Марианна Гончарова - Левый автобус и другие веселые рассказы Страница 9

– Ах, Аркадий Петрович, что вы все за честь лаборатории, за честь института… А кто за мою честь сыграет?

Поняли? Шутки шутит. Разговоры разговаривает.

А Мура Козырь, ведьма такая… Смотрит люто, знаете, как рысь, только пойманная, из клетки. И шепчет что-то под нос, шепчет. Проклятья, наверное. Гарри Поттер тоже еще!

А тут Агосьянца на руководство лабораторией призвали, как самого даровитого и перспективного. Раиска вообще взбесилась. Руководитель лаборатории – это ж как гармонист в деревне, сразу девичий рейтинг понятен. Если по леву руку от гармониста – значит, первая в десятке. Так и с Агосьянцем. Если стол впритык к его столу – мега-звезда лаборатории. В понедельник должно было решиться, чей стол к столу Агосьянца станет. А следовательно…

Мура Козырь бороться умела. Пять лет назад ни с того ни с сего стала победительницей конкурса «Мисс Сбербанк»! Она тогда в сберкассе работала. Были девушки лучше ее. Даже гораздо. И песню «Погода в доме» душевнее пели, и деньги быстрее считали. А про фигуру уж и говорить нечего. С такой фигурой, как у Муры Козырь, надо петрушку продавать, а не представлять Сбербанк Ленинского района. А она взяла и всех победила. А потому что заклинания разные знает. Наизусть. От бабки своей. Бабка до сих пор жива, хоть ей уже больше ста. Помимо того, открыла малое предприятие «Бюро долгосрочного прогнозирования». На картах гадает. На гуще кофейной. А когда у Агосьянца проблемы с глазами начались, что Мура Козырь посоветовала? Замогильным голосом провыла, что зрение улучшится, если Агосьянц съест печень двухлетнего орла. Сырую. Причем орла он, Агосьянц, должен догнать и замочить сам. А потом вырррвать печень и сожрать, рыча и ухмыляясь окровавленными губами. И сразу, сразу зрение улучшится! Нет, ну вы представляете нашего Агосьянца? Щуплого, близорукого, неуклюжего Агосьянца, который даже на паркете спотыкается. А не то что в поле или в горах. И вот наш героический Агосьянц, чтобы улучшить зрение, должен мотаться по долинам и по взгорьям – ловить орла. У каждого пойманного вежливо спрашивать о возрасте. А орлы-то как недоумевать будут, только можно себе представить… Вот такие советы давала Мура Козырь. Конечно, она к понедельнику подготовилась.

И немудрено, что солнце в то утро встало не для Раиски. Она пришла в институт с огромным прыщом на носу. Злая. Обиженная. Красивая, как тролль. С такой физиономией у нее сразу рейтинг понизился. Хорошо, что у них в лаборатории Валентина есть. Еще один специалист. По нетрадиционному. Она сразу идентифицировала:

– Порча!

И все взоры куда? На Муру Козырь, конечно. А та наоборот – явилась, как будто девушка в церковный хор. Такая тихая, нежная, нарядная… Ресницы долу. Принцесса Будур. И вот лицемерка: ах! бедная Раиска, бедная Раиска… Советы дает, чем нос мазать…

Раиска не искала легких путей. Нет чтоб заплакать, пойти домой Гроссмайеру суп варить и себя жалеть в зеркале. Она сняла со стола тяжеленное старинное пресс-папье в виде спящего льва и тихо пошла на Муру Козырь, глядя ей в глаза, как утопленник. С фурункулом на носу. Нет, вы не подумайте. В Раискины планы не входило преднамеренное убийство. Непреднамеренное тоже не входило. Попугать хотела. Там, «Скок-ка я зар-рэзал, скок-ка пэрэрэзал…» А получилось наоборот. Лапа спящего льва еще в позапрошлом году треснула, когда Валентина, специалист по нетрадиционному, гвоздь в Раискин стул забивала. Потому что Раиска тогда не хотела делиться Гроссмайером. И вот сегодня этот кусок лапы взял и откололся. И не просто упал. А Муре Козырь по макушке, где, к счастью всех присутствующих, было много локонов в специальной, свежей прическе, для Агосьянца заготовленной. Мура Козырь осталась жива. Но унижена и оскорблена. Она тоже не искала легких путей. А налепила на локоны марлевую повязку (ой! партизанка Мура Козырь), хотя ничего у нее там и не было, накрасила губы и с криком «Уби-и-или!» прямым ходом в суд помчалась. Писать заявление, что сотрудница быстринской лаборатории Раиска убила ее, Муру Козырь, в голову с помощью спящего льва.

Следователь в суде оказалась терпеливой и подробно расспросила Муру Козырь, как ее убили. Мура Козырь показала в лицах с комментариями. Отошла к двери, артистично разбежалась, совершила тройной прыжок, размахнулась, как метатель молота:

– Умри, зараза!

– Больно? – тихонько поинтересовалась следователь, убирая со стола пресс-папье в виде Эйфелевой башни. Которым при желании можно было не только пристукнуть, но и, например, заколоть-зарезать. Так, приватно спросила. Из любопытства. Очень уж убитая Мура Козырь выглядела живой. Объясняя, что заявление написано в состоянии аффекта, следователь пригласила истицу прийти на следующий день, захватив с собой Раиску и спящего льва. Если это не опасно.

В поликлинике, куда грамотная Мура Козырь прибежала снимать побои, сказали, что следов ранения в локонах нету.

– Допустим, зажило, – предположила Мура Козырь, – а как быть с душевной раной?

Врач, в отличие от судьи, был нетерпелив и Муру Козырь послал. Снимать побои к психиатру. Мура Козырь пообещала проклясть неприветливого доктора до седьмого колена и побежала назад в лабораторию, чтобы не пропустить Агосьянца, наябедничать и поторжествовать.

Раиска тоже времени даром не теряла. Пока Мура Козырь привлекала внимание общественности, Раиска аккуратно расколотила спящего льва на мелкие кусочки, а мелкие кусочки в пыль. Сначала думала улику проглотить, но потом вышла во двор и развеяла львиный прах на институтской клумбе.

– Суши сухари, уголовница! – ласково предложила Раиске Мура Козырь, энергично двигая свой стол к столу Агосьянца.

– А ты докажи сначала! – парировала Раиска, продвигая свое рабочее место к столу заведующего.

Столы столкнулись, как два корабля, заскрипели непрочные ножки. Лаборанты делали ставки. В основном на Раиску. Раиска была толще. А значит, сильнее. Она поднатужилась и пропихнула свой стол на вожделенное место. Мура Козырь изменила тактику и направила свой болид прямо в Раискино пышное основание. Как раз тогда, когда Раиска должна была быть сплющена, в лабораторию вошел Васильич, председатель профкома института. С удивлением осматривая поле боя из-под очков, объявил:

– Сдаем денежки! Агосьянцу на свадебный подарок.

– А кто женится? – не поверила взмыленная Раиска.

– Как кто? Агосьянц.

Ну, Пушкина вы читали. Гоголя опять же. Что повторяться. Даже если эти фразы все равно пришли на ум. Эти две ведьмы даже не поинтересовались, на ком женился Агосьянц, так были потрясены. Раиска показала Муре Козырь язык и помчалась под крыло к своему Гроссмайеру. А Мура Козырь, конечно, затосковала. Развернуть такие боевые действия! И безрезультатно. Льва только жалко. Пострадал невинно.

А женился Агосьянц на мне – Зиночке из второго отдела. Если по секрету – я его приворожила. Ага! Делается это так. Ночью в конце июня – в начале июля режется ветка дуба…

Левый автобус

Однажды мы с мужем были в Умани (мы там в знаменитом парке гуляли) и опоздали на обратный поезд. Случилось это по моей вине, потому что я все время путаю. Ну и пошли мы искать, чем бы уехать домой.

Муж мой шагал решительно, а я трусила сзади и скулила, что это я виновата, я виновата. И что я больше никогда не буду. Хотя сразу скажу: слово свое я не сдержала и потом еще много раз в жизни все путала.

На Уманском автобусном вокзале объявление висело, что в связи с указом от такого-то числа и с целью борьбы против чего-то или за что-то все ночные автобусные рейсы отменяются. Вот такой ужас. Но муж мой находчивый Аркадий Кузьмич воскликнул, что рейсы, может быть, и отменяются, да люди все равно как-то едут. И повел меня к микроавтобусу с витиеватой надписью по-немецки «Кнурен ден маген?». Дальше было стерто. «Кнурен ден маген» означает «бурчание в животе». «Кнурен ден маген?» – кокетливо вопрошал автобус. И это был знак. Я очень верю в знаки. И вижу их на каждом шагу. И тут я поняла, что и дальше все пойдет интересно.

Рыцарь ночных дорог водитель микроавтобуса Миша содрал с нас, по мнению мужа моего осведомленного Аркадия Кузьмича, по пять номиналов за билет. И пока к нашему левому транспорту подтягивался народ, я подсела в кабину к Мише выяснить для себя, почему такие интимные подробности человеческого здоровья, как бурчание в животе, выписаны ярко-оранжевой люминесцентной краской на всеобщее обозрение.

Оказалось, что автобус, который служил раньше в каком-то медицинском учреждении, Миша пригнал из Германии, но в Германию автомобиль тоже был перегнан – то ли из Бельгии, то ли из Голландии. Я всплеснула от радости ладонями и тут же окрестила наш левый транспорт Летучим Голландцем.

Миша очень нервничал, оглядывался, дергался, всматривался в темноту. Еще бы. Его сейчас мог повязать кто угодно – хоть налоговая, хоть уголовный розыск, хоть дорожная милиция, хоть бандиты. И в порыве признался он, что когда нервничает, то, бывает, громко поет, чтобы успокоиться. Я чуть не бросилась его обнимать – потому что сама я пою даже когда не нервничаю. Но остановило меня то, что Миша сказал, понизив голос, что когда боится, то бредит матом. Сдержанно, но многоступенчато.