Федор Шахмагонов - Из жизни полковника Дубровина Страница 9

На втором этаже в огромных апартаментах оборудовали кабинеты, в нише развесили охотничьи трофеи, оленьи рога, кабанью голову, охотничье оружие, ковры.

Третий день шло наступление, разведка утверждала, что ни французское, ни английское командование даже и не пытаются двинуть свои резервы навстречу лавине танков. Наметив точку удара, немецкое командование на этом направлении создало огромное превосходство в силах: по танкам в семь раз, в авиации в двадцать раз, а на участках прорыва-в двадцать, в двадцать пять раз.

Генералу докладывали, что никакой перемены в соотношении сил не отмечено. Генерал рисовал сипим карандашом стрелы на картах, ставя задачи дивизиям. И вдруг на улице, неподалеку от отеля, несколько взрывов.

— Воздух!

Генерал развел руками и с иронией произнес:

— Извините, господа! Война!

Взорвалось еще несколько бомб. Голова дикого кабана от сотрясения сорвалась со стены и упала на стол с картами, пролетев дугой над генералом, вылетело огромное панорамное окно, осколки стекла усыпали мягкий ковер на полу.

Штаб перебрался в другой отель. Воевать офицерам хотелось с удобствами. Генерал посмеивался, но не возражал. Еще один французский налет изгнал штаб корпуса и из этого отеля. Нападение было незначительным, и все же пришлось офицерам штаба корпуса изменить туристскому стилю.

На 13 мая в штабе готовились задачи дивизиям на форсирование реки Маас и на переход французской границы,

Я все еще ждал сражения, ждал сопротивления французской армии. Маас — это уже вполне серьезно.

14 а том берегу возведены долговременные и мощные укрепления, в нескольких километрах проходит "линия Мажино", оттуда артиллерия могла бы вести огонь по флангам наступающих танковых колонн. Если останавливать немецкие танки, то здесь. Это спорное место и в планах немецкого командования, которые понемпогу раскрывались передо мной.

Еще в отеле "Панорама" генерал подписал предварительное распоряжение. В кем меня поразили несколько строчек. Прежде всего констатирующая часть приказа. В ней утверждалось:

"Англо-французская моторизованная армия в составе 20 дивизий своим левым флангом, продвигаясь через Антверпен, подверглась сильным ударам нашей авиации и была рассеяна. Канал Альберта форсирован на всем фронте. Льеж пал".

Двадцать дивизий моторизованной армии-этого, что могло решить исход первых же дней немецкого наступления. Как же они могли быть рассеяны лишь силами авиации, кто их вел, как, каким образом они оказались без прикрытия англо-французской авиации? На эти вопросы ни один грамотный военный не мог бы ответить. Теперь я мог считать, что ни одно из заверений Рамфоринха, которое он дал нашему генералу, не было блефом. Французские партнеры рурских магнатов, связанные разными картельными соглашениями, неумолимо вели Францию к поражению, вопреки воле ее солдат и офицеров. Второе положение приказа звучало не менее удивительно:

"Группе фон Клейста при мощной поддержке почти всей немецкой боевой авиации продолжать наступление завтра 13.5.40, с утра, имея своей задачей при любых обстоятельствах форсировать реку Маас. В продолжении восьми, часов авиация последовательными волнами разрушит французскую оборону на реке Маас... После этого группа Клейста в 16.00 начнет форсирование реки..."

Никто меня не мог бы убедить, что англо-французское командование не могло установить, что в район Седана перебрасывается вся немецкая авиация. Даже первые утренние налеты могли им указать на эту беспрецедентную переброску. Над Маасом должны были развернуться воздушные бои...

Верховное командование опять же проявляло нервозность, высшие генералы, помнившие провал немецкого наступления в первую мировую войну, никак не могли примириться со стилем этой войны. Они считали войска, дивизии, танки и самолеты; расчеты Рамфоринха и Гитлера были неуловимы. Встречались и в штабе корпуса офицеры, которые с сомнением вчитывались в расписание форсирования Мааса и движения на Амьен и даже поговаривали, что если это случится, то свершится чудо.

Кое-кто понимал, что ведется игра в поддавки, но эта игра не могла быть совсем явной, укрепления, оснащенные сильнейшей артиллерией, оставались грозным препятствием, и никто во Франции в эти часы не мог отдать приказа солдатам оставить эти укрепления без боя.

