Фэнни Флэгг - Стоя под радугой Страница 9

Тайна

Бобби первым узнал тайну Беатрис. Одним дождливым утром Дороти выглянула в окно кухни. Увидев, что дождь и не думает прекращаться, она велела привести Беатрис. Бобби доел завтрак, сказал «о’кей» и направился к двери, но был остановлен:

– Бобби, возьми зонт.

Бобби застонал. Не потому что не хотел идти за Беатрис – нет, она ему нравилась. Не нравился ему зонт. Ворча под нос, он открыл стенной шкаф в прихожей, с трудом раздвинул тяжелые зимние пальто и извлек на свет огромный черный зонтище, к которому питал ненависть, и, похоже, взаимную. Помимо того что костлявое создание было с него ростом, оно еще обладало гнусным, злобным характером и на все имело свое мнение. Одна спица вечно выскакивала, и пока ее поставишь на место, вылетят еще три-четыре. Другая проблема состояла в том, чтобы выдворить зверюгу за дверь, не свалившись при этом со ступенек. Мама Смит запрещала раскрывать зонт в доме: дурная примета, но пока откроешь его под дождем, вымокнешь до нитки, и какой тогда в нем смысл.

Бобби отволок чудовище к задней двери, надавил изо всех сил, зонт раскрылся, одна вреднючая спица, как всегда, торчала оголенной шпагой. Ну и шут с ней, решил Бобби и протиснулся в дверь. Беатрис, готовая к выходу, ждала – в желтом дождевике, резиновой шляпке и галошах, без которых Сестра Руби не выпускала ее, хотя ходу здесь две минуты. Беатрис поздоровалась прежде, чем он открыл дверь с москитной сеткой:

– Привет, Бобби.

Она узнала его по тому, с какой скоростью он взлетел по ступеням.

Они шли рука об руку и болтали.

– Что сегодня будешь петь, Беатрис?

– Пока не знаю. А чего бы ты хотел?

Бобби задумался. Они огибали большую лужу.

– Как насчет «Холодная, холодная вода»? – Бобби всегда начинал с ковбойских песен. – Или, может, «Апрельские дожди»?

Беатрис кивнула:

– Обе хороши.

Мама Смит ждала их в конце пути и открыла дверь.

– Погодка что надо, верно? Заходи и давай-ка снимем с тебя эту мокрятину.

Беатрис нравилось каждое утро приходить к Смитам. Это был для нее настоящий праздник – с запахом теплого, свежеиспеченного печенья, гомоном снующих туда-сюда людей и целым автобусом фанатов, приехавших на передачу. Полная противоположность тишине комнат, где она проводила большую часть времени.

В доме Робинсонов, где царил страх Сестры Руби перед всякими вирусами («Нет в природе такой заразы, которую я не смогу убить!»), всегда витал запах дезинфекции. После передачи Беатрис обычно оставалась обедать и возвращалась после полудня. В тот день дождь так и лил не переставая, и, чтобы проводить Беатрис, Бобби был вызван с чердака, где его танк, подозрительно похожий на большую спичечную коробку, косил армию глиняных солдатиков. Когда они выходили, Беатрис услышала, как Бобби бормочет, сражаясь с зонтом, и шепнула:

– Брось его, Бобби. Пойдем так.

У Бобби загорелись глаза.

– А промокнуть не боишься?

– Нет. Тебе не кажется, что гулять под дождем гораздо веселее?

– Ага!

Она сдернула свою непромокаемую шляпу и сунула в карман:

– Идем!

Через десять минут Бобби и Беатрис бегали взад-вперед по улице, шлепали босиком по всем встречным лужам. И тут Руби Робинсон, только что вернувшаяся с работы, выглянула в окно и узрела их чуть ли не в квартале от дома. Она выскочила на веранду и завопила, чтоб они немедля шли домой. Ее беспокойство носило чисто медицинский характер: она чувствовала себя ответственной за здоровье квартирантки.

Оба проказника промокли до нитки. Когда они поднялись на крыльцо, Руби была вне себя.

– Ну, знаете ли, слыхала я о людях, которым хватает глупости гулять под дождем, но собственными глазами вижу такое впервые. Бобби Смит, уж от тебя-то я не ожидала. Подумать только, потащил бедную слепую девочку мокнуть под ливнем.

Беатрис вступилась за Бобби:

– Он не виноват. Я сама захотела погулять.

Сестра Руби смотрела на Бобби, с которого уже порядком натекло на ее коврик у двери. Переставив его на газету, она сказала с некоторым скепсисом:

– Сама или не сама – какая будет разница, когда вы оба помрете от воспаления легких? Не стыдно – подвергать себя риску ради глупой забавы? Удивлюсь, если вы переживете эту неделю.

Несмотря на ее зловещие предсказания, никто не заболел – ни кашля, ни чиха. Какое разочарование для Сестры Руби, которая вела температурный дневник всю неделю. На седьмой день, не выявив ни малейшего симптома простуды, она сдалась. Поднеся термометр к свету и снова увидев 36,6, она сказала:

– Ладно, но знайте – на сей раз вам просто повезло.

Вечером того же дня она говорила Дороти:

– Представь, если бы девочка слегла от пневмонии и отдала концы, живя под одной крышей с дипломированной медсестрой, что бы люди подумали? В конце концов, я отвечаю за здоровье всего общества и отношусь к этому серьезно.

Соседка Дороти сказала:

– Я знаю, и все это ценят, просто…

Руби не слушала.

– Беатрис восприняла происшествие легкомысленно, ей-то что, а мне, между прочим, нужно поддерживать репутацию медицинского работника. Как, скажите на милость, мне давать медицинские советы по радио, если моя собственная квартирантка окочурится прямо у меня на глазах?

Дороти старалась проявить сочувствие и такт.

– Руби, я знаю, как ты за нее беспокоишься, и это очень мило с твоей стороны, но тебе не кажется, что иногда ей нужно хоть немного свободы?

Руби фыркнула и закинула за плечо конец голубого капора.

– Свободы? Ну, Дороти, если подвергать здоровье риску ты называешь свободой, то нет, не кажется.

Убеждать Руби – дохлый номер, но Бобби с Беатрис считали так: меньше знаешь – крепче спишь. С этого дня Беатрис брали в разные секретные экспедиции, о которых Сестра Руби не догадывалась. То дикая поездка на тачке или путешествие в Блю-Спрингс на мотоцикле приятеля Анны Ли, то прогулка галопом на спине старого мула, которого где-то одолжил Монро, то катание со снежной горки на сплющенной картонной коробке.

Застукали их всего однажды. Некий доброжелатель поведал Руби:

– Кстати, я видел нынче вашу квартирантку Беатрис на ярмарке, они с Бобби Смитом катались на американских горках и вопили во все горло.

Информация оказалась достаточно серьезной, чтобы Руби надела не только официальную медсестринскую шапочку, но и капор, и немедленно отправилась к дому Смитов жаловаться. Даже Дороти была немного озадачена, представив слепую девушку на американских горках.

– А если бы она вывалилась и сломала себе шею? – распекала она потом Бобби.

Бобби оставалось только благодарить небо, что Сестре Руби не доложили о других аттракционах, на которых они с Беатрис в тот день отрывались: Петля, Удар молнии, Хлыст, Дикая мышь, Гусеница и электромобили с бампером. Особенно на последнем было круто. Что Бобби вытворял! Они оба могли пострадать. Он выжимал из машины максимальную скорость, врезался во всех подряд, носился по площадке как ненормальный, голубые электрические искры у них над головой так и брызгали во все стороны. И Монро – демон скорости – в ответ нападал беспощадно и яростно. Не говоря уж о том, что Лютер Григгз так крепко врезался в них сзади, что они оба едва не вылетели из машины. Но Беатрис понравилось все. В конце она воскликнула:

– Ой, Бобби, давай повторим!

И они повторили. Даже дважды.

Этим летом Бобби раскрыл ее тайну. Тайну, о которой люди ни в жизнь бы не догадались, глядя на эту милую, спокойную девушку, почти небожительницу. Беатрис Вудс была с дичинкой. Она мечтала о романтике и приключениях. И больше всего на свете любила скорость.

Анна Ли

Сестра Бобби и две ее лучшие подруги, Норма и Петси Мэри, росли вместе. Отец Нормы управлял единственным в городе банком. Родители Петси Мэри, Мерл и Вербена, заведовали химчисткой «Голубая лента». Петси Мэри была из их троицы самой успевающей ученицей, но далеко не красоткой. Как выразилась ее тетка, «у бедняжки на лбу с шести лет написано, что коротать ей век старой девой, школьной училкой». Но Петси Мэри была славной девочкой. Все трое были славными, а мелкие огрехи можно списать на то, что сейчас они переживали фазу «мой киногерой».

Всякий раз, как в элмвудский кинотеатр привозили новую картину, они сидели на двенадцатом ряду в центре. Актеров любили разных. У Анны Ли в этом месяце предметом обожания стал Дан Эндрюс. Она заполнила гору альбомов его фотографиями, вырезанными из киножурналов. Петси Мэри на тот момент сходила с ума по Алану Ледду, только что сыгравшему в «Голубом георгине». Но выбор Нормы удивлял ее подруг. Ее любимой кинозвездой был никому не известный актер по имени Уильям Бендикс, совсем не красавчик и даже не симпатяга. На вопрос «Почему он?» Норма отвечала: