Леонид Енгибаров - Клоун с Осенью в Сердце Страница 9

Фонари

Ночь.

Идет мелкий дождь.

Капли дождя видны, когда попадают под свет фонарей, и кажется, что фонари вдоль улицы плачут.

О чем?

Фонари плачут дождливой ночью только о том, что не удалось людям, потому что сами они — просто фонари, своей печали у них нет.

И плачут они целую ночь от одиночества, от того, что идет дождь, и завтра нелетная погода, и кто-то не встретится, кто-то недолюбит, недоцелует…

И оттого, что завтра нелетная погода, этой ночью вдоль улицы плачут фонари.

Признание

Опали с деревьев листья и высохли травы и цветы. Вот что ты сделала со мной, когда перестала смотреть на меня.

Не будет больше на свете снега, и не будет дождя. И даже — солнца. Вот что ты сделала со мной, когда перестала встречать меня.

Море затянуло ряской, и река обмелела. Вот что ты сделала со мной, когда перестала любить меня.

А люди, что около меня, видят вокруг совсем другое — осенний, добрый, золотисто-зеленый мир. О, в этом мире только я брожу по дорогам, где в пыли валяются мертвые жаворонки. Вот что ты сделала со мной…

Желтые звезды

Астрономы считают желтые звезды на черном небе. Их головы подняты вверх. Моя опущена вниз.

Ты думаешь, это потому, что ты мне сказала: «Я не люблю тебя»?

Нет, нет. Это потому, что я считаю желтые звезды, желтые кленовые листья на черном ночном асфальте.

Со мною ты…

Дорога. Из всех дорог я помню черную ленту асфальта, мокрую от росы, и листья ясеня на ней, дорогу, по которой мы шли утром, и ты боялась, что будет с тобой завтра, а завтра не было, было только сегодня до завтра, до послезавтра было только сегодня, счастливое сегодня. Потому что эта дорога — начало, середина и конец, потому что по этой дороге я иду не один: со мною ты.

Здравствуй, дерево!

Здравствуй, старое доброе дерево! Здравствуй! Я снова здесь, я снова приехал. Мы снова можем разговаривать с тобой, у меня от тебя нет секретов. Ты же знаешь про меня все. Ты помнишь, мы с ней стояли под твоими ветвями. И она верила, что безумно только меня одного любит. Любит, любит… и еще…

Это неважно, что ты стоишь в шумном городе на самом людном месте, на самом людном перекрестке. Мы всегда, может, это мне кажется, ждем встречи друг с другом. Правда?

И вторую любовь мою в этом городе ты ведь тоже помнишь? Только была зима. Вспомни! Я проходил мимо тебя, касаясь рукой твоей коры. Было холодно. Была ночь. И мне казалось, что ты чувствуешь холод. Я подгребал к твоему стволу снег, ведь тебе так было теплее.

А потом? Мы ведь можем многое вспомнить, тебе было грустно, твои листья — осеннее золото — ты ронял к нашим ногам, а у нас была весна. Весна! Весна!

Врешь ты все, чертова деревяшка, была Весна, была, слышишь, была. Это ты когда-нибудь станешь пнем, а она не умрет никогда, она же Надежда…

Не сердись, прости меня, прости меня, будь добрым. Я же всего лишь человек. Я просто человек. Любовь приходит и уходит, как опадают и снова зеленеют твои листья. Еще тысячи людей будут поверять тебе свои тайны. А я уйду, как все, только одну весну подари! Прошу, еще одну! Только одну, не отказывай! Мое доброе старое дерево! Я прижмусь к тебе щекой, чувствуешь, я поцарапан твоей корой, только одну весну. Будь добрым, ведь я только слабый человек. Будь, будь, будь обязательно добрым.

Я умру, если никто не скажет: «Люблю!»

А ты подаришь нам золотой листик?

Будет, будет! Правда?

Пистолет

Уходя от меня утром, длинноногая девчонка в васильковом платье подарила мне пистолет. И когда через год несчастья (так мне казалось) раздавили меня, я поблагодарил белокурую за подарок, за этот пистолет.

За то, что он был игрушечный.

Поговорили

Этого долго ждали, но когда это случилось, люди Земли оцепенели.

— Получены сигналы из космоса!

Старая, грешная земля дождалась. Да! Ее услышали и ей ответили. Четыре миллиарда землян не отходили от приемников и телевизоров. Забылись все их распри и споры.

15 марта 1985 года астроматематик из Бюракана Саркисян, автор эффекта «свертывания пространства», услышал сообщение из космоса:

— Вас поняла, выхожу на двухстороннюю связь 22 марта 1985 года земного исчисления.

Эта неделя! Ее никогда на Земле не забудут.

Газеты печатали только статьи о космосе и предстоящем с ним разговоре.

В Ереване киевское «Динамо» проиграло матч «Арарату», но этого никто даже не заметил.

В Париже диспетчер аэропорта «Орли» спутал графики двух рейсов, и правительство Канады улетело в Токио, а японский премьер оказался в Монреале.

Наконец, 22 марта, в 12 часов по Гринвичу человечество, приникшее к радиоприемникам и телевизорам, услышало женский голос:

— Алло, алло, Земля! Говорит межгалактическая станция связи гуманоидных цивилизаций, старшая дежурная станции — Этли Омфи.

Взволнованный голос земного диктора ответил:

— Го-во-рит Земля! Го-во-рит Земля!

Послышалось щелканье, свист, и серебряный голос ответил:

— С кем вы хотите говорить?

Наш диктор не растерялся:

— С цивилизацией, девушка, с разумными существами хотим говорить!

— Вы что, первый раз на связи, что ли? — в серебристом голосе послышалось раздражение.

— Да, — упавшим голосом ответил наш диктор.

— Хорошо, соединю вас с филиалом координационного центра молодых цивилизаций. Ждите.

Что-то щелкнуло и наступила тишина.

Через несколько минут с Земли снова полетели в космос мощные сигналы кванто-кварковых установок.

Серебристый голос откликнулся:

— Что там еще?

— Девушка… — голос нашего диктора вибрировал. — Мы хотим говорить. Мы с Земли.

— Я же сказала: ждите. Линия перегружена. Соединю в течение одного люмфо-пи кварка.

— Люмфо-пи кварк — это же двадцать пять тысяч лет, — раздался голос астроматематика Саркисяна.

Передача прервалась.

Люди молча разбрелись по пыльным земным дорогам. Им ничего другого не оставалось, как всерьез приняться за земные дела.

Однажды в Одессе

К славному Одесскому пароходству

этот рассказ никакого отношения не имеет.

Теплоход «Иван Чихира» тонул в двух метрах от пирса.

Палевая одесская осень роняла зеленые ежики каштанов на приморский бульвар, под ноги самым красивым девушкам на свете.

А теплоход тонул в двух метрах от пирса, на глазах у смеющейся красавицы Одессы.

Тонул ли?

Тонул или не тонул?

С одной стороны — тонул; весь город видел, что тонул, но с другой стороны (со стороны капитана и пассажиров — работников пароходства, отправившихся на экскурсию в Батуми) — не тонул, ибо на руках были все документы, подтверждающие, что в ближайшем квартале «Иван Чихира» утонуть не может: заключение комиссии о капремонте, справки о состоянии обшивки, трюма и т. п.

А то, что вся Одесса смеялась и кричала:

«Спасайся, кто может!» — так это ж Одесса!

Между тем теплоход все больше погружался в ультрамариновое море: вода уже заливала нижнюю палубу. Собрав свои пожитки, переметнулся на берег боцман Семенов, темный человек, не веривший в документы; за ним потянулись несознательные матросы.

Но капитан Филимон Смурило твердо стоял на своем: «Бьпъ того не сможет, чтоб теплоход утонул, если сам тов. Фунькин подписал приказ — идти "Ивану Чихире" в Батуми».

Палевая одесская осень роняла зеленые ежики каштанов на приморский бульвар, под ноги самым красивым девушкам на свете.

А теплоход утонул. С капитаном и работниками пароходства. Вся Одесса видела, но по «предписанию» 15 октября «Иван Чихира» должен прибыть в Батуми, и если он опоздает, у многих будут неприятности.

А то, что вся Одесса видела, так это ж Одесса!

Туфельки

В углу стоят три пары твоих туфелек, и все они разные, так как служат для разных целей, хотя все они туфельки.

Вот в середине коричневые. Они, конечно, элегантны и у них высокий каблук, но все-таки они рабочие, их назначение — оберегать твои ножки. Каждодневно. А рядом — высокомерная пара белоснежных и аристократических узконосых туфель.

Эти белоснежные неженки, от которых устают твои ножки гораздо больше, чем они сами, — твое любимое оружие. И когда ты их надеваешь, тебе кажется, что не земля вращается, а ты поворачиваешь ее своими острыми каблучками.

Но я больше люблю третьи, о которых ты ласково говоришь: «мои одалиски». В этих домашних туфельках ты бываешь сама собой, в них ты приходишь ко мне, и когда засыпаешь в моих объятиях, они, как две верные собачонки, дожидаются тебя у постели, на том самом месте, где ты их оставляешь.

Тореадор

Она его любила.

Она знала, что он самый искусный тореро. Он лучше всех владел мулетой, а сверкающая шпага казалась продолжением его гибкой руки. Но хотя он был самым ловким и быстрым, красивым и бесстрашным, он так и не стал знаменитым матадором. Для матадора он не умел самого главного.