Кейт Мортон - Далекие часы Страница 9

На следующем снимке Юнипер была уже девушкой. Годы, казалось, пролетели незаметно, и те же самые кошачьи глаза смотрели в камеру со взрослого лица. Лица удивительной, но странной красоты. Я вспомнила рассказ матери о том, как деревенские женщины расступились при появлении Юнипер, словно она принесла с собой особую атмосферу. Глядя на фотографию, я без труда могла вообразить эту сцену. Юнипер была пытливой и замкнутой, отрешенной и сведущей одновременно. Отдельные черты, намеки и проблески эмоций и интеллекта складывались в неотразимое целое. В поисках даты я прочла сопутствующий текст — апрель 1939 года. В том самом году с ней познакомилась моя двенадцатилетняя мать.

После смерти второй жены Раймонд Блайт, по свидетельству очевидцев, заперся в своем кабинете. Однако он больше не опубликовал ничего примечательного, не считая пары-тройки коротеньких отзывов в «Таймс». Хотя перед смертью Блайт работал над неким проектом, это был, вопреки общим надеждам, не новый «Слякотник», а многословный научный трактат о нелинейной природе времени, развивающий собственные теории автора, знакомые читателям «Слякотника», о способности прошлого проникать в будущее. Работа так и не была завершена.

В последние годы жизни здоровье Раймонда Блайта неуклонно ухудшалось, и он решил, что это Слякотник из его знаменитого романа стал призраком и теперь преследует и мучает его — вполне естественный, хоть и необычный страх, учитывая вереницу трагических событий, погубивших множество дорогих его сердцу людей, который охотно разделяют гости замка. Принято считать, что старинный замок изобилует леденящими кровь историями. И неудивительно, что всеми любимая книга, такая как «Подлинная история Слякотника», события которой разыгрываются в этих самых стенах, породила подобные теории.

В конце тридцатых Раймонд Блайт обратился в католицизм и в последние годы отказывался кого-либо видеть, кроме своего священника. Писатель умер в пятницу четвертого апреля 1941 года, упав с башни Майлдерхерст — та же участь постигла его мать на шестьдесят пять лет раньше.

В конце главы имелась еще одна фотография Раймонда Блайта. Она разительно отличалась от первой — улыбающегося молодого отца с парой пухлых двойняшек на коленях, — и пока я изучала ее, мне живо припомнился разговор с Элис в книжном магазине. В особенности ее предположение, что психическая неустойчивость, поразившая Юнипер Блайт, коренилась у нее в крови. Ведь в этом человеке, этой версии Раймонда Блайта, не было ни капли простоты и довольства, которые так бросались в глаза на первом снимке. Напротив, казалось, его терзает беспокойство: глаза насторожены, губы поджаты, подбородок напряжен. Фотография датирована 1939 годом, Раймонду было семьдесят три, но чем дольше я смотрела, тем больше укреплялась в мысли, что не только возраст прочертил глубокие морщины на его лице. Во время чтения я решила, что биограф упомянула о призраках в переносном смысле, однако теперь поняла — это не так. Лицо человека на снимке было маской застарелой душевной муки, полной страха.

Вокруг сгустились сумерки, заполнив низины и леса поместья Майлдерхерст, прокравшись на поля и поглотив свет. Фотография Раймонда Блайта растворилась в темноте, и я закрыла книгу. Но не ушла. Еще не время. Вместо этого я обернулась и вгляделась в прореху меж деревьев, где на вершине холма стоял замок, черная громада на фоне темно-синего неба. Я трепетала при мысли, что завтра утром переступлю его порог.

В тот день обитатели замка обрели для меня плоть; они просочились мне под кожу, пока я читала книгу, и теперь мне казалось, что я знаю их целую вечность и нахожусь в деревне Майлдерхерст по праву, хотя попала сюда случайно. То же самое я испытывала, когда впервые читала «Грозовой перевал», «Джейн Эйр» и «Холодный дом». Как будто история уже была мне знакома, будто подтверждала мои давние подозрения о мире, будто ждала меня всегда.

Путешествие сквозь скелет сада

До сих пор, закрывая глаза, я вижу сверкающее утреннее небо начала лета: солнце кипит под прозрачной синей пленкой. Наверное, оно запечатлелось в моей памяти, поскольку в следующий раз я увидела Майлдерхерст только через несколько месяцев, когда сады, леса и поля облачились в металлические цвета осени. Однако в тот в день все было иначе. Я отправилась в Майлдерхерст, помахивая подробными инструкциями миссис Кенар; в груди трепетало давно подавленное желание. Мир возродился к жизни: пение птиц окрасило воздух, гудение пчел сгустило его, а теплое-теплое солнце тянуло вверх по холму прямо к замку.

