Грэм Джойс - Как бы волшебная сказка Страница 9

Я любила повторять это стихотворение, потому что часто чувствовала то же самое, и тогда гуляла в этом лесу, пока голова не переставала гореть. Но сейчас было иначе. Горел затылок. Я знала: что-то должно произойти.

Помню, дома мама спросила, здорова ли я, и я ответила, что прекрасно себя чувствую. Ричи звонил, но я предупредила маму: надо говорить, что я благополучно вернулась из Аутвудса, но сейчас меня нет дома.

– Вы что, повздорили, наговорили друг другу обидных слов? – спросила она.

Обидных слов.

Мне снились летающие золотые жуки. Но они были как скарабеи из египетских гробниц. И, летая вокруг меня, они внезапно замирали в воздухе, образуя слова из крохотных огненных искр. Но я не успевала их прочесть до того, как их строй рассыпáлся.

Когда я проснулась утром, на спинке кровати было небольшое пятно от ожога там, где голова касалась сосновой доски. Помнишь? Я показывала тебе. Говорила, что оно образовалось от жара моей головы, а ты фыркнул и сказал, что такое невозможно. Но я знаю, что это так.

Я знаю, а ты не знаешь.

Ричи продолжал названивать. Звонил каждый час. Это сводило меня с ума, и я уже не выдерживала. Мама сказала, что не может все время лгать и притворяться, будто меня нет дома, и я вышла, чтобы она могла сказать ему правду. Я села на велосипед и поехала в Аутвудс. Замка на велике у меня не было, так что я спрятала его за деревом и укрыла ветками, а потом пошла среди колокольчиков. На сей раз их запах накатил волной, облаком и увлек меня глубже в лес по старой тропе для верховой езды. День был рабочий, и людей вокруг мало. Кто-то протрусил по тропе на пони, и это был единственный человек, которого я встретила.

Запах колокольчиков подавлял, но в то же время по-своему успокаивал, придавал какую-то легкость. Я больше не думала о Ричи. Не думала о том, что происходит со мной. Шла среди колокольчиков и должна была бы сообразить, что чем больше топчу их, тем сильней становится тот странный аромат. Вскоре я увидела гранитную скалу, покрытую изумрудным мхом и оранжевым лишайником. Села среди колокольчиков и положила голову на моховую подушку камня.

Колокольчики разлились, как озеро, и земля походила на воду, из которой как бы росли деревья и кусты. И небо, казалось, упало на землю, так что я не знала, то ли небо стало землей, то ли земля стала водой. Все как перевернулось, встало с ног на голову. Пришлось вцепиться в камень, чтобы не упасть в небо земли или воду неба. Но не могла удержаться и поняла, что лечу.

На пальце у меня было кольцо, которое Ричи купил мне на следующий день после того, как мы впервые стали близки. У меня это было впервые. Это произошло на этом самом месте, и в тот момент моей жизни я знала, что хочу вечно принадлежать Ричи. Теперь я была не так уверена. Я сняла его кольцо, и оно упало – упало сквозь голубое небо на изумрудную и янтарную подушку мха и лишайника, мягко лежащую на древней скальной плите.

Я почувствовала облегчение. Словно бремя с души свалилось. Села обратно и склонила голову на мох. Птичий щебет смолк, и казалось, во всем лесу легла тишина. Я, наверно, задремала. Но даже если и задремала, то вздрогнула и проснулась, услышав, как кто-то движется ко мне через лес.

Это был человек на красивой белой лошади, страшно медленно ехавший по конской тропе. По бокам лошади были приторочены большие соломенные корзины, полные на вид. Мне показалось, что он разговаривает сам с собой или с лошадью, но во всяком случае он удивительно лениво развалился в седле, а лошадь едва двигалась. Всадник постукивал лошадь кнутовищем, но как-то нечувствительно для животного. Ослабевшие поводья упали на холку лошади, и я было подумала, что он правит во сне.

Я решила затаиться и легла, опустив голову на мшистый камень, чтобы он не заметил меня и проехал мимо, но, когда он был уже близко, я увидела, что его глаза устремлены на меня. Он дернул поводья и, заставив лошадь сойти с тропы, повернул ее в мою сторону, топча копытами колокольчики.

Копыта были огромные. Лошадь была изящна, но ее крепкие ноги были, скорее, как у тяжеловоза, с огромными мохнатыми щетками. Она медленно приближалась ко мне, кивая. Затем остановилась прямо передо мной. Всадник выпрямился в седле и улыбнулся с легким удивлением в глазах.

Я должна была бы немного испугаться, но не испугалась.

– Никогда не видала настолько белой лошади, – сказала я.

