Juan Bas - Трактат о похмелье (пер. Т.Машкова) Страница 9

– Идем в дом. Я выгнал жену, и тебе не придется больше терпеть ее. Да и мне тоже.

Руций захохотал, как сумасшедший. Я подумал, что должен принять приглашение, а когда он спьяну заснет, выкрасть у него мешочек с сестерциями. Я приметил кошель, спрятанный под его тогой, и оскалил зубы, как волк.

– Ну, давай. Когда проснемся, я приготовлю завтрак, достойный сабинян. Отварное кабанье легкое и совиные яйца вкрутую. Это лучшее средство от утомления, дарованного вином.

Похмелье в произведениях искусства

Разумеется, оно не нашло отражения – по крайней мере, явного – в архитектуре, музыке или танцах. Хотя в XX веке возведено несколько зданий, додекафонических симфоний и искусных хореографических композиций, в которых просматривается перманентно похмельное состояние их творцов.

Другое дело – популярная песня. Чавела Варгас, Эдит Пиаф, Фрэнк Синатра, Дин Мартин, Сэмми Девис-младший, Нейл Янг, Сид Вишис, Джимми Хендрикс, Лу Рид, Микки Джаггер, Джим Моррисон и Джени Джоплину явно могли бы нам о нем кое-что поведать.

Я не знаю ни одного скульптурного памятника данному феномену – очевидно, мешает интимный и, зачастую, скрытый характер похмелья.

Кто, кроме разве что самого Родена, знает, почему Мыслитель держится рукой за голову? Может быть, ее пронзил гвоздь алкогольной отравы?

Нечто подобное наблюдается и в живописи.

Многие мастера частенько обращались к теме алкоголя. Перед глазами так и стоят «Пьяницы» Веласкеса и многочисленные персонажи Брейгеля, прикладывающиеся к бутылке или, по всем признакам, уже успевшие приложиться раньше. Но мне известны всего две картины, изображающие героев с похмелья, хотя наверняка есть и другие.

Даже не намереваясь непременно притягивать за уши примеры по изучаемой теме, человек, знающий биографию и произведения Фрэнсиса Бэкона, может догадаться, что персонажи его жутких портретов, и особенно автопортретов, помимо прочих экзистенциальных недугов, страдают и бодуном.

Нечто подобное происходит и с одинокими, меланхоличными героями Эдварда Хоппера, сидящими в пустынных, неприветливых барах, где почти слышно гудение лампы дневного света, или на кровати в безобразно голой комнате затерянного на шоссе мотеля. Но все это не более чем мои измышления; и все они свежи, как только что срезанные ирисы в кувшине, наполненном родниковой водой с аспирином.

Кстати об аспирине (см. главу Паллиативные меры, раздел Лекарственные препараты) – мне известна картина, на которую можно сослаться. Она как раз называется «Дядюшка Боб с бодуна» (в оригинале Uncle Bob with a Hangover). Она экспонируется в Музее Современного Искусства в Нью-Йорке, и была написана в 1962 году неким Джеком Магнано, чей стиль напомнил мне реалиста Антонио Лопеса.

На первом плане написанной маслом картины – дядюшка Боб, полулежащий на железной кровати тип со сросшимися бровями, двухдневной щетиной и в майке на бретельках. Он смотрит в никуда пустыми, ничего не выражающими глазами, и напоминает первобытного человека. На столике рядом с ним – помятый металлический поднос, почти пустой стакан воды и облатка аспирина, в которой не хватает двух таблеток. Комната освещена молочным светом из окна, но солнца не видно.

Все весьма условно, за исключением пары тревожных и символичных деталей: металлические прутья кровати кажутся метафорой решетки или клетки.

В углу серо-зеленого, похмельного цвета матраса толстой красной нитью каллиграфически вышито слово «убийство». На единственном видимом кусочке стены, прямо над столиком, кнопкой пришпилена черно-белая фотография, на которой можно разглядеть электрический стул.

Другая известная мне картина, тоже написанная маслом, принадлежит Тулуз-Лотреку и относится к 1887 или 1888 году. Она называется «Пересохшая глотка». На полотне – профиль женщины, сидящей за столиком в кафе. Она смотрит прямо перед собой. Решимость взгляда подчеркивается выдающимся подбородком и заостренным носом, но главное в выражении этого лица – грусть и озабоченность. Тем не менее, в чертах женщины нет беспомощности, столь свойственной похмелью. На столе перед ней – полупустая бутылка красного вина и стакан с остатками – едва на палец – жидкости.

Женщину на картине звали Сюзан Валадон, она была прачкой, циркачкой, выполнявшей упражнения на трапеции, художницей… Сюзан была близка с импрессионистами, служила моделью Ренуару. Она собиралась замуж за Лотрека, а будучи отвергнута им, попыталась уйти из жизни. Она была матерью художника-алкоголика Мориса Утрильо или, иначе, Литрильо.

