Сергей Есин - Твербуль, или Логово вымысла Страница 9

Саня, мой соученик и дружок, привел меня в эту аудиторию, чтобы рассказать о классике, творчеством которого он увлекался. Он жужжал мне о полюбившемся творце на каждой перемене. А писатель, даже молодой, разве не должен быть любопытен? Если это здесь, рядом, то почему не ознакомиться с новым для меня знанием? Отменили в тот день последнюю лекцию, и мы пошли изучать историю литературы, так сказать, в яви, в ее вещественных атрибутах. Все изображения людей на фотографиях глядели в этот момент, мне казалось, на нас. Ладонь была большая, как, впрочем, и сам Саня, сильная и тяжелая. Были поздние осенние сумерки, в окнах аудитории наблюдались фигуры прохожих, спешащих по бульвару. Саня с увлечением передавал апокрифы о великом писателе, который будто бы работал дворником в институте, и, выходя из здания, совершенно не представляя, кто перед ними отбрасывает лопатой с дорожки снег или метлой - желто-красные листья, юные гении пера подбадривали пожилого человека. Саня был очень воодушевлен, почти так же, как искусственно бывают воодушевлены поэты на своих семинарах, и в этот момент его рука жестко и властно коснулась моего бедра. Может быть, в этот момент он играл ту же психологическую игру, что и Жюльен Сорель с госпожой де Реналь? Трус я или не трус, возьму девочку за попку или не возьму? Этот замечательный, с нежным, еще детским пушком на щеках, мальчик! Ну, предположим, не на много старше меня, которой тогда, на первом курсе, тоже было восемнадцать, но ведь женщины, как известно, созревают и становятся взрослыми раньше.

Да, с самого начала, с первого взгляда, с того первого семинара первого сентября, когда мы встретились в аудитории, сразу же возникла симпатия и какое-то влечение друг к другу. Забегая вперед, все же скажу: не только плотское, но и духовное лежало в стремлении к близости с этим мальчишкой. Впрочем, влечение ко мне мужчин - вещь для меня привычная, но тут неожиданно и я колебнулась в его сторону. Да что же, всю жизнь облизывать пятидесяти или шестидесятилетие стручки? К восемнадцати годам мне уже обрыдли эти животы, обросшие жесткими, словно проволока, седыми волосами. По крайней мере, тогда, в самом начале нашего знакомства, внимательно слушая своего руководителя, престарелого профессора, знаменитого не только книгами, но и разнообразной общественной в советское время деятельностью, я мысленно прикидывала, девственник или не девственник этот прелестный розовощекий и мощный парень. Как много для хорошей прозы определений! Спал ли он когда-нибудь с женщиной или все еще пробавляется утренними поллюциями и вечерней мастурбацией? И вдруг этот мнимо краснеющий при взгляде на студенток акселерат кладет мне на бедро горячую руку.

А чего, собственно, было терять мне, молодой женщине, живущей с мужчинами с тринадцати лет и никогда прежде не испытавшей оргазма? А тут сразу же возникла эта непонятная дрожь во всем теле, о которой я только слышала от своих товарок, а здесь впервые испытала. Это было какое-то предвкушение новых для меня впечатлений. А Саня, не отрывая руки от моего бедра и, наверное, ощущая мое волнение, все говорил и говорил о замечательном русском классике, как заправский экскурсовод. Может быть, подумала я, этот поток слов и сам литературный аспект его речи действует на него укрепляюще? Я знала одного не очень молодого клиента, который возбуждался, только когда начинала звучать мелодия из телепередачи "Спокойной ночи, малыши". Никто не верил этому, но он носил с собой магнитофончик с кассетой, на которой была записана так о многом сексуальном напоминающая ему мелодия.

Тем временем из крепкой руки Сани на мое девичье бедро изливалось все больше и больше волнующего тепла, но голос его как будто и не вибрировал от подступающих желаний. Неопытность или кокетливое мужское коварство? А если подобная возможность настоящей страсти больше не возникнет? Если я больше не повстречаю паренька, на зов которого ответит мое фригидное тело? Конечно, при моей профессии быть фригидной не так уж плохо, но не испытать вовсе никогда плотской радости - это ужасно. И потом, почему считается, что женщина - это только некий молчаливый и пассивный объект любви? Проверить, убедиться, что лежит в основе не встречаемой мною раньше линии поведения... Возможность этой проверки была только одна! Но это делала не я. Будто кто-то другой, будто неведомая сила взяла теперь уже мою руку за запястье и прижала ее к тому месту Славиного естества, которое никогда не солжет.

