Анастасия Заворотнюк - Начало Страница 9

Вот едем мы с Димой, болтаем, и я чувствую, что нравлюсь ему. Очень. Идет снег, на площадях стоят нарядные и немного нелепые елки, от вида которых как-то безалаберно-весело и есть ощущение счастья и праздника. Как будто завтра проснешься – и вот она, твоя новая жизнь во всем своем великолепии и блеске. Встретились два человека, едут по дороге, вереница фар превращается в гирлянду иллюминаций, и вдруг внезапно понимаешь – так ведь это и есть твоя новая жизнь, и все эти приготовления к новому году – они для тебя и для этого человека. И незачем расставаться.

Мне захотелось пригласить Диму Стрюкова на спектакль. С женой, естественно – у меня в мыслях не было разрушать семью. Но Дима пришел один. А после спектакля из «Табакерки» мы вышли вместе…

В Диме я сразу увидела сильного и решительного человека. Он излучал такую мощь, такое обаяние! Устоять? Это было не в моих силах. Наши отношения развивались с невероятной скоростью – между нами возникла цепная химическая реакция и не позволяла нам расстаться. А ведь я тогда была женщиной с «проблемами по наследству» от первого мужа. В этих делах я вообще ничего не понимала, просто «ни в зуб ногой», а время было лихое, страшное – 94-й год, каждый день газеты писали о кровавых разборках, убийствах и жестоких расправах за гораздо меньшие суммы, чем те, которые фигурировали в долгах моего немецкого мужа. И я доверилась Диме. Все разборки он взял на себя. И это был очень благородный поступок с его стороны. В то время у него был свой автосервис. Он никогда не был особенно богат, но знал этот мир, бизнес 90-х, и умел «решать вопросы».

Вскоре нам с Димой понадобились разводы. Он женат, я – замужем. Со мной все было понятно – ошибка юности. У Димы дочь. Но он объяснил мне, что расстался с женой уже давно.

– Что же ты раньше не уходил, раз вы так плохо жили?

– Я только ждал. Я же не могу уйти в никуда, я же мужчина. Просто я ждал тебя.

Все-таки странно иногда ведут себя мужчины. Если отношения зашли в тупик, то вряд ли что-то можно поменять – люди-то все равно остаются такими, какие они есть. Поэтому, в принципе, я – за развод. Ведь самообман – он тормозит развитие и личности, и ситуации. А жизнь так коротка. Я сама этому учусь. Быть честной с собой и своими близкими, с окружающими. Поменьше «тумана», и сразу как-то комфортнее себя начинаешь ощущать. Русские женщины не всегда уверены в том, чего они хотят и к чему стремятся. Кокетство, жеманство… В этом конечно есть очарование, но… с другой стороны, и немало вполне реальных проблем у самих женщин – у них обязательно время от времени наступает момент какой-то неразберихи. Никто не понимает, чего она хочет, в том числе и она сама. А вот, например, американки совсем другие. Американки очень четко формулируют то, чего они хотят и к чему стремятся. А еще они действительно очень честны с собой, у них это принято. И мне кажется, это очень важно. И если бы наши женщины чуть-чуть интегрировали в это состояние – чуть-чуть, мне кажется, было бы лучше.

8

На развод с моим немецким мужем ушло чуть ли не больше времени, чем длился наш брак. В ту зиму я сильно заболела. Работала просто на износ, репетировала с утра до вечера. И так измотала себя, что когда пришла к врачу, чтобы мне выписали какое-нибудь лекарство от синдрома постоянной усталости, меня тут же госпитализировали с каким-то страшным диагнозом.

Неделю я пролежала под капельницей. Врачи меня запугали: сказали, что мой организм настолько ослаб, что у меня не может быть детей. Я была потрясена: всегда считала себя здоровым человеком и всегда знала, что обязательно нарожаю кучу детишек. Мы с Димой на тот момент знали друг-друга что-то около месяца, и вдруг – такое. Дима проявил себя как настоящий рыцарь. Я была придавлена осознанием того, что у меня никогда не будет детей. Совместное горе сближает.

Пробыла я в постельном режиме что-то около трех месяцев, и вдруг… Я беременна! На первом месяце! Все-таки, постельный режим – вещь.

Это было такое счастье, что и передать словами невозможно. Я ждала ребенка, и это было самое главное в моей жизни.

Второй свадьбы «не было». А что вы хотите: деревенский ЗАГС, невеста – беременная, на 7-м месяце, опять же в черном, с ужасным токсикозом…

Наверное, гормоны взяли свое – в голове была какая-то каша. И когда меня спросили:

– Фамилию менять будете?

Я зачем-то ответила:

– Буду!

Стала я по паспорту Стрюковой – ну надо же! Чуть не забыли обменяться кольцами и поцеловаться. Быстрей, быстрей.

И вот мы с Димой стали строить наше семейное гнездышко – дом в подмосковной деревне Малаховке. Землю оформили в собственность за пару дней до того, как мы расписались. Я вкладывала в наш дом такой смысл, такие силы и надежды – мне хотелось, чтобы в этом красивом и большом доме жила вся наша семья, и чтобы мы там были счастливы. Окунувшись с головой в строительство я открыла для себя много нового и интересного: пристально следила за строительством, за каждым гвоздиком, каждой реечкой. А Диме все это было неинтересно, его все это пугало, а я наоборот – лезла на рожон. Мало того, что я строила дом, я еще и на курсы вождения записалась. Решила легализовать свое хобби – получить права. И с таким жаром я принялась за это все, с таким удовольствием. Беременная ходила в автошколу. Ну а как же? Я же будущая мать, у меня же дом за городом, я должна чувствовать себя уверенно за рулем. Когда я получила права, Дима подарил мне «Девятку». И с тех пор я стала помешанным автомобилистом со всеми вытекающими.

Дочка, слава Богу, родилась в браке. Все сразу изменилось – весь мир, все мое существо. Я превратилась в счастливую мамашку, и это был такой приятный период в моей жизни! Весь смысл моей жизни был в Анечке. Пока она не появилась, я многого не понимала. И вдруг все встало на свои места, распределилось как по щелчку. Вертолеты исчезли из головы, головокружение прекратилось. Сразу и мгновенно. Я наконец-то поняла, в чем мое предназначение и зачем вообще я тут.

Правда, с работой все складывалось не так гладко: когда я вернулась из декретного отпуска в театр, думала выгонят. Не напролом, конечно. По идее, меня должны были тактично отстранить, выжить как ненужный элемент, который путается под ногами. Так бывает: возвращается кто-то, а его место уже как бы занято, играть нечего, все роли достаются кому-то еще, а для тебя ролей все нет и нет. Тебе играть нечего, и вот, собственно, и все – твоя карьера закончена.

Меня поддержала актриса Марина Зудина – жена Табакова. Своим дружеским отношением она прикрыла меня от невзгод театральной жизни, защитила от возможности быть уволенной.

В «Табакерке» у меня был любимый спектакль, о котором я уже рассказывала – «Страсти по Бумбарашу», и он до сих пор так и остается моим самым любимым спектаклем. Мне кажется, другого спектакля, который для меня столько бы значил, уже никогда не будет. Такое бывает только раз в жизни: это и юность, и восторженный трепет перед сценой, и осуществленная мечта, сбывшиеся детские грезы. Со мной рука об руку работали лучшие актеры. Гастроли, разные страны, новые впечатления. И то беззаботное ощущение, которое бывает только в юности: что вся жизнь впереди, и что еще есть куча времени для того, чтобы помечтать, еще можно на что-то надеяться, во что-то верить… И как будто вот-вот, еще капельку, и все получится. Все-все.

А тут – мне дали маленькую роль в спектакле «Бобок» по Достоевскому. Это очень странное произведение про загробный мир, про мертвецов. Но режиссер-постановщик – Валерий Фокин – сделал совершенно гениальную постановку. Это очень необычный и талантливый режиссер, настоящий мастер, экспериментатор, интереснейший человек. Почти колдун, как мне кажется. Со своим каким-то абсолютно «другим» видением. И он «выжал» максимум из моей малюсенькой роли, где я за весь спектакль произношу два «ха-ха». Но Фокин из этих двух «ха-ха» сделал мне изумительный перформанс. Фокин невероятный придумщик. Он так подробно и внимательно работает с артистами, ему так важны все мельчайшие детали, что в результате у него всегда получается шедевр.

Мы изображали мертвецов и весь спектакль с другими актерами лежали в гробах, припорошенные землей, в ужасном трупном гриме. С закрытыми глазами, не двигаясь. А потом я просыпалась и гордо произносила свой текст. И вот, мы с другими артистами, чтобы не сойти с ума, пока мы там, в гробах лежали, травили анекдоты. Тихонечко, чтобы никто не слышал. В спектакле были заняты замечательные актеры: Женя Миронов, Виталик Егоров, Сергей Беляев, Сергей Безруков. И вот в какой-то момент кто-то рассказал очень смешной анекдот. Видимо, подготовился. И мы как начали хохотать – остановиться не можем. И с нас стала земля осыпаться. Представляете, картина: идет спектакль, лежат мертвецы в гробах, и вдруг – ррраз! Посыпалось…

В общем, карьера моя была на диком подъеме – ни в сказке сказать, ни пером описать.

Мы с Димой жили в Малаховке. И вот летишь оттуда на спектакль по всем пробкам, по нашим раздолбанным дорогам. Дочку крохотную няне оставляешь, волнуешься. А на сцене тебя ждет гроб с землицей сырой. Ты очень выразительно исполняешь свои два «ха-ха» и назад, в Малаховку. Конечно, Диме это все не нравилось. Не одобрял он моих метаний. Он просто никак не мог понять, что для меня смысл был не в зарабатывании денег, не в какой-то материальной выгоде. А что я жить не могла без театра. И все мои надежды на то, что вот-вот все станет лучше, что рассвет уже близок и что перед тем, как солнце встанет, обычно наступает самая кромешная тьма, Дима не разделял. Он не признавал моей работы. Однажды даже прозвучало: «Ты же там чужая! Не москвичка! У тебя никого нет, кроме меня! Ты им – никто!» Интересно, а что же тогда делать всем остальным артистам? Женя Миронов тоже провинциал. Как и ко мне, к нему из провинции переехала вся семья. Но он почему-то свой. А я – нет. Я – чужая. Я понимала, что Димины заявления беспочвенны, но мне нечем было крыть – моя карьера действительно летела в тар-тарары. Дела шли все хуже и хуже.