– Да, – сказал он. – Настолько белой лошади ты никогда не видала; и настолько белой лошади ты никогда больше не увидишь. – Он говорил с необычным акцентом; не знаю, что это был за акцент, но мне он понравился. – Вот поэтому она и моя.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд, и он явно стеснялся.

– Как ее зовут? – спросила я, просто чтобы прервать молчание.

– Тсс, – приложил он палец к губам и ухмыльнулся, как глупенькой. – Лошадям не надо давать кличку. Они этого не любят.

– Никогда об этом не слыхала, – возразила я.

– Думаю, ты о многом не слыхала, ты еще совсем ребенок.

Он реагировал мгновенно, но смягчал свои слова улыбкой влажных алых губ. Он был не такой старый. Может, под тридцать, так я думала. Слишком стар для меня, но вообще не так стар.

Затем он сказал:

– Ты нашла себе очень удобную подушку. Очень удобную. – И соскочил на землю.

Бросил поводья на свою белую лошадь, и я думала, он пойдет ко мне, но он шагнул в другую сторону, к дальнему концу мшистой скалы.

– Не возражаешь, если я прилягу на твою подушку? Вон там, для тебя это не опасно, не слишком близко, знаю я вас, молоденьких девушек.

Он действительно был не настолько близко, чтобы беспокоиться, так что я сказала:

– Это свободная страна.

– И да и нет, – сказал он, тяжело опустился на землю, положил голову на камень и, думаю, сразу уснул.

Или, может быть, притворился, что спит, но во всяком случае его глаза были закрыты, дыхание изменилось, и я видела, как вздымается и опускается его грудь. День был жаркий, и его непривязанная лошадь отошла и встала под деревом. Я немного подождала, думая, что он в любой момент заговорит со мной, но этого не произошло. Он лежал среди колокольчиков, глаза его были закрыты, рот слегка приоткрыт.

Я села и рассмотрела его внимательней. Сначала я подумала: не цыган ли он? Но он вел себя не как цыган, и их не часто встретишь поодиночке. Потом я приняла его за какого-нибудь хиппи, одного из тех заскорузлых парней, которые застряли в хиппанской моде своей молодости. Его волосы, грива темных кудрей, под которыми блеснула золотая серьга в ухе, доставали до ворота, но у тебя и у Ричи волосы были даже длинней. На нем была белая рубашка без воротничка и черный жилет, мешковатые черные брюки, собранные у коленей и заправленные в сапоги для верховой езды.

Спящий, он выглядел немного моложе, чем показался сначала. И ему не мешало бы побриться. Но он был красив, с сочными губами, которые слегка подергивались, пока я наблюдала за ним, а я наблюдала, может, с полчаса.

Он вздрогнул и проснулся – или прикинулся, что проснулся. Сел слишком резко. Сперва посмотрел на лошадь, которая кивала ему из тени под деревом. Затем обернулся и взглянул на меня, а после вокруг, словно не понимая, где он. И так же внезапно расслабился.

Он снова лег, но теперь подложив руку под голову и улыбаясь мне.

– Прости, – сказал он. – Ты, наверно, подумала, что я ужасно невежлив. Не знаю, что со мной произошло.

– Ничего, все нормально, – ответила я.

– Я почувствовал, что глаза просто слипаются. Ничего не мог с собой поделать. Похоже, это место заколдовано.

– О да, – согласилась я. – Заколдованное.

Вид у него был слегка обеспокоенный, хотя я и сейчас думаю, что он притворялся.

– Правда? В самом деле?

– Да, – сказала я. Мне нравится брать верх над мужчиной. – Я знаю это место.

– Да уж наверно, – сказал он. – Наверно, знаешь.

Его лошадь стала удаляться.

– Тебя это не беспокоит? – спросила я.

– Что? Лошадь? Нет. Она не отходит далеко от меня. Она мой самый лучший друг на свете.

– Твой лучший друг – лошадь? Наверно, потому, что ты не ладишь с людьми.

Он засмеялся, и, когда он смеялся, у его глаз собрались морщинки, и я подумала, что все же он старый.

– Это тебе опыт подсказывает? Ты права. Я не слишком общителен. Предпочитаю, знаешь ли, свою компанию.

– Я тоже, – сказала я.

Он искоса посмотрел на меня. Спросил:

– Если я подойду и сяду рядом, не набросишься на меня?

У него был такой вид при этом, что я рассмеялась:

– Нет. Не наброшусь.

Он на четвереньках подполз по колокольчикам и сел рядом, прислонившись спиной к мшистой скале. Между нами было не больше трех-четырех дюймов. Я чувствовала его запах. Аромат, свежий, но мужской. Он сложил руки за головой и смотрел на небо. В листве щебетали птицы. Знаю, ты думаешь, что я рисковала: лес вокруг и все такое. Но я чувствовала себя с ним в совершенной безопасности.