София Ларич - Анталия от 300 у.е., или Все включено Страница 9

– Что ты будешь вечером, – отвечает Бебек.

– А то, что деньги за экскурсии не возвращаются, не сказали?

– Сказали. Она ноет.

– А пятьдесят процентов?

– Ну, попробуй поговори с ней. Она к семи подойдет, – вставляет Ильхам.

– Не хочу я с ней говорить. Достал, твою мать, этот детский сад! То они обгорели, то заболели, то объелись, то напились! – Я растекаюсь по столу и кладу голову на сгиб локтя. – Слышали? Айдын приезжает.

– К нам едет ревизор, – бормочет Ильхам, закуривая.

– Хуже. – Я вдруг вспоминаю про нестираную форму и резко выпрямляюсь: – Ильхам, ты шмотки отвез в прачечную?

– Да, уже можно забирать.

– Давай сходим? Бебек, посидишь?

– А ты что, одна не можешь сходить? Чего я тут за всех должен пахать?

– Леш, почему ты постоянно ноешь? – Я бросаю на него взгляд, который должен показаться ему презрительно-укоризненным, и встаю. – Пойдем, Ильхам?

Мы выходим из отеля и сворачиваем на улицу, усеянную пансионами и виллами разной степени обветшалости. Сюда редко забредают туристы-иностранцы, и поэтому чувствуется, что улица живет своей жизнью, мало подчиненной коммерческим законам. На крыльце недавно отремонтированного дома, еще заставленном ведрами с краской, женщина лущит фасоль. Ее цветастый платок сполз с головы, обнажив черные с седыми нитями волосы. Она тихонько напевает. За домом открывается приземистое здание начальной школы – его белят раздетые до пояса мужчины, черные от загара. Воздух неподвижен и пропитан тишиной, трудно даже представить, что на соседней улице сейчас идет борьба за каждого туриста. Торговцы там назойливы, спешат продать и заработать, чтобы перезимовать, не влезая в долги. Перед магазинами кружат ханутчики – зазывалы, работающие за комиссионные. Владельцы лавок тем временем пьют у дверей чай из маленьких пузатых стаканчиков, цепко оглядывая каждого в пестрой полуголой толпе. Такое пристальное внимание очень утомительно. Я стараюсь избегать его всеми способами – например, оказываясь в Кемере, там, где торговцы не знают, что я гид, я покупаю на автостанции газету «Sabah» или «Hürriyet» и сворачиваю ее так, чтобы еще издалека каждому было понятно, что газета турецкая. Тогда меня не зазывают, хотя и вздергивают брови недоуменно, потому что чуют, что я не турчанка, и не совсем понятно кто.

– Ильхам, что мы будем делать с рыбным рестораном? – спрашиваю я, наклоняясь, чтобы сорвать высокую тонкую травинку. Я прикусываю ее стебель.

– Я уже сказал некоторым туристам. Захотят подойдут к тебе или ко мне. Потом возьмем автобус у Заура и отвезем их. Комиссионные сразу – десять процентов.

– А Заур водителя дает? А то будет очень красиво, если тебя Метин застукает за рулем какого-то левого микроавтобуса.

– Ага, в форме. Красивый такой. Качу. Сзади туристы «Арейона» сидят. – Ильхам смеется. – Надо бы еще фуражку себе сделать. Кстати, может, съездим туда сегодня?

– Так ты же договорился насчет комиссионных, чего ехать?

– А просто поужинать не хочешь?

– Форельки съела бы, да. Машину найдешь?

– Уже.

Ильхам достает из кармана ключи.

– А чего мы тогда пешком идем?! – возмущаюсь я.

– Прогуляться. Посмотри, как здесь хорошо. Тихо.

Он срывает с молодого деревца на обочине персик, крупный, желтый с одного бока, бордовый – с другого, и протягивает его мне. Я кусаю его, сок течет по пальцам, капает в бархатистую пыль под нашими ногами.

Завидев нас издалека, хозяйка прачечной отставляет в сторону утюг и выходит на порог, крутобедрая, распаренная, улыбающаяся. Она спрашивает, как у нас дела и работа, начинает проворно раскладывать наши вещи по пакетам. Покачивая головой в такт словам Ильхама, она надевает на тонкие металлические вешалки наши рубашки с вышитым зеленым логотипом на воротнике и кармане, осторожно встряхивает их и расправляет складки. Отдает их нам и напоминает о том, чтобы мы не забыли принести вешалки обратно. Мы ее постоянные клиенты, но я уверена, что не в этом причина ее доброго отношения и обращенной к нам улыбки. Она не притворяется. Жизнелюбие и приветливость у нее врожденные, южные, от солнца и фруктов.

Мы расплачиваемся и, сердечно попрощавшись, возвращаемся на ту же дорогу. Ильхам несет пакеты, я – вешалки с рубашками.

Прежде чем свернуть к отелю, мы подходим к Зауру, сидящему на обочине за колченогим столом. Стол окружают деревянные треноги с большими, блестящими фотографиями местных достопримечательностей. Так работает уличное экскурсионное агентство.

