Алексей Евсеев - Кукук Страница 9

По поводу «выхода на свободу» лечащий врач спросил меня, могу ли я дать слово не сбегать и не пытаться покончить с собой на свободе в том случае, если таковое разрешение я получу.

Я: Я не сбегу.

Он: Вы должны пообещать.

Я: У меня было достаточно времени, чтобы подумать об этом и воспользоваться взломанным окном в эту ночь. Да, я обещаю.

Он: Хорошо.

Отвинтить, что ли, ночью шурупы и ради хохмы сбежать в Берлин к Акраму. Что со мной сделают? Упекут в психушку в Берлине… Берлин лучше Вуншдорфа. Я лишь выиграю от побега. Но я даже на это лучшее не решаюсь. Ну, почему!?

После визитов к врачу было объявлено о внеплановом собрании всех пациентов и медперсонала касательно негласной темы «Побега господина Рамадани и его соучастника».

Сразу стало ясно, что все всё знают, знали до, и каждый немного больше других. Цыган был общительным и болтливым человеком. Успел многое растрендеть. Главврач прямым текстом сказал, что о подобных делах следует доносить. Достаточно лишь сказать, что где-то что-то происходит или произойдёт. Врачи сами, мол, догадаются и примут меры. Я начинаю думать, каким же таким образом…

Одна из женщин назвала цыгана «Lügenbaron'ом»[28] и сказала, что тот предлагал ей убить её мужа за 14 тысяч евро, которого эта дамочка, как я понял из последующего разговора, сама умудрилась избить и в результате очутиться среди нас. Хрупкая блондинка, симпатичная издали и несимпатичная вблизи. Вокруг неё всегда ошивается пара мужиков. Собачья свадьба. Цыган был в их числе. Susanna. Susanna mon amour. Я лишь пару раз пересекался с ней, но толком не разговаривал ни разу. По-моему, она в полном порядке. Психическом.

Вождь слушал всех долго и внимательно и под конец рассказал всю историю Рамадани, что знал сам, со всеми уточнениями, деталями и выводами. Сказал, что без немца-напарника тот ничего бы сам сделать не смог, нефиг всё валить на цыгана. Данный случай нужно рассматривать в связке с…

Я уже не слушал, а просто наблюдал за пациентами. Каждый говорил о своём насущном, и врачам ежеминутно приходилось возвращать разговор на заранее поставленную тему.

Вождь поведал нам о том, что цыган по его же рассказам сам сидел на наркоте и однажды, приняв что-то галлюциногенное, выпрыгнул в окно — полетать, с пятого этажа; ему пригрезилось, что он птица; сломал себе в результате что-то, но не разбился.

Я вспомнил ночной хлопок от прыжка. На этот раз ему пришлось прыгать всего лишь со второго этажа.

Закончил Вождь свою речь тем, что пожелал знать историю болезни каждого пациента, чтобы не попасть впросак, как у него получилось накануне, когда он решил съездить в Ганновер за одеждой и отправился на вокзал в сопровождении влюблённой в него Эдельтраут; они распрощались на платформе, он уехал, а та не смогла найти дорогу назад, хотя вокзал и больница находятся на одной улице.

Главврач сказал, что всё это очень непросто, т. к. некоторые пациенты опасны для себя самих, другие также для других… проверять сумки всех входящих нет возможности… Короче, поболтали впустую и разошлись.

После разбора этого неординарного события я поставил недочитанного «Мастера» на полку книжного шкафа, сделал запись в тетрадь выходящих на волю (дата, фамилия, цель выхода, время ухода и предположительного прихода, реальное время возвращения) и пошёл в библиотеку. Была наивная мысль найти там новый роман Кристиана Крахта.

Пришёл к открытию, но там ещё никого не было, было заперто. Изучаю расписание По. — Чт.: 9:30–11:30, 14:00–16:00.

Полистал в фойе здания флайеры для психов: десятки приютов, лечебниц и здравниц. Одна из рекламок привлекла моё внимание своей картинкой, а затем и надписью под ней: «Wunschdorf 1933. Die Nationalsozialisten an der Macht. Ausstellung».[29] На обложке фото группы людей в помещении. Большая часть из них в нацистской форме. На стене флаг со свастикой и портрет Адольфа. Из текста узнал, что улица, на которой находится лечебница, в мае 1933 года была переименована в «Adolf Hitler Straße»[30]. Улица эта, ныне Südstraße, упирается в пешеходку и с другой стороны называется уже Nordstraße, которая в 1933 годы была переименована в «Göring Straße»[31]. Хм! Выставка.

Библиотека оказалась малюсенькой и непривлекательной. Взял «Портрет Дориана Грея». Сел там за компьютер написать пару писем. Кириллицу не установить, весь доступ в систему закрыт