Дорога все не кончалась, и я уже начала опасаться, что совсем заблудилась в бесконечной роще, когда прошла через заржавленные ворота и оказалась перед заброшенным прудом для купания, большим и круглым, по меньшей мере тридцати футов в диаметре. Я сразу поняла, что это тот самый пруд, о котором упоминала миссис Кенар, — пруд, сконструированный Оливером Сайксом в то время, когда Раймонд Блайт привез в замок свою первую жену. Разумеется, водоем во многом походил на своего меньшого брата рядом с фермерским домом, однако отличия так и бросались в глаза. Пруд миссис Кенар весело блестел на солнце, ухоженная лужайка вокруг ластилась к его выложенным песчаником берегам, а этот пруд давно был заброшен. Его каменная оправа покрылась мхом и растрескалась, и теперь пруд окаймляли калужница и поповник, желтые личики которых соперничали за пятна света. Вода густо заросла кувшинками, листья которых накладывались друг на друга; теплый ветерок волновал всю поверхность, словно шкуру огромной чешуйчатой рыбы, экзотического чудовища из тех, чей рост ничто не сдерживает.

Дна пруда видно не было, но я догадывалась о его глубине. На дальней стороне имелся трамплин для прыжков; деревянная доска выцвела и растрескалась, пружины проржавели; казалось, все сооружение держится лишь на честном слове. К ветке огромного дерева двойными веревками были привязаны качели, ныне усмиренные множеством колючих побегов, которые оплели их снизу доверху.

Колючки, кстати, не ограничились веревками, они немало повеселились, необузданно разрастаясь на странной заброшенной поляне. За путаницей жадной зелени я разглядела небольшое кирпичное здание, вероятно кабинку для переодевания, заостренная крыша которой едва пробивалась сквозь заросли. Дверь была заперта на висячий замок, механизм совершенно проржавел, а окна, когда я обнаружила их, оказались покрыты толстым слоем грязи, которую не получалось стереть. Однако с задней стороны стекло было разбито, на самом остром осколке торчал серый клок шерсти, так что можно было заглянуть внутрь. Конечно, я не упустила этой возможности.

Пыль, такая густая, что я ощущала ее запах, десятилетия пыли, одеялом укутавшей пол и все остальное. Солнце неравномерно струилось сквозь застекленную крышу, часть деревянных ставней исчезла, часть еще висела на петлях, часть валялась на полу. Пылинки проникали сквозь щели и вились по спирали в лучах стреноженного света. Ряд полок был забит сложенными полотенцами, чей изначальный цвет невозможно было угадать; на элегантной двери в задней стене висела табличка: «Кабинка для переодевания». Завеса из паутины взволнованно трепетала рядом со штабелем шезлонгов, хотя ее трепета давным-давно никто не замечал.

Внезапно устыдившись шороха палой листвы под ногами, я отступила. Поляну пронизывал необъяснимый покой, хотя кувшинки все же тихо шелестели. На долю секунды я представила это место новым, накинула тонкое покрывало жизни на нынешнее небрежение: смеющиеся люди в старомодных купальных костюмах, расстилающие полотенца, потягивающие напитки, ныряющие с трамплина, раскачивающиеся над самой поверхностью прохладной, ах, такой прохладной воды…

Затем видение исчезло. Я моргнула и вновь очутилась одна рядом с заросшим зданием. И неясным ощущением безымянного горя. Почему этот пруд заброшен? Почему его давнишние обитатели отказались от него, заперли на замок, исчезли и больше не вернулись? Три мисс Блайт не всегда были старыми леди. За столько лет, проведенных в замке, наверняка выдавались жаркие летние деньки, идеальные для купания в подобном пруду.

Я узнаю ответы на свои вопросы, хотя и не сразу. Узнаю и другие секреты, и ответы на те вопросы, которые пока даже не пришли мне в голову. Но тогда все это было впереди. Стоя в дальнем саду замка Майлдерхерст в то утро, я с легкостью отринула раздумья и сосредоточилась на насущной задаче. Исследование пруда не только не приблизило меня к встрече с мисс Блайт — меня преследовало чувство, что мне вообще не следует находиться на этой поляне.

Я внимательно перечитала инструкции миссис Кенар. Как я и предполагала, ни слова о пруде. Согласно указаниям, я сейчас должна была приближаться к южному фасаду, проходя между парой величественных колонн.