– Привет, Заур! – Ильхам протягивает руку для приветствия и бросает взгляд на лежащую на столе тетрадь: – Много наших записали?

С уличными агентствами, работающими рядом с нашим отелем, мы не враждуем. Таких конкурентов нам все равно не побить. Поэтому мы с ними втихую сотрудничаем – берем машины со скидкой и получаем полезную для работы информацию.

– О, Ильхам-бей! Приветствую! Как дела? – Заур встает из-за стола, прижимая руку к левой стороне груди. – Не, не много записали. Не за писываются, гады, говорят, уже все видели. Да на вот, сам посмотри.

– Ладно-ладно. Скажи фамилии.

– Ну вот… – Заур постукивает указательным пальцем по переносице. – Игнатьев есть… Бондаренко еще. Все, больше никого из ваших.

Мы с Ильхамом переглядываемся, одновременно вспомнив фамилию пухлой женщины в соломенной шляпе.

Ильхам отдает Зауру честь указательным и средним пальцем:

– Спасибо. Давай! Увидимся!

Бондаренко встречает нас на входе в отель. Я отдаю Ильхаму вешалки с рубашками, здороваюсь с туристкой и предлагаю ей присесть за столик напротив регистрационной стойки.

– Ой, Томочка, вы знаете, мне так неловко, но мы вынуждены отказаться от экскурсий, – начинает Бондаренко, присаживаясь на самый краешек ротангового кресла.

Я спокойно сажусь напротив нее, кладу руки на стол и говорю с деланным участием:

– Да, Ильхам с Алексеем мне уже сказали. Что-то случилось?

– Вы понимаете, муж заболел. Вчера вот прихватило, не знаем, что делать, какие уж тут экскурсии!

– Правда? – Я заглядываю ей в глаза. – Вы к врачу обращались? У вас же страховка. Если надо, я могу пойти с вами, перевести. Или в аптеке лекарства нужные купить.

– Спасибо большое, Томочка, но у нас все есть. Самостоятельно подлечим.

– Ну, смотрите. И от каких экскурсий вы хотите отказаться?

– От всех. Не знаю, когда ему лучше станет. – Она торопливо протягивает мне три мятых и влажных бело-зеленых билета.

Взяв у нее билеты, я поднимаюсь:

– Подождите, пожалуйста, я сейчас прине су деньги.

Я вхожу в дверь с надписью «Staff Only», киваю Савашу и спрашиваю, где Мехмет-бей. Саваш показывает подбородком в сторону кабинета фронт-офис-менеджера. Постучавшись, я заглядываю туда:

– Мехмет-бей, добрый вечер. Могу я выйти из отеля через ваше окно?

Хохотнув, он отрывается от компьютера:

– А что случилось, Тамара?

– Меня хотят убить туристы, Мехмет-бей.

– А-а-а! Я тебя спасу! Какие проблемы! Подсадить? – игриво спрашивает он и встает, чтобы открыть мне проход к окну.

– Спасибо. У меня ноги длинные.

Я спрыгиваю в кусты, обрамляющие стоянку служебных машин, и выхожу с нее на обочину дороги. Пропустив резвый долмуш – он обдает меня волной масляно-жаркого выхлопа, – я поворачиваю к ложману. Иду я не спеша и когда вхожу наконец в свою комнату, то также неспешно раздеваюсь и ложусь на кровать. Потом звоню Ильхаму.

– Ты где? – спрашиваю его я.

– В ресторане.

– Когда доешь, пойди, пожалуйста, на ресепшен и отдай этой бабе триста пятнадцать долларов. Можешь не спешить – она никуда не уйдет.

– А ты где?

– Я в ложмане. Примерно через полчаса подойду.

– Да можешь вообще не приходить. Рыбу-то есть будем?

– Конечно.

Я закрываю глаза и прижимаюсь щекой к прохладной подушке.

Правы туристы, считающие гидов хапугами и пройдохами. Какие клиенты – такое и обслуживание. Да разве сами они не ловчат и не изворачиваются у себя на работе, чтобы накопить денег на отпуск?

– Оксана, я на улице тебя подожду! Мне тут жарко! – прокричал Вадим в закрытую дверь ванной и вышел из номера на галерею с кова ными перилами. Этот номер в четырехэтаж ном здании, соединенном с ресепшеном, в который они заселились сегодня после обеда, ничем не отличался от предыдущего – та же мебель, расставленная так же, те же цвета, та кая же ванная. Отличался только вид с балкона: с него было очень хорошо видно море. Окса ну сверкающее море, на которое Вадиму было больно смотреть даже в темных очках, приве ло в восторг.

Он спустился на лифте в атриум и сел на скамейку дожидаться жены. Отель оживленно гудел, отдыхающие передвигались толпами и группами, сновали поодиночке, звенел женский смех, со стороны пляжа долетали обрывки мелодий. После многочасового дневного сна Вадим чувствовал себя умиротворенным и отдохнувшим, ему хорошо было сидеть без дела и бесцельно вертеть головой по сторонам.