Робер Мерль - Уик-энд на берегу океана Страница 9

Вдруг Александр вспомнил отступление. И подумал о нем с чувством глубочайшей брезгливости. Ужасное это было отступление. Не так ужасно было ощущение опасности, даже сам разгром армии. Для него лично, для Александра, самым страшным была всеобщая разруха. Мешанина воинских частей на дорогах, беспорядочные толпы беженцев, женщины и ребятишки, восседавшие на повозках, заваленных тюками, и на каждом перекрестке пожары, кладбища машин, и дома! О черт, дома, дома! развороченные, искалеченные. Окна висят на одной скобе, а внутри поломанная мебель, разбитая посуда, белье в куче осыпавшейся штукатурки! Беспорядок непоправимый, чуть ли не во вселенском масштабе! Александр даже мысли не допускал, что такое возможно. Но сейчас все вроде бы утряслось. Явно утряслось… С тех пор как они прибыли сюда в санаторий, все окончательно утряслось. Александр вспомнил о провизии, хранившейся в ящике для медикаментов, и подсчитал, что, если взяться за дело с умом, они вполне продержатся еще неделю. Даже десять дней, если, конечно, расходовать с умом. Только вот эти сволочи фрицы будут здесь раньше, чем через десять дней. Одним словом, не удастся пожить спокойно. Устроиться по-человечески.

– Миллионы! – сказал Дьери.

Трое остальных посмотрели на него, потом переглянулись. Дьери ничего не видел. Тело его напряглось, глаза были устремлены куда-то вдаль.

– О, черт, миллионы, – сказал он, – миллионы же! Сами в руки идут!

За стеклами очков глаза его были, как всегда, холодные, цепкие, и глядел он куда-то в одну точку так пристально, что Александр, сидевший напротив, невольно обернулся. Но позади была только аллея санатория и деревья, и солдаты, проходившие мимо.

– Где? – спросил Александр.

Вид у него был до того ошалелый, что Майа не выдержал и прыснул. Пьерсон снова оглянулся на Дьери. Дьери по-прежнему ничего не замечал и все смотрел куда-то вдаль. В глазах его застыло напряженно-безличное выражение – так смотрят сквозь стекло аквариума рыбы.

– Ну? – спросил Александр.

– Верно, – сказал Майа, – не томи, рожай.

Дьери все еще глядел вдаль. Майа улыбнулся Пьерсону.

– Дай ему хорошенького тычка в брюхо. Авось проснется.

– Эй, Дьери! – Пьерсон положил руку ему на плечо.

– Да влепи ему парочку пощечин.

– Ну и ну, – сказал Александр.

Пьерсон потряс Дьери за плечо. Тот вздрогнул всем телом и огляделся. Глаза его снова исчезли за стеклами очков.

– Ну и ну! – сказал Александр. – Неужели это его от виски так развезло?

– Да что ты. Он только отхлебнул.

– А не кажется ли вам, – вдруг сказал Дьери, – что пора кончать говорить обо мне, будто меня здесь нет.

– Но теперь-то ты здесь! – сказал Майа.

– Ну хотя бы и здесь.

– И даже кое-где еще.

Александр фыркнул.

– Во всяком случае, тебя здесь только что не было.

– Как так? Я что-нибудь говорил?

– О миллионах говорил.

– Ага, – живо отозвался Дьери. – А что же я говорил?

– Сказал: «Миллионы, ах, черт, миллионы – сами в руки идут».

– Я сказал?

Глаз его уже не было видно за стеклами очков.

– Ну, ну? – сказал Александр. – Какие еще миллионы, а?

Все тело Дьери снова стало вялым, как-то осело, застыло.

– Не знаю, – уклончиво сказал он, – ничего это не значит. Просто грезил вслух.

– Ты, видно, нас совсем за идиотов считаешь, – сказал Майа. – Когда такой типчик, как ты, грезит вслух, это что-нибудь да значит.

– Что ты подразумеваешь под словами «такой типчик»?

– Да не злись ты, Христа ради.

– Ну, а миллионы? – спросил Александр. – Где миллионы? Как это сами в руки идут? Где ты их возьмешь, эти миллионы? Здесь?

Дьери улыбнулся, и Майа снова почудилось, будто губы его с огромным трудом раздвигают наплывающие с обеих сторон жирные щеки.

– Понятия не имею, – сказал Дьери. – Просто пригрезилось.

Наступило молчание, и все опять уставились на Дьери.

– Ладно, – обиженно сказал Александр. – Никто тебя не неволит.

Он поднялся.

– А пока иди-ка за водой, – надо посуду мыть. Нынче твоя очередь.

– Подумаешь, срочное дело, – сказал Дьери.

Пьерсон тщательно прочищал свою трубочку. Майа встал, сложил руки на груди, потянулся. Пьерсон взглянул на него.

