Вильям Козлов - Чёрные ангелы в белых одеждах Страница 9

В Пушкинских Горах автобус остановился у нового застекленного двухэтажного ресторана с плоской крышей, тут же стояли несколько разноцветных автобусов и «Побед». Огромные стекла в металлических рамах жарко блестели. Туристы, разминаясь на ходу, пошли обедать, а Вадим, поблагодарив бородатого мужчину, зашагал вниз по дороге. Есть не хотелось, да и хотелось поскорее определиться. Здесь прямо в центре была гористая местность: заасфальтированное шоссе то круто обрывалось вниз, то резво взбегало на гору. Белели стены Святогорского монастыря, зеленела свежей покраской крыша высокой часовни. Мальчишке указали, где находится лесничество, оказалось — совсем близко. На крыльце небольшого деревянного здания с черной вывеской лежала огромная собака непонятно какой породы. Она и не подумала отодвинуться, когда Вадим поднялся на крыльцо, лишь приподняла большую лохматую голову и зевнула, показав красную пасть с острыми зубами. Прижимаясь к перилам, он прошел в темные сени, где было несколько дверей с тусклыми узкими табличками. И уже переступая высокий порог, он подумал, что не знает с чего и начинать, значит, нужно говорить правду… Первый кабинет был пустой, лишь на столе дымился в стеклянной пепельнице окурок, в другом кабинете, если так можно было назвать маленькие комнатки с низкими белыми потолками и одним окном, застал пожилую женщину в очках, склонившуюся над бумагами. Не поднимая на вошедшего глаз, она произнесла:

— Чего встал? Расписывайся…

— Я ищу дедушку, — подал голос Вадим, остановившись у двери. В углу на полу лежали коричневые картонные папки с бумагами, точно такие же папки высились до потолка и на шкафу у стены. И назойливо жужжала у окна муха.

— Что-то я тебя никогда вроде бы не видела, внучок? — сняв очки, посмотрела на него женщина. На переносице обозначилась красная полоска — Чей ты?

Вадим назвал фамилию деда, сказал, что приехал к нему из Ленинграда на каникулы.

— А что же он тебя не встретил?

— Мама… хотела телеграмму послать, но… — начал Вадим и замолчал: он решительно не умел врать, мучительно было это делать, однако женщина не стала дальше выяснять.

— Егерь сюда редко наведывается, — сказала она. — Не мудрено, что и телеграмму не получил. Не понесет же ее почтальон в лес? А вообще, погуляй по поселку, он у нас красивый, сегодня день выдачи зарплаты, может, Григорий Иванович и пожалует… Был на могиле Пушкина? Сходи в село Михайловское, две версты, а я егерю скажу, чтобы тебя дождался, если прикатит…

— На чем?

— На велосипеде — другой транспорт он не признает, — улыбнулась женщина, по-видимому, бухгалтер и кассир в одном лице. За ее спиной возвышался бурый приоткрытый сейф, а на столе лежали счеты. Тут стали подходить люди, и Вадим покинул комнатку. В сенях с кем-то столкнулся, извинился и выбрался на свет.

На могилу к великому поэту он не пошел, время приближалось к обеду. Появился аппетит. В ресторан он зайти не решился, нашел столовую рядом с магазином кулинарии. В душном помещении с потемневших от времени электрических шнуров свисали свернувшиеся в трубки ленты. На них налипли черные мухи, пахло жареным луком и кислыми щами. Почти все столы были заняты — в основном рабочими и строителями. Это можно было определить по желтым каскам и заляпанным краской и раствором робам. Вадим взял алюминиевый поднос — столовая была самообслуживания — и подошел к длинному, застекленному сверху прилавку. Взял салат из помидоров, тарелку щей с куском сала, котлету с вермишелью, несколько кусков хлеба и стакан мутного компота. За все это заплатил кассирше восемьдесят шесть копеек. Еда была невкусная, а компот понравился: сладкий и пахнет грушами.

Послонявшись по утопающему в зелени большому поселку, Вадим снова оказался в центре. У ресторана «Витязь» стояли два больших автобуса с ленинградскими номерами. Сквозь широкие сверкающие окна ресторана были видны туристы, официантки в кружевных косынках и белых фартуках. В Пушкинских Горах есть и Пушкинская улица, кинотеатр имени Пушкина, его именем названа средняя школа, да наверное, и многое другое. И памятников много, даже больше, чем Ленину и Сталину. От отца он слышал, что в стране нет такого жилого места, где бы не стояли памятники Ленину и Сталину, нет такого поселка, где бы не было улицы Ленина и Советской. Вслед за ними идут названия улиц Урицкого, Володарского, Свердлова… Всех этих деятелей отец называл палачами русского народа. Не успел он об этом подумать, как снова увидел памятник Пушкину, от которого начинался широкий проспект Ленина… Виднелись строительные леса, тарахтящие лебедки, мимо с грохотом проезжали грузовики с кирпичом и досками, грохотали колесами телеги с бочками с раствором. Возницы с вожжами в руках шагали рядом.

