только это, не уступать, сегодня и кончить, и проверял себя: крепок? не уступать! Кристианыча — нет, значит следующий — Хассо!! — не собьют…

Остановите тут — из машины он вылез до светофора, отправив Павла Валентиновича на стоянку пустым, сам вошел в префектурный двор со стороны Тимирязевского с простыми, теми, кто добирается на метро, но не озирался, не исполнял «очень спешу», держа наготове подносик незримый с одноразовыми тарелками «что я скажу, если окликнут, встретят, остановят», — пройдя вахту, за милицейские обыкновенные спины, облегчение почуял и радость, словно что-то выиграл уже такое, что дает право отдохнуть, побежал сбросить пальто и — к Хассо! — выигрывать еще, выигрывать дальше! — одним взглядом зачерпнув «Жанна напугана», ее:

— Вас ожидают. Уже давно. — Порыв убежать, успеть до «этого» к Хассо, снять вопрос, остервенение: «Почему пускаете в мой кабинет?!!» Слова-словечки, заготовленные для «внезапно на улице», на улице и остались; дал заметить Жанне свое обмирание и — надо! — вошел, путь в следующие комнаты лежал через эту. Человек в форме, серьезный человек в синей форме, незнакомый, сидел за столиком для посетителей, переплетя пальцы, не читая, именно — ждал.

— Утро доброе, — первым, задавая тон и скорость, привык, видно, что приползают к нему и молят. — Вы — Эбергард?

— В чем дело? — Эбергард не отвечал, не садился, цепляясь за позицию «свысока», устанавливал портфель, устраивал пальто в шкафу поудобней.

— Согласно представленным документам вы — ответственный за противопожарное состояние помещения?

Эбергард приблизился: пожарные кровососущие поменяли форму, летом походили на средний командный состав таиландской хунты, а зимой на польских пограничников, входящих в вагон «Москва — Амстердам», оставшись один (гость оказался всего лишь известным биологии насекомым, потребляющим и испражняющимся непрерывно), Эбергард всмотрелся в новый окрас: темно-синее что-то типа свитера с налокотниками, герб какой-то на кармане, на кресле грелась толстая куртка с меховым воротником и латинобуквенной табличкой — что там гнусь пишет о себе на латыни?

— Я.

— В ходе плановой проверки мною выявлены нарушения правил пожарной безопасности в занимаемом вами помещении. Будет составлен акт, вы его подпишете. Акт я передам вашему руководству. Может стать основанием для депремирования, — в период сразу после вылупления из личинки голос насекомого звучит действительно угрожающе, с годами интонации беднеют, падает громкость, и теперь по выразительности его песня мало отличается от сухого шороха секундных стрелок.

— Что-то серьезное? Чайник? — Эбергард нашел в телефоне «Дядя Юра Еременко», нажал «Вызвать». — Нет громоотвода?

— При сильном задымлении может сыграть роковое значение. Должна быть табличка с указанием «Выход» на двери.

— Да? Так у нас вроде есть, — дядя Юра не отвечал, может, совещание, селектор, встреча, просто, но теперь всё казалось — не просто, ничего, больше Эбергард его не увидит никогда в жизни (а тут же горячо замечталось понадобиться дяде Юре: позвонит, умолять будет о встрече… И уж Эбергард тогда…).

— Есть. Но буквы плоские. А должны быть — объемными, — насекомое, страшась, будто раздевая пьяную спящую незнакомку в железнодорожном купе, плавно потянуло застежку, распуская молнию на папке.

— Давайте как-то решим.

— Три тысячи, — молния также бесшумно сошлась, — и прощаемся с вами до следующего года.

Выложил трилистником деньги на столешницу, чтобы случайно не коснуться щупалец, и без чаепитий, прощаний и проводов спешил уже по четвертому этажу — торопился на выход провожающим по объявленному к отправлению вагону — а то так и уеду: не смотри, не смотри из окон на стоянку, не ищи знакомых лиц, в местах, куда он дорос, не встречалось простых решений: одной таблеткой, нажатием кнопки, но искал он сейчас — решения такого, его же уволили, должны хоть за это — освободить!

— На месте?

Зинаида будто ждала именно сегодня, именно его — всему, чему научилась: уперлась застекленными глазами, обрезала ножницами цепляющиеся щупальца, строжила брови:

— Сегодня у господина Хассо нет приема. Господин Хассо уезжает в мэрию, уже вызвал машину. Он не один, — и глядела с ужасом, как Эбергард без наглости («вот тут, самый краешек») присаживается на диван и — не с первого раза (вот только где ошибся — показал, что гуляет под кожей и жжет!!!) ловит пальцами верхний из журналов для приличных посетителей.

Зинаида вскочила (раньше — не могла!) и в два шага — рядом, махнула очками над его макушкой:

— Здесь приемная первого заместителя префекта! Здесь нельзя ожидать, если вы не записаны. В любую секунду может зайти префект! Я же не знаю, — и она, себе удивляясь, закончила почему-то шепотом, — кто вы.

— Виноват, — Эбергард вернул журнал в стопку и подровнял: так лежало? — Я тогда в коридорчике, — выскочил: вызовет милицию? Предупредит Хассо? Стоять нельзя — ходил; опять этот, что на 047, три звонка в час. Хассо (и сегодня показалось — еще подрос) выступил, солидно серебрясь сединой, в коридор бок о бок со Стасиком Запорожным из «Стройметресурса», продолжая обсуждать веселое, но «по работе» (успела Зинаида обрисовать? не успела, по морде Хассо ни за что не поймешь — высшая школа!); не прерывая разговор, выставил в сторону Эбергарда руку: пожми и свободен; но и Эбергард тоже умел, руку схватил, подтянул к себе Хассо: