Чарльз Буковски - Хлеб с ветчиной Страница 9

— Я убью тебя, — сказал я ему.

— Убери ребенка!

— Как ты можешь любить эту женщину? — не унимался я. — Посмотри на ее нос. Это же хобот!

— О, черт! — воскликнула женщина. — С меня довольно! Выбирай, Генри! Или я — или она! Немедленно!

— Как я могу выбирать? Я люблю вас обеих!

— Я убью тебя! — твердил я.

Тут я получил удар по уху и рухнул на пол. Женщина вскочила и выбежала из дома, отец устремился за ней. Но женщина запрыгнула в наш автомобиль, завела двигатель и поехала. Все произошло очень быстро. Отец бросился вдогонку. Он бежал по улице за автомобилем и орал:

— ЭНДА! ЭНДА! ВЕРНИСЬ!

Она не остановилась, но отец все же догнал ее. Он поравнялся с сиденьем водителя, просунул руку в кабину, но тут автомобиль резко прибавил скорость, и отец остался на дороге с сумочкой Энды в руках.

— Я чувствовала, что что-то происходит, — сказала мне мать. — Я спряталась в кузове и поймала их. Твой отец привез меня домой вместе с этой ужасной женщиной. Теперь она угнала его автомобиль.

Подошел отец с сумочкой ужасной Энды.

— Все в дом! — приказал он.

Мы зашли в дом, и отец закрыл меня в моей комнате. Разразился скандал. Поднялся ужасный крик. Потом отец стал бить мать. Она визжала, но он не останавливался. Я выбрался на улицу через окно и попытался проникнуть в дом через входную дверь, но она была заперта. Я попробовал через заднюю дверь, и через задние окна — все было закрыто. Я стоял во дворе и слушал вопли и удары.

Потом удары и вопли прекратились, и я слышал, как рыдает моя мать. Это продолжалось довольно долго. Но постепенно рыдания пошли на убыль и, наконец, стихли вовсе.

13

Я был в четвертом классе, когда узнал про ЭТО. Вероятно, я был последним из наших ребят. Все дело в том, что я все еще ни с кем не общался. На перемене ко мне подошел какой-то парень:

— Ты знаешь, как ЭТО происходит? — спросил он.

— Что ЭТО?

— Ебля.

— А что это такое?

— У твоей матери есть дырка, — и парень соорудил из большого и указательного пальцев правой руки кольцо, а у твоего отца — ялда, — тут он вы ставил указательный палец левой руки и стал тыкать им в кольцо. — Потом из ялды выстреливается сок, и у твоей матери может родиться ребенок, а может и не родиться.

— Бог делает детей, — сказал я.

— Ага, как из жопы пирожок, — ответил парень и удалился.

Трудно во все это было поверить. На уроке я сидел и думал о сказанном. У моей матери есть дырка, а у отца ялда, которая стреляет соком. Как же могут они заниматься такими вещами, а потом разгуливать, как ни в чем не бывало, болтать обо всем на свете и опять украдкой заниматься ЭТИМ? Меня чуть не стошнило, когда я представил себе, что произошел из сока своего отца.

В ту ночь, после того как везде в доме погас свет, я лежал в своей кровати и ждал. И вдруг довольно отчетливо я услышал какие-то звуки. Это скрипела их кровать, будто они скакали на ней. Я вылез из постели, на цыпочках спустился вниз и приник к двери их комнаты. Кровать продолжала скрипеть. Потом все стихло. Я поспешил вернуться в свою комнату и снова прислушался. Моя мать прошла в ванную, донеслось журчание воды, и она снова вернулась в спальню.

Ужас! Не удивительно, что они держали все ЭТО в секрете! Подумать только, все занимаются ЭТИМ! Учителя, директор школы. Все! Это выглядело мерзко. Но потом я подумал: «А что если бы мне пришлось заниматься ЭТИМ с Лайлой Джейн?» И это показалось мне не таким уж и противным.

На следующий день в школе я все занятия напролет думал об ЭТОМ. Я разглядывал своих одноклассниц и воображал, что мог бы всем им настрелять своего сока и заделать кучу детей. Я бы наводнил мир такими же парнями, как я — великими бейсболистами, выбивающими три базы с одного удара. И вот перед самым концом занятий наша учительница миссис Уэстфал сказала:

— Генри, останься после урока.

Прозвенел звонок, и все дети разошлись. Я сидел на своем месте и ждал. Миссис Уэстфал проверяла тетради. Я подумал, может, и она хочет немного моего сока. Я представил себе, как загляну ей под платье и увижу дыру.

— Хорошо, миссис Уэстфал, я готов, — вырвалось у меня.

— Отлично, Генри. Сначала вытри все с доски, а потом сходи на улицу и вытряси тряпки.