И тут я опять должна воспользоваться некой литературной ассоциацией. На смену божественному Стендалю, уже вызываемому ранее из потустороннего бытия, я выкликнула из наших институтских учебных программ дотошного Томаса Манна с его романом о Феликсе Круле. Спасибо и низкий поклон вам, милые и подробные преподаватели! Все получилось, вот уже и знаменитая мадам Гупле, супруга фабриканта фаянсовых унитазов, с ее волнующей сединой в каштановых волосах! Я обратилась к ней в тот момент, когда она в спальне отеля дотронулась до истинного естества молодого лифтера Армана. Что-то волнующее она тогда сказанула! Не только мысли, но и подобные боевые эпизоды запоминаются в большой литературе.

В моей коллекции ощущений не было еще такого прочного и крупного, как королевская жемчужина, аргумента. Это было не просто нечто, это был некий живительный дар божий! Пусть простит меня всемилостивейший Господь за это кощунственное сравнение. Но разве не он наградил подобным сокровищем моего Саню! Сейчас, снова переживая наше первое соединение с Саней, я еще и еще раз убеждаюсь, как мало существует слов для описания волнения, которое сначала предшествует плотскому соприкосновению мужчины и женщины, а потом и сопровождает этот живородящий акт. Ведь сам этот процесс, свидетельствующий о слиянии души и тела, из которого по идее должна возникнуть новая жизнь, как он смешон и гадок, когда видишь его на видеопленке!

А дальше у меня все - словно мираж, струящийся от песчаного зноя! Это раньше я внимательно следила, дабы экономить силы, за всеми перипетиями сексуальной гонки. Чем больше волнующих слов, искусственных ласк, привычных движений, выражающих истому и покорность, тем скорее дело движется к завершению. Это как у строителей, сдал дом под ключ - получай плату. А потом все слова обоими участниками этих гонок быстро забываются! Но, оказывается, в иной жизни, когда судьба и случай идут в масть, все происходит по-другому. Здесь-то я все запомнила до малейших деталей. И как было хорошо, долго и не утомительно под угрюмым взором глядящего со стены классика. Разве могла я что-то подобное предположить, когда уже со спущенными на армейские ботинки штанами Саня подпрыгнул к металлической двери, чтобы повернуть ключ. А какая взвешенная и холодная мысль меня прожгла во время последних, как пишут в романах, содроганий, когда я сама вдруг закричала, словно укушенная в холку жеребцом кобылица: произойдет ли что-либо подобное со мною еще раз? О, Саня! И еще: лишь бы никто не принялся ломиться в аудиторию на мой истошный крик...

Глава вторая

В подземелье

Пишу быстро, как рекомендует своим коллегам в своих статьях самый знаменитый писатель-беллетрист современности Дима Быков. Медленно, перебеляя страницу за страницей, писали только так называемые классики, то есть ископаемые. У них у всех были родовые имения, винокуренные заводы, тетушкины наследства, а некоторые даже работали вице-губернаторами. А какая там работа? Утром на пару часиков залетел в контору, попил чаю, поэкзекутировал над подчиненными - и пиши мемуары, эпопеи, сатирические произведения и пьесы, которые войдут в сокровищницу русского театра. Сапог для себя сами не чистили! Даже брились не сами!

Сегодняшнему писателю на размазывание чернил по бумаге времени нет. Он, по призыву Димы Быкова, работает в поте лица, сочиняет слоганы для придурков, которые идут на выборы в Думу, редактирует речи и статьи Жириновского, сторожит дачи олигархов, выдает справки в префектуре, если, конечно, свои творческие мозги совсем не затуманил алкоголем, издает романы богатых графоманов, которые мечтают остаться в народной памяти интеллигентами, а не грабителями с большой дороги. Да мало ли у современного писателя забот! В общем, чтобы остаться на плаву и продолжать трудовую вахту в творческом цехе, надо одно слово возле другого ставить с пулеметной скоростью. Да еще приглядывать за другими видами искусств, нет ли там поживы. Я лично прицелилась на драму - увлекательный жанр. Но лучше сегодня пока об этом не думать. Ах, Саня, "твой нос Перро и губ разрез дразнящий". Но отвлекаюсь, пора сосредоточиться.

Я, конечно, во все это скоростное творчество не очень верю, иначе увлекательно начинающиеся романы самого Димы обязательно дочитывала бы до конца. Чего-то со второй половины в его произведениях, да и в произведениях других мастеров быстрого и модного письма, происходит не то: будто из аэростата воздух выпустили, вот он и летит набитым мешком к земле, теряя летучесть. Со второй половины идет такая скучища. Тем не менее, советами маститого автора пользуюсь: стараюсь быстро думать и быстро сочинять.