Патриция Хайсмит - Цена соли Страница 9

— Спасибо, — крикнула Тереза миссис Осборн.

Это был привычный звонок от Ричарда, как обычно, около девяти утра. Ричард хотел знать, пойдет ли она в кино завтра вечером. Картина шла в Саттон, и они еще ее не видели.

Тереза сказала, что она ничего не собиралась делать, но она хотела закончить наволочку. Алиса Келли сказала, что она может спуститься и воспользоваться ее швейной машинкой завтра вечером. И кроме того, она должна была вымыть голову.

— Вымой ее сегодня вечером и встретимся завтра, — добавил Ричард.

— Слишком поздно. Я не могу спать с мокрой головой.

— Я сам помою ее тебе завтра вечером. Мы не будем пользоваться ванной, обойдемся парой ковшей.

Она улыбнулась.

— Думаю, лучше не надо.

В прошлый раз, когда Ричард мыл ей голову, она упала в ванну. Ричард изображал, как вода утекает в сливное отверстие, вращаясь и булькая, и она так смеялась, что ее ноги сами разъехались на полу.

— Так что насчет того, чтобы сходить на художественную выставку в субботу? Она открыта в субботу после обеда.

— Но в субботу у меня рабочий день до девяти. Я не смогу освободиться раньше, чем в девять тридцать.

— О. Хорошо, я покручусь в школе и встретимся около девяти тридцати. На углу Сорок четвертой и Пятой. Хорошо?

— Хорошо.

— Есть что-нибудь новенького сегодня?

— Нет. А у тебя?

— Нет. Завтра я займусь бронированием каюты. Я позвоню тебе завтра вечером.

Тереза так и не позвонила Стелле.

Следующий день был пятницей, последней пятницей перед Рождеством, и самым оживленным днем по мнению Терезы, с тех пор как она работала в Франкенберге, хотя все говорили, что завтра будет еще хуже. Толпы людей угрожающе наваливались на стеклянные прилавки. Покупателей, которых она начала было обслуживать, унесло, и они потерялись в вязком потоке, заполонившем проход. Было невозможно представить еще большее скопление народа, но лифты продолжали извергать из себя людей.

— Я не понимаю, почему они не закроют двери внизу! — заметила Тереза мисс Мартуччи, когда они обе наклонились к полке с товаром.

— Что? — ответила мисс Мартуччи, не расслышав.

— Мисс Беливет! — закричал кто-то, и свисток взорвался трелью.

Это была миссис Хендриксон. Сегодня, чтобы привлечь внимание, она свистела в свисток. Тереза пошла к ней мимо продавщиц, перешагивая через пустые коробки на полу.

— Вам звонят, — сказала ей миссис Хендриксон, указывая на телефон, расположенный на столе для заворачивания покупок.

Тереза беспомощно всплеснула руками, но миссис Хендриксон так торопилась, что не увидела. В такой суматохе невозможно было что-то разобрать по телефону. И она знала, что это, вероятно, веселится Ричард. Как-то он уже ей звонил и раньше.

— Алло? — произнесла она.

— Добрый день, это коллега шесть сорок пять А, Тереза Беливет? — спросил голос оператора сквозь щелчки и жужжание. — Говорите.

— Алло? — повторила она и едва услышала ответ. Она стащила телефон со стола и унесла его в кладовую в нескольких шагах оттуда. Длины провода не хватало, и ей пришлось опуститься на пол. — Алло?

— Здравствуйте, — произнес голос. — Что ж… я хотела бы поблагодарить вас за рождественскую открытку.

— О. Ой, вы…

— Это миссис Эйрд, — сказала она. — Вы — та, кто прислал ее? Или нет?

— Да, — сказала Тереза, неожиданно застыв от чувства вины, как будто ее застали на месте преступления. Она закрыла глаза и сжала трубку, перед ней возникли умные, улыбающиеся глаза, какими она видела их вчера.

— Мне очень жаль, если я вас побеспокоила, — сказала Тереза машинально, таким голосом, которым она говорила с клиентами.

Женщина рассмеялась.

— Это очень забавно, — сказала она непринужденно, и Тереза уловила ту же манеру слегка проглатывать звуки, которую услышала вчера, которую полюбила вчера, — и улыбнулась сама себе.

— Да? Отчего же?

— Вы, должно быть, та самая девушка из отдела игрушек.

— Да.

— Было очень мило с вашей стороны прислать мне открытку, — сказала женщина вежливо.

И тут Тереза поняла. Она подумала, что открытка была от мужчины, от какого-нибудь другого клерка, который обслуживал ее.

— Было очень приятно вас обслуживать, — сказала Тереза.

— Неужели? Вы серьезно? — она, должно быть, насмехалась над Терезой. — Ну, раз уж на дворе Рождество, почему бы нам не встретиться, по крайней мере, за чашечкой кофе? Или чего-нибудь покрепче.