Вадим засмотрелся на работу каменщиков, кладущих красные кирпичи на степу третьего этажа. Ловкие движения рук, орудующих с кирпичами, раствором, мастерком. Красная стена росла прямо на глазах. Обнаженный до пояса, с бумажным колпаком на голове, загорелый молодой каменщик артистично выполнял свою работу, изредка перекидываясь словом с напарником, подававшим ему звонкие кирпичи. Рядом за спиной мальчика тарахтела лебедка, поднимая наверх контейнер с кирпичами. Вадим зачарованно смотрел на каменщика, уже заломило шею. Над головой загорелого парня плыло небольшое, с золотым солнечным ободком облако, голубое небо, черные стрижи, их мелодичные трели вызывали какие-то неясные воспоминания.

И тут случилось это самое: то, что уже однажды было с ним, но чему он не придал никакого значения. Вдруг стало тихо и будто бы все вокруг замерло: каменщик с поднятым мастерком, его напарник с кирпичом в руке, стрижи в небе превратились в золотые крестики, а облако будто впаялось в бездонную голубизну. Все это продолжалось какое-то томительное мгновение, вслед за тем какая-то неведомая сила толкнула его в сторону, послышался раскатистый удар. Как живые мячики запрыгали кирпичи, каменщик и его напарник задвигались и, перевесившись через стену, смотрели на него…

С тросов сорвался тяжелый контейнер с кирпичом и рухнул на то место, где только что стоял мальчишка. Что-то кричал крановщик, через строительную площадку бежал к нему невысокий человек в пиджаке. С лесов смотрели вниз строители. Вадим, не оглядываясь, почти побежал прочь.

Впрочем, на него никто, пожалуй, кроме загорелого каменщика и внимания не обратил. Мальчик испытывал странное чувство — запоздалый страх и изумление, он ведь не видел, как оборвался трос и полетел вниз контейнер, но успел отскочить… Точнее, что-то его сильно толкнуло в бок, как воздушная волна от взрыва… Но взрыва не было, был глухой удар о землю и звон запрыгавших вокруг обломков кирпичей.

Нечто подобное случилось два года назад, когда точно так же он спасся на Лиговке от мчавшегося на него грузовика с металлическими бочками. Неведомая сила выбросила его с проезжей части на тротуар — он переходил дорогу у Московского вокзала — а грузовик пролетел рядом…

Об этом Вадим никому не рассказал и скоро забыл о своем чудесном спасении, поразившем видевших это прохожих. И вот снова почти точно такая же история. Свернув в знакомый переулок и немного придя в себя, Вадим впервые подумал, что все это и есть то самое чудо, о котором рассказывал отец. С ним тоже нечто похожее происходило на фронте, где смерть постоянно была рядом, однако не каждая облюбованная ею жертва погибала в военном грохочущем аду. Кто-то более сильный, чем смерть, спасал его…

На этот раз в комнате бухгалтера толпилось много людей. Они расписывались в ведомости и получали деньги. Мальчишка посматривал на них, но никого, кто был старше шестидесяти лет не увидел. Дед-егерь представлялся ему огромным, бородатым, с суровым взглядом и ружьем за спиной. Вообще-то, он совсем не помнил его, а на фотографии в альбоме он был молодым и безбородым. Когда комната опустела, женщина устало посмотрела на присевшего в углу на табуретку мальчишку. Русый вихор петушиным гребнем торчал на голове.

— Теперь, видно, не приедет, — сказала она. — Нынче пятница, ему вечером нужно будет гостей принимать на нашей турбазе…

— Далеко это? — спросил Вадим.

— Погоди… — вдруг осенило бухгалтершу, — На турбазу собирался наш шофер Лукьянов, он только что расписался… Если не уехал со двора, позови его! Он на «газике» ездит.

Вадим бросился к двери и остановился на пороге.

— А как его… по отчеству?

— Да Васька! Крикни Василия, скажи, чтобы в бухгалтерию вернулся.

Вадим выбежал из дома и увидел у «газика» двух молодых мужчин о чем-то разговаривавших. Один из них, невысокого роста с густыми каштановыми волосами, закрывающими уши, в клетчатой ковбойке и зеленых брюках, крутил на пальце брелок с ключами. Другой — рябоватый, в зеленой рубашке, с рано обозначившейся плешью, размахивая руками, трещал без умолку. Лицо у него было красным.