Виктория Токарева - Кругом один обман (сборник) Страница 9

Сандрик вернулся домой с работы, он монтировал материал какого-то придурка. Наступили нулевые годы. Снимали все кому не лень, были бы деньги. Настоящее кино никого не интересовало. Большие таланты тоже не были востребованы. Ты гений? Твое личное дело. Отойди и не мешай.

Сандрика это угнетало. Он помнил другие времена, когда на таланты молились. Талантам было позволено ВСЕ.

Сандрик вошел в дом, увидел книжную стену, пеструю от обложек и замер, завороженный.

Вот оно – спасение! Верочка! Все несправедливости и подлости остались за дверью. А здесь его дом – его крепость, горные вершины, космос.

Забота не была односторонней. Сандрик тоже заботился о Верочке и устроил ее в институт, на заочное отделение. Верочка должна получить образование, и она его получила: художник по костюмам.

Верочка оказалась рукастая, с врожденным вкусом. Она чертила свои костюмы, как заправский модельер, как Соня Рикель, например. Не хуже. Преподаватели удивлялись, и не только. Восхищались. Верочка нравилась. Ее называли «девочка-уют». Возле нее было спокойно, солнечно, осмысленно и вкусно. Настоящий клад. И как он свалился Сандрику в руки? Тайна сия велика есть.

На следующий «Кинотавр» Сандрик появился вместе с Верочкой. Он ее больше не прятал. Это была пара. Сорок лет разницы никого не смущала. У каждого свои козыри. У Верочки – молодость, у Сандрика – талант.

Талант – штука редкая и ценится не меньше, чем молодость, – так что все справедливо.

Все знали, что Сандрик женат. Нателла незримо маячила на горизонте. Но кино – это богема. В кино – плавающая нравственность. Можно так, а можно так.

Жена в Америке – это виртуальная жена, хотя и законная. Но более законная та, что рядом. Та, что спит у тебя на плече и дышит в ухо. Все это понимали.

Я иногда думала: а где родители Верочки? куда смотрит мать-цыганка? У цыган с нравственностью жестко. Они не разводятся.

Я общалась с Верочкой, но вопросов не задавала. Единственный раз спросила:

– А что, твои ровесники вымерли?

– Нет, – легко ответила Верочка. – Ровесников полно, как грязи. Просто с ними не интересно.

– А подруги у тебя тоже пенсионерки?

– Подруги всякие, – уточнила Верочка. – Они все время хвастают: сколько раз за ночь… А мне это совершенно не интересно. У меня другие приоритеты. Когда Сандро открывает рот – все тонет, «замолкли птичек хоры, и прилегли стада».

Верочка светилась глазами и зубами. Она светилась вся, как электрическая лампочка.

Я ей верила. Я тоже ценю в мужчинах индивидуальность, а не сексуальную мощь. Секс со временем обесценивается, а талант – никогда. Это всегда интересно, всегда ново. После общения с талантом хочется жить и совершать подвиги.

Я Верочку понимала, и она это видела и любила меня за понимание.

Мы обнимались, прощаясь. У Верочки были сильные, прохладные руки.

Верочку приятно было чувствовать, на нее было приятно смотреть и слушать. Умная, красивая и сексуальная. Сандро поистине повезло во всех отношениях.

Открытие и закрытие фестиваля – это дорожка славы.

Сандро брал с собой Верочку, и они шли рядом.

Верочка – юная, с распущенными волосами, в роскошном платье, которое она сама себе придумала и сшила. Рядом – стройный, статный Сандро в черно-белом, как пингвин. Седеющий красавец. Не хуже, чем Ричард Гир, если не лучше.

Толпа по обе стороны дорожки им рукоплескала, хотя лица были не знакомы. Режиссеров и сценаристов знают мало, в отличие от актеров. Актеры – вот кто любимцы толпы.

После закрытия был фуршет на берегу моря. Мы с Сандриком стояли рядом. Верочка все время куда-то исчезала. Сочи – ее город. Многие хотели попасть на праздник, посмотреть на артистов вблизи.

Верочка протаскивала страждущих через охрану. Не одной же ей счастье. Она была способна делиться всем. И фестивалем в том числе.

Мы с Сандриком ели куриные шашлыки на деревянных палочках.

– Ты готов бросить Нателлу? – спросила я.

– Ни в коем случае. Это невозможно.

– Почему?

– Я вытолкну ее на холод. В ночь. Я не могу этого сделать.

– Понятно, – сказала я. – А как поживает Резо?

– Поживает. У него впереди своя долгая жизнь. А у меня впереди хвост кобылы.

– Какой кобылы?

– Везущей за собою чей-то гроб.

– Это еще не скоро, – успокоила я. – Лет через тридцать.