Я сделал все, как она сказала, и снова сел на свое место. Миссис Уэстфал продолжала заниматься своими тетрадями. На ней было облегающее голубое платье, массивные золотые серьги, а на тонком носу поблескивало пенсне. Я продолжал ждать. В конце концов я не выдержал:

— Миссис Уэстфал, зачем вы оставили меня?

Она оторвалась от тетради и уставилась на меня. Глаза у нее были зеленые и, казалось, бездонные.

— Я оставила тебя, потому что иногда ты плохо себя ведешь.

— Ага? — улыбнулся я.

Миссис Уэстфал сняла пенсне и снова принялась разглядывать меня. Ноги ее были под столом, и я не мог видеть их.

— Сегодня ты был очень невнимателен, Генри.

— Ага.

— Есть такое слово «да». Ты же обращаешься к даме!

— О, я знаю…

— Прекрати разговаривать со мной в таком тоне!

— Как скажете.

Миссис Уэстфал встала, прошлась по проходу и села на стол прямо напротив меня. У нее были очень красивые длинные ноги в шелковых чулках. Она улыбнулась мне и погладила мою руку.

— Твои родители не балуют тебя любовью, так ведь?

— А мне и не больно-то надо, — ответил я.

— Генри, любовь нужна всем.

— Мне ничего не надо.

— Бедный малыш, — сказала она, встала, подошла ко мне вплотную, нежно взяла мою голову и прижала к своей груди.

Я обнял ее за ноги и слегка сжал.

— Генри, ты должен прекратить драться и ссориться со всеми подряд. Мы хотим помочь тебе.

Я сжал ее ноги крепче и сказал:

— Хорошо, давайте ебаться!

Миссис Уэстфал оттолкнула меня и отступила:

— ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?

— Я сказал, давай ебаться!

Она очень долго смотрела на меня, потом выговорила:

— Генри, я никогда и никому не передам то, что ты мне сказал: ни директору, ни твоим родителям — никому. Но я больше никогда не хочу слышать от тебя этих слов, ты понял меня?

— Понял.

— Хорошо. А теперь ты можешь идти домой. Я встал и направился к двери. Когда я открыл ее, миссис Уэстфал сказала:

— Всего хорошего. Генри.

— Всего хорошего, миссис Уэстфал.

Я шел по улице и дивился всему, что произошло. Миссис Уэстфал была не прочь поебаться со мной. Это очевидно. Но она боялась, что об этом могут узнать мои родители, другие учителя, директор школы, — ведь я был еще слишком юный. Но это было так восхитительно — находиться с ней в комнате наедине. Вообще все, что касалось ебли, теперь казалось мне прекрасным. Даже помыслы о ней давали людям нечто особенное, волнующее и приятное.

Мой путь к дому пересекал широкий бульвар. Я ступил на пешеходный переход. И вдруг увидел, что прямо на меня несется машина. Водитель и не думал сбрасывать скорость. Машину бросало по всей проезжей части. Я попытался отскочить в сторону с его пути, но он, казалось, преследовал меня — куда я, туда и он. Последнее, что я видел — фары, колеса, бампер, потом удар и темнота…

14

Очнулся я в больнице. Надо мной трудились доктор и сестра. Они обрабатывали мои колени ватными тампонами, которые были чем-то смочены. Это вызывало жжение. Локти тоже горели.

Я лежал в постели, сквозь окно светило солнце, и это было приятно. Доктор улыбнулся мне, сестра выпрямилась и тоже улыбнулась. Мне определенно нравилось здесь.

— У тебя есть имя? — спросил доктор.

— Генри.

— Генри, а дальше?

— Чинаски.

— Поляк, да?

— Немец.

— Почему никто не хочет быть поляком?

— Я родился в Германии.

— А где ты живешь? — спросила сестра.

— У родителей.

— Вот как? И где же это? — спросил доктор.

— А что случилось с моими локтями и коленями? — поинтересовался я.

— Тебя сбила машина. Хорошо, что колеса прошли мимо. Свидетели утверждают, что водитель был сильно пьян. Сбил и убежал. Но в машине нашли его права. Скоро полиция разыщет его.

— А у вас красивая медсестра, — сказал я доктору

— Спасибо, — улыбнулась сестра.

— Хочешь пригласить ее на свидание? — спросил доктор.

— А что это?

— Ну, ты хотел бы погулять с ней?

— Я даже не знаю, смогу ли я сделать это. Я же еще маленький.

— Сделать что? — удивился доктор.

— Ну, сами знаете.

— Ладно, — рассмеялась сестра, — встретимся, после того как твои колени заживут, и посмотрим, что мы сможем сделать.

— Прошу прощения, — сказал доктор, — но я должен идти осмотреть следующего пострадавшего, — и вышел из палаты.

— Так теперь скажи мне, на какой улице ты живешь? — спросила сестра.

— Вирджиния Роуд.