Тереза вздрогнула, когда дверь распахнулась, и в комнату вошла девушка, встав прямо перед ней.

— Да… с удовольствием.

— Когда? — спросила женщина. — Завтра утром я возвращаюсь в Нью-Йорк. Почему бы нам не пообедать вместе? У вас найдется время?

— Конечно. У меня есть час, с двенадцати до часу, — ответила Тереза, уставившись на ноги стоявшей перед ней девушки — в стоптанных плоских мокасинах, задняя сторона лодыжек и массивных голеней обтянута фильдеперсовыми чулками. Девушка переминалась с ноги на ногу, как слон.

— Могу я встретиться с вами внизу, на входе с Тридцать четвертой стрит, около двенадцати?

— Хорошо. Я… — Тереза вдруг вспомнила, что завтра ей на работу к часу дня. У нее было свободно все утро. Она подняла руку вверх, чтобы отвести от себя лавину коробок, которую стоявшая перед ней девушка обрушила с полки вниз. Сама девушка отшатнулась назад, к Терезе, еле удерживая равновесие.

— Алло? — прокричала Тереза, перекрывая шум падающих коробок.

— Я извиня-а-юсь, — сказала раздраженно миссис Забриски, снова распахивая дверь.

— Алло? — повторила Тереза. На том конце провода была тишина.

Глава 4

— ЗДРАВСТВУЙТЕ, — с улыбкой произнесла женщина.

— Здравствуйте.

— Что-то не так?

— Все в порядке.

По крайней мере, женщина ее узнала, подумала Тереза.

— Есть ли у вас какие-нибудь любимые рестораны? — спросила женщина, когда они зашагали по тротуару.

— Нет. Было бы неплохо найти тихий, но в этом районе таких нет.

— У вас есть время пройтись до Ист-Сайд? Нет, вы не успеете, если у вас в запасе всего лишь час. Мне кажется, я знаю одно местечко в паре кварталов к западу по этой улице. Как думаете, вы успеете?

— Да, конечно.

Было уже 15 минут первого. Тереза знала, что ужасно опоздает, но это не имело никакого значения. Они не стали разговаривать по дороге. Толпа то и дело разлучала их, и один раз женщина с улыбкой взглянула на Терезу поверх тележки, доверху груженой платьями. Они вошли в ресторан с потолком из темных деревянных балок и белыми скатертями, который чудесным образом оказался тихим и полупустым. Они расположились в большой деревянной кабинке, и женщина заказала коктейль из виски и горькой настойки без сахара и предложила Терезе взять такой же или херес, а когда Тереза заколебалась, отослала официанта с заказом.

Она сняла шляпу и провела пальцами по своим белокурым волосам, сначала с одной стороны, потом с другой, и посмотрела на Терезу.

— И как вам в голову пришла такая милая идея послать мне открытку на Рождество?

— Я вспомнила о вас, — сказала Тереза. Она смотрела на маленькие жемчужные серьги — свет так удивительно играл на них, что они совпадали то с цветом волос, то с цветом глаз своей хозяйки.

Тереза считала женщину красивой, но сейчас ее лицо было словно размытым, потому что она не могла осмелиться посмотреть на него прямо. Женщина достала что-то из своей сумочки — губную помаду и пудреницу — и Тереза засмотрелась на футляр от помады — золоченую безделушку, маленькую шкатулку в форме сундучка. Она хотела посмотреть на губы женщины, но мерцающие, словно огонь, серые глаза были так близко, что легко отвлекли ее на себя.

— Вы ведь там не так долго работаете, да?

— Нет. Всего около двух недель.

— И надолго там не задержитесь, скорее всего.

Она предложила Терезе сигарету. Тереза взяла одну.

— Нет. У меня будет другая работа, — она наклонилась к зажигалке, которую держала для нее женщина, к тонкой руке с продолговатыми ногтями, покрытыми красным лаком, и с россыпью веснушек на тыльной стороне.

— И часто на вас находит вдохновение отправлять открытки?

— Открытки?

— Рождественские открытки?

Она улыбнулась сама себе.

— Конечно, нет, — сказала Тереза.

— Что ж, за Рождество.

Она коснулась бокала Терезы своим и выпила.

— Где вы живете? На Манхеттене?

Тереза ей рассказала. На Шестьдесят третьей стрит. Ее родители умерли, добавила она. Последние два года она жила в Нью-Йорке, а до этого в школе в Нью-Джерси. Тереза не стала говорить, что школа была полурелигиозной, епископальной. Она не упомянула сестру Алисию, которую обожала, и о которой думала так часто, вспоминая ее светло-голубые глаза, некрасивый нос и ее любящую строгость. Но со вчерашнего утра сестра Алисия отошла далеко на задний план, вытесненная женщиной, которая сейчас сидела напротив Терезы.