– Скоро, – возразил Сандрик. – Я больной человек. Я ей говорю: «Вера, зачем я тебе нужен? Меня грохнет инсульт, будешь за мной говно выносить».

– А она?

– Она говорит: «Твое говно не пахнет…» Если бы можно всегда быть рядом с ней, жить ради нее, я был бы самый счастливый человек. Мне больше ничего не надо…

Подбежала Верочка. Мы замолчали.

Прошло десять лет.

Я перестала ездить на «Кинотавр». Со временем все обесценивается, как секс. Интересно, а жизнь? Теряет ли она свою цену?

Сандрик написал и выпустил книгу в хорошем издательстве. Издатели позвонили мне домой и попросили прийти на презентацию.

Я не люблю посещать подобные тусовки, не вижу в них смысла. Но, узнав, кто автор, не посмела отказать.

Старая дружба не ржавеет. Старая любовь как раз ржавеет, а дружба – никогда.

Я приехала в книжный магазин, где проходила презентация.

Прошло много лет. Время меняет человека. Моя фишка состояла в том, что я всегда была талантливая и молодая. Два в одном. И терять что-либо из двух составляющих было обидно. Однако время идет. Я довольно легко переносила время и не видела в зеркальном отражении больших перемен, но другие могли видеть. Хотя каждый человек к себе не критичен и легко прощает себе все недостатки. Каждый сам себе звезда. Короче, я нарядилась и заявилась.

Первая, кого я увидела в магазине, была Верочка. Она гналась за трехлетним мальчиком, который от нее удирал и прятался за книжными стеллажами.

Верочка подлетела ко мне. Она поменяла прическу – тридцатые годы, короткая челка, как у Марины Цветаевой, летящие одежды, крылья на ногах. Ей тридцать четыре года. Расцвет.

Появился Сандро. Он отпустил бороду и сбрил волосы на голове. Его череп был породистый и скульптурный. Борода – совершенно седая, белая, как вата.

Особых перемен я в нем не углядела. Для меня он был тот же самый Сандрик. Я видела его слепотой любви. Он по-прежнему мне нравился, нисколько не меньше, чем в молодые годы.

Верочка села в первый ряд, держа на коленях трехлетнего сыночка. Мальчика звали Александр (тот же Сандро). Он был похож на цыганенка. Пошел в свою бабку по материнской линии.

Мальчик спокойно сидел на маминых коленях и ел шоколадку. Он широко кусал и вдохновенно жевал. Под конец засунул в рот слишком большой кусок, и его верхняя губа отъехала, удерживая шоколад.

Нателла, основная жена Сандро, задержалась в Америке.

Она придумала детскую мебель в форме зверушек. Сняла помещение, пригласила рабочих, преимущественно мексиканцев, и создала фирму.

Мебель пользовалась огромным спросом. Деньги потекли на счет Нателлы. Это было радостно и очень интересно. Нателла никогда не жила так широко и свободно. Они с Сандро всегда сводили концы с концами. А иногда и не сводили.

Невестка-эфиопка делала расчеты, вела бухгалтерию. Она оказалась деятельной и практичной. Сын Миша (муж эфиопки) в семейном бизнесе не участвовал. Искал себя. Он мечтал прорваться в Голливуд в качестве режиссера, но в Голливуде русских не жаловали. Все-таки русские хоть и люди, но они другие. Любят копаться в своей душе, доставать из нее всякую «достоевщину» и подробно рассматривать. Американцам это не надо. Они любят победителей.

Миша комплексовал, но надеялся на хеппи-энд.

Мулатик Резо просто рос, не теряя очарования, и уже ходил в школу.

Отсутствие Сандро семья переносила легко. Перезванивались по телефону раз в неделю. Потом раз в две недели. Разговоры становились все короче.

Детская мебель забирала у Нателлы все время и все внимание. Нателлу ничего не беспокоило: Сандро не мог жить без работы, а работу он мог найти только в Москве. У Сандро – свое дело, у нее – свое.

Но однажды случилось непредвиденное. Сандро объявил по телефону, что он уходит из семьи. И не просто уходит, а женится. И не просто женится, а становится отцом. Должен родиться ребенок.

Нателла могла ждать от Сандро чего угодно, но не предательства. В нее как будто выстрелили. Они прошли вместе такие узкие места… У них была своя война и своя тюрьма, которая их спаяла. Казалось, что ничто и никогда не разорвет этот монолит. Нателла знала, что Сандро – ходок, но это было поверхностное проявление характера, как грим на лице. Умоешься, и нет ничего.

И вдруг – выстрел в спину.

Нателла вначале взбесилась, а потом просто умерла. При этом она ходила, двигала ногами и руками, распоряжалась рабочими, но ее не было. Жизнь остановилась, и кровь не бежала по сосудам. И ничто не радовало. И все было безразлично: еда, вода, жизнь, деньги. Какая разница? Ее мир рухнул.