Для литературы и кинематографа похмелье стало предметом всестороннего изучения.

В литературе мы найдем множество произведений, вращающихся вокруг алкогольной темы, герои которых страдают от похмелья.

Точно так же, как и в повседневной жизни или в истории, похмелье практически не появляется на страницах книг до XIX и XX веков.

Обращаясь единственно к архивам собственной памяти, вспоминаю безрадостные рассветы Филиппа Марлоу – детектива, созданного воображением Раймонда Чандлера. По мне, так это лучший персонаж и лучшие романы «черного» жанра. Вспоминаю «Худого человека» Дашиэля Хамметта; расплющивающее, подобно катку, похмелье Генри Чинаски – alter ego Чарльза Буковски, ночь напролет поглощавшего скверное вино и теплое пиво; быстро излечиваемую новыми дозами алкоголя головную боль Томаса Хадсона из «Островов в океане» Хемингуэя. Перманентная попойка или перманентное похмелье, как посмотреть, Джеффри Фирмина – английского консула в мексиканской Куэрнаваке из нигилистского романа Малколма Лоури «У подножья вулкана»; алкоголь в произведениях Джека Лондона; наступившие вслед за ужином отупение и помрачение рассудка, побуждающие Макбета убить своего короля… Перед моим взором ищущий утешения в вине и впадающий в посталкогольную депрессию Атос, узнавший правду о миледи Винтер в «Трех мушкетерах»; лихорадочные, замогильные женские образы По…

Есть еще роман Хуана Гойтисоло La resaca, но я его не читал и не знаю, о чем он, однако предполагаю, что речь идет о морском прибое.

На протяжении всей книги я буду ссылаться на литературные примеры и описания, особенно когда возьмусь за классификацию похмелья по классам и подклассам.

Кинематограф тоже подарил нам несколько запоминающихся образов. Особенно богаты ими вестерны.

Например:

Похмельный Роберт Митчум, которого в «Эльдорадо» Говарда Хоукса юный Джеймс Каан угощает пойлом, вызывающим пожар в желудке при попадании единственной капли бурбона. Помнится, среди прочих компонентов пойла фигурировали ипекакуана и порох. Или еще Виктор МакЛаглен и три его товарища, изломанные похмельем, которые в качестве наказания вынуждены перетаскивать навоз и разжалованы из сержантов в рядовые за то, что слишком буквально выполнили приказ уничтожить партию зараженного виски, предназначенного индейцам из «Форта Апачи» Джона Форда.

Гари Купер, проснувшийся с похмелья в объятиях столь же пьяного Роя Бина (см. Похмелье ira teneatis), в блестящем исполнении Уолтера Бреннана в неподражаемом «Чужом» Уильяма Уайлера. Братья-головорезы Уоррен Оутс и Бен Джонсон из «Дикой банды» – шедевра маэстро Сэма Пекинпаха, вынужденные продолжить путь после страшной попойки, усугубленной наркотиками.

Пол Ньюмен, погрузивший лицо в умывальный таз с колотым льдом в «Ударе» Джоржа Роя Хилла; злодей-страдалец Рей Милланд в «Днях без следа» Билли Уайлдера, в состоянии абстинентного синдрома волокущий в ломбард пишущую машинку, чтобы заложить ее и купить бутылку, совершенно забыв о том, что по случаю праздника Йомкиппур все принадлежащие евреям ломбарды закрыты…

Капитан Уильярд, Мартин Шин, после травмирующего запоя в одиночку в душном номере отеля в Сайгоне в «Апокалипсисе сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы; жуткий приступ delirium tremens, или белой горячки, у Жака Леммона в «Днях вина и роз» Блейка Эдвардса, где зритель представляет себе весь кошмар его галлюцинаций, просто видя лицо актера и гримасы ужаса на нем…

Выразительный Ив Монтан в «Красном круге» Жан-Пьера Мельвиля, пробуждающийся в окружении огромных зеленых насекомых…

В дальнейшем я буду ссылаться на подходящие фрагменты из фильмов, используя их так же, как и литературные примеры.

Что касается комиксов, то, отдав должное похмелью Обеликса и отсутствию этого феномена у капитана Хэддока, обратимся к вечно пьяному или с бодуна просвещенному Джимми Мак Клюру – старой ненасытной губке неопределенного возраста, одному из традиционных персонажей необычайных приключений лейтенанта Блуберри.

Великолепные «Братья Фрик» Шелтона, Шеридана и Мавридеса. Трое пройдох и вечных хиппи, пристающих ко всем и каждому и переживающих ярчайшие похмелья. Особенно главный токсикоман, всеядный, помешанный на еде и пиве жирный Фредди по прозвищу Толстяк. К негодованию своих коллег Финиса и Фриуилина Франклина, он способен за один присест выпить бочку пива.