Питер Мейл - Отель «Пастис» Страница 9

Добравшись до холмистых полей и перелесков сельской Бургундии, он подумал было остановиться в Шаньи и пообедать в «Ламлуаз». Рискованно. Лишь остановился на станции техобслуживания и, изучая карту, выпил чашку крепкого кофе. Часам к трем-четырем он может уже быть в Авиньоне и где-нибудь в тени платана потягивать пастис — самая трудная часть пути будет позади. Заправив «порше», он двинулся дальше на юг.

По мере того как мелькали названия городов — Бонна, Вьенн, Баланс, — краски природы становились ярче, синее бездонное небо распахивалось вширь, отчетливее проступали резкие очертания заросших низкорослым дубом скал. На отвоеванных у холмов виноградниках тут и там виднелись фигурки склонившихся под солнцем людей — начинался сбор винограда. Он проезжал Кот-дю-Рон, славящуюся добрым вином, так высоко ценимым любителями хорошо поесть и выпить. Саймон тоже размечтался о бутылке.

Пока он раздумывал, направиться ли к побережью, как он первоначально намеревался, или же последовать совету Мюра, промелькнул указатель. Поворот на Кавайон. Почему бы не свернуть? Если не понравится, в любое время можно продолжить путь завтра.

Свернув на Кавайон, он проехал по мосту через Дюране, после летней засухи превратившуюся в тонкий ручеек. Въехав в город, увидел под деревьями столики кафе, загорелые лица и запотевшие стаканы золотистого пива. Поставив «порше» и расправив затекшую спину, выбрался из машины. После затемненных стекол и кондиционированного воздуха ослепительный свет и адский зной оказались полной неожиданностью. Солнце так нещадно палило голову, что он поморщился от боли. В Париже уже осень, а здесь все еще как в августе.

По доносящимся из кафе запахам он мог закрыв глаза сказать, что находится во Франции, — пахло черным табаком, крепким кофе и резко отдавало анисом от рюмок с пастисом. Игравшие за столом в карты, большинство в легких безрукавках и вылинявших бесформенных кепках, принялись разглядывать его сквозь сигаретный дым, и он почувствовал неуместность здесь своей чистой одежды.

— Bière, s’il vous plait[11].

— Boutelle ou pressing?[12] — гортанной скороговоркой, к тому же гнусавя, спросил официант. Говорил он вроде по-французски, но не как в Париже, даже не как на побережье.

Взяв бутылку «Кроненбурга», Саймон сел у окна. Половину проезжающего мимо транспорта составляли проносящиеся с ревом окутанные дымом огромные грузовики с фруктами и овощами, в таком изобилии произрастающими в Провансе. Саймон слушал раздающиеся вокруг голоса, удивляясь, сумеет ли он со своим французским выплыть в этом словесном водовороте. До него дошло, что впервые за много лет никто точно не знал, где он находится. Да и сам он не знал, где будет ночевать. Было приятно осознавать себя еще одним безвестным чужестранцем.

В кафе зашел мальчишка-газетчик и Саймон купил номер «Провансаль». Главная новость на первой странице — состязания в игре в шары, дальше шли вести из окрестных деревень — гулянье в Лурмарене, дегустация вин в Рони, еще игра в шары. Несмотря на современный формат и броские заголовки, после английских газет она казалась старомодной и довольно скучной.

Саймон допил пиво. Куда, сказал Мюра, ехать? В Апт? Под взглядами картежников он покинул прохладу кафе и вернулся к «порше». Его с любопытством разглядывали трое мальчуганов, один из них опасливо, будто боясь, что укусит, водил пальцем по тугому колесу. Увидев Саймона, мальчишки отошли в сторону, наблюдая, как он открывает дверцу.

— Ça gase, monsieur?[13] — просунул голову в машину самый храбрый.

— Oui. — Саймон показал на спидометр. — Deux cent quarante. Même plus.[14]

Мальчуган затряс рукой, как будто обжег пальцы:

— Ça bourn, alors.[15]

Они дружно помахали ему вслед. Три загорелые улыбающиеся во весь рот обезьянки. Он влился в движение и, проехав под железнодорожным мостом, направился в Апт. Справа, за стеной рекламных щитов, украшавших выезд из большинства французских провинциальных городов, стали вырисовывались серо-зеленые очертания отрогов Люберона. Саймон выключил кондиционер и опустил верх. Было уже половина пятого. Солнце пригревало плечи, легкий ветерок развевал волосы. Он перекусит где-нибудь на тихой террасе. Жизнь становилась приятнее.

Чтобы избавиться от местных претендентов на Гран-при, задавшихся целью во что бы то ни стало обогнать «порше», он свернул с Н-100 на узкую извивающуюся среди холмов проселочную дорогу. Высоко над ним виднелись выбеленные солнцем каменные стены и старые черепичные крыши деревушки. Он прибавил скорость. Вдруг там окажется маленький ресторанчик с толстым поваром и террасой с видом на горы.

За крутым поворотом ему пришлось резко нажать на тормоза, чтобы не врезаться в двигавшийся по самой середине трактор. Тракторист с красной как кирпич физиономией, невозмутимо глядя из-под кепки, указал большим пальцем через плечо на большой прицеп, доверху наполненный спелыми виноградными кистями, и пожал плечами. Он совсем не собирался уступать дорогу.

Саймон съехал на обочину и услышал, как под машиной раздался скрежет — звук, которого боится каждый владелец «порше». Звук, требующий больших затрат. Вот дерьмо. Тракторист, махнув рукой выбирающемуся из машины Саймону, двинулся дальше.

Саймон поглядел на остатки выхлопной трубы — напоролся на скрытый в траве камень. Он осторожно, на первой передаче, гремя выхлопной трубой, пополз в гору.

Деревня Брассьер-ле-Доз-Эглиз (население зимой 702 человека, летом приблизительно 2000) приютилась на самом гребне южного отрога Мон-Ванто. В ней две церкви, кафе, мясная и бакалейная лавки, булочная, открытая на два часа по вторникам мэрия, автомастерская фирмы «Ситроен». И еще величественная панорама расположенных к югу возвышенностей Люберона. Кроме планов строительства общественной уборной (обсуждающихся уже четыре года), для туристов никаких удобств. У постоянных летних обитателей в деревне свои хорошие дома, но десять месяцев в году они стоят с закрытыми ставнями.

«Порше» доковылял до гаража. В крошечной мастерской раздавались звуки радио. Перешагнув через спящую на солнце огромную грязную овчарку, Саймон заглянул в темную развалюху под вывеской «Гараж Дюкло» и увидел дергающиеся в так музыке ноги хозяина. Остальное находилось под фургоном «ситроен». Саймон постучал по дверце фургона. Из-под него на низкой тележке выкатился Дюкло. Он лежа глядел на гостя. В грязной руке гаечный ключ, в другой кусок ветоши.

— Oui?[16]

— Monsieur, bonjour. J'ai un petit problème.[17]

— Comme tout le monde. — Дюкло, вытирая руки, сел. — Alors, qu’est-ce que c’est?[18]

— Ma voiture…[19]

Дюкло поднялся с тележки, достал из кармана пачку «Бастос», и они вышли посмотреть «порше». Саймон понял, что его словарь не включает понятие выхлопной трубы, посему он припал к земле и показал пальцем. Дюкло, затягиваясь сигаретой, согнулся рядом. Пес поднялся и присоединился к ним. Протиснувшись между ними, осмотрел заднее колесо «порше» и поднял лапу.

— Filou! Va t’en![20]

Пнув пса ногой, Дюкло наклонился снова, чтобы получше рассмотреть болтающуюся погнутую трубу.

— Putain. — Постучав рукой по искореженному металлу, покачал головой. — II faut le remplancer. — Снова, будто размышляя, затянулся сигаретой. — Beh oui. C’est foutu.[21]

Он объяснил Саймону, что запчастей к немецкой машине в этих краях нет. Чтобы получить их, требуется время. Новый узел придется заказывать в Авиньоне, может быть, даже в Париже. Два-три дня. Потом надо поставить. Не мог бы месье прийти к концу недели? К этому времени все будет в порядке.

Первой реакцией Саймона было кинуться к телефону. Все проблемы в мире можно решить телефонным звонком. Но кому звонить и что толку? Конец дня. Такси, по всей видимости, в деревне нет. Крепко застрял. Дюкло, глядя на него, пожал плечами. Саймон, улыбнувшись, тоже пожал плечами. В конце-то концов он в отпуске.

Достав из багажника вещи, он вышел на крошечную деревенскую площадь. Перед кафе с поблекшей голубой вывеской «Спортивное» катали шары четверо стариков с выдубленными солнцем лицами. Свалив вещи у железного столика, Саймон вошел внутрь.

В помещении было пусто, если не считать мух, жужжащих над затиснутой в угол мороженицей. В зале в беспорядке расставлены столики с пластиковым верхом и разношерстные старые стулья. Позади длинной цинковой стойки над дверью на теплом сквозняке тихо колыхалась плетеная занавеска от мух. Да, подумал Саймон, это тебе не «Ритц». Он не спеша подошел к широкому окну в конце зала и присвистнул, пораженный открывшейся панорамой.

Окно выходило точно на юг, в сторону широкой плоской равнины, кончающейся у подножья Люберона, милях в пяти. В косых лучах заходящего солнца в складках гор залегли глубокие тени, резко контрастирующие со светлой серовато-лиловой дымкой освещенных участков скал и зеленью сосен и дубов. Внизу, в долине, тянулись аккуратные ряды виноградников, прерываемые словно врисованными в четко выписанный пейзаж беспорядочно разбросанными постройками ферм. По черной ленте дороги беззвучно двигался ярко-желтый, словно игрушечный, трактор. Все остальное замерло.