И опять высшее командование вмешалось в планы корпуса. Генерал неистовствовал. Он воспользовался телефоном в штабе корпуса и соединился с Берлином, как я понял, с Рамфоринхом. Их разговор остался для меня неизвестным, по, быть может, именно в результате этого разговора командующий воздушным флотом не выполнил приказа фон Клейста, командующего группой войск.

Командование сухопутных войск потребовало провести авиационный налет до артподготовки, генерал считал, что это нельзя делать, и просил авиацию для прикрытия наступающих танков. Во всех его расчетах была уверенность, что кто-то в тылу у противника расчистит дорогу танкам.

Ночью развернулись бои, немецкие танки овладели крепостью Седан. Седан пал, но впереди Маас и "линия Мажино". Быть может, здесь, именно здесь их ждут, чтобы остановить этот страшный разбег? Дальше уже было бы поздно.

Генерал нервничал, поминутно запрашивал через офицеров связи разведданные о передвижениях в тылу противника за "линией Мажино". В свободную минуту он вышел из помещения штаба, взглядом пригласив меня за собой.

— Мы сделали все возможное... — начал он. — Теперь все зависит от того, что там у французов... Никто, кроме меня и Гитлера, не верит, что нам завтра удастся форсировать Маас... Или мы завтра выигрываем кампанию, или мы погружаемся в затяжную войну... Вы имеете какие-либо сообщения от барона?

— Никаких!

— Это хорошо или плохо?

— Решительно ничего! — поспешил я уверить генерала. — Я нисколько не собираюсь преувеличивать значение своей миссии...

— Быть может, я что-нибудь не так понял? — спросил генерал, и правая его бровь едва заметно поднялась вверх.

— Моя обязанность смотреть и видеть...

— Почти сто лет тому назад здесь, при Седане, была пленена французская армия в сто тысяч человек... Для них Седан — позор, для нас — слапа!

Утром штаб корпуса переместился ближе к линии фронта. Генерал меня пригласил на командный пункт головной дивизии. Мы ехали в танках. С нами на походе были еще несколько штабных офицеров. В нескольких метрах мы попали под обстрел французской артиллерии, проехали минными полями, где работали под обстрелом саперы. Передовые отряды дивизии прорыва вплотную приблизились к французской границе.

Все утро, волна за волной, на французские позиции летели самолеты. Методично сбрасывали свой груз на линии укреплений, разворачивались и уходили за новым запасом бомб. Это был как бы воздушный парад.

Бомбардировщики заходили в атаку по двадцатьтридцать в звене и начинали пикирование, образуя многоэтажное "чертово колесо". Их эскортировали истребители; французская авиация бездействовала. Рухнула -моя надежда, что истребительная авиация Франции сорвет подготовку штурма укреплений, рассеяв немецкие бомбардировщики. С высотки, на которой располагался наблюдательный пункт головной дивизии, хорошо был виден противоположный, французский, берег Мааса. Над ним тянулись дымы, смрад, а сама земля, казалось, поднялась дыбом. От непрерывных разрывов земля, песок и пыль не успевали оседать. Рамфоринх мог быть доволен: взрывчатка, которая вырабатывалась на его заводах, расходовалась без экономии. Его заводы могли в ближайшее время получить богатейшие заказы. Его заводы... Не только его заводы, но и заводы, которыми он владел совместно с английскими и французскими партнерами в Швейцарии, в Латинской Америке и даже на территории Франции. В первые часы была начисто подавлена зенитная артиллерия, и немецкие летчики работали без помех. Почти в открытую сосредоточивались немецкие танки и пехота для броска через реку.

Иногда французская артиллерия открывала огонь из укреплений. Но сейчас же туда обрушивались атаки с воздуха, и артиллерия умолкала.

Левый фланг беспокоил генерала. У него имелась карта, на которой подробно были изображены все огневые средства укрепрайона. Французы здесь располагали тяжелой артиллерией, которую невозможно было подавить с воздуха. Артиллерийские позиции былк опущены в бетонные колодцы и прикрыты бетонными колпаками.

Но артиллерия на "линии Мажино" не подавала признаков жшни. И все же он волновался. Он опасался, что она заговорит, когда танки двинутся через Маас и начнется борьба за создание предмостных укреплении. Она могла бить и по скоплениям танков и пехоты на правом берегу реки. Но она молчала...

Он метался весь день с одной позиции на другую.

Настал его главный час. Или весь поход через Арденны увенчается прорывом фронта, или его доктрина воины будет опрокинута сопротивлением французов.