– Ты что собираешься делать?

– Ей-богу, странный все-таки вопрос, что я собираюсь делать. Так ли уж важно сейчас, что я буду делать, а чего не буду.

– Ну, Дьери, а как же вода? – сказал Александр.

– Иду, – сказал Дьери, но даже не пошевелился.

В эту минуту над их головой раздался свист, затем в нескольких метрах левее сухой треск разрыва. Их окутало облаком дыма. Все четверо, как по команде, сразу же упали ничком.

– Семидесятисемимиллиметровка, – определил Пьерсон.

Он закашлялся. Облако дыма еще сгустилось. Слева послышались крики и зовы о помощи. Снова раздался свист, и снова совсем рядом с сухим треском разорвался снаряд. Перед самым лицом Дьери упал кусок дерева. Он взял его в руку и тут же отбросил прочь.

– Жжется.

– Это кусок носилок, – сказал Александр, – видишь, с края чуть парусины осталось.

Майа встал на колени и поглядел в сторону санаторного парка. Снаряд упал среди мертвецов. Страшное месиво. На решетке повисла чья-то оторванная рука. Майа поискал взглядом того, в стоптанных ботинках. Он все так же лежал на носилках под слишком коротким одеялом, что придавало ему нищенский вид. Его не задело. Майа вдруг почувствовал какое-то идиотское облегчение.

– В них метят, – сказал он, ложась.

Дьери раскашлялся.

– Лучше пусть в них, чем в нас.

– Вот это в твоем духе, – сказал Майа.

– Что ж, по-твоему, лучше, чтобы в нас метили?

– Нет.

– Тогда о чем же ты? – торжествующе спросил Дьери.

– Я просто сказал, что это очень в твоем духе, вот и все.

– Странное все-таки дело, – сказал Александр, – никогда я не боялся артиллерийского обстрела. А вот бомбежки с воздуха боюсь.

– Куда уж тут пугаться, просто не успеваешь, – сказал Пьерсон.

Слева по– прежнему неслись крики. Прошло несколько секунд. Ни один человек не поднялся с земли. Куда ни посмотри, вплоть до самого горизонта только распростертые ниц тела в защитного цвета обмундировании. Справа от себя Майа увидел, как двое солдат лезут под машину. «Интересно, надежное ли это укрытие», -подумал было он, но, так и не додумав этот вопрос до конца, забыл о нем и только через минуту спохватился, что вообще ни о чем не думает. Он не боялся, просто всем телом чувствовал землю – и только! Лагерь, еще так недавно шумный и суетливый, притих сейчас, как по взмаху волшебной палочки. И он, Майа, тоже притих вместе со всеми. Он лежал на земле, страшно ему не было, и он ни о чем не думал. Просто солдат среди других солдат.

Александр вдруг приподнялся на локте и разразился бранью. Угодило же его лечь прямо в золу, прямо на их потухший костер. Весь перед рубашки покрылся бурыми пятнами. А ведь рубашка чистенькая, он сам ее выстирал в Арке и только сегодня утром надел. Была чистенькая, а теперь превратилась в грязную тряпку. Он чертыхнулся и осторожными щелчками стал сбивать с рубашки пепел. Потом оглянулся на лежащего Пьерсона и подумал, молится ли сейчас Пьерсон или нет. Был у Александра один дружок, очень верующий парень, – так он непременно в такие минуты молился богу.

– Эй, Пьерсон! – сказал он. – Ты считаешь, что это семидесятисемимиллиметровка?

Пьерсон ответил медленно, и голос его прозвучал как обычно:

– Не считаю, а знаю точно.

«Чертов спец», – подумал Майа.

– А как далеко она бьет?

– Как семидесятипятимиллиметровка.

– А как та далеко бьет?

– Как, как! – ответил Пьерсон. – Неужели сам не знаешь?

– Я не такой спец, как ты.

– На десять километров.

– Эх, черт! – сказал Александр. – На десять километров! Значит, они в десяти километрах?

– А может, и чуть ближе. Десять километров – это ее максимальная дальнобойность.

– Эх, черт! – сказал Александр. И добавил: – Они по санаторию бьют?

– Не думаю. Очевидно, нащупывают батарею семидесятипятимиллиметровых орудий, ее установили нынче утром вон там на поле.

Майа поглядел на Дьери. Тот был бледен как полотно, и его верхняя губа подергивалась в нервическом тике. «Боится», – подумал Майа. Ему почему-то вдруг стало неловко, и он перевернулся на бок, спиной к Дьери. Но все равно чувствовал, что там, за его спиной, Дьери по-прежнему терзается страхом.

– Какое поле?

– Ты же сам знаешь, небольшое такое, в правой стороне, метров пятьсот от санатория. Мы там вчера проходили.

– Понятно, – сказал Майа, – значит, там, на этом поле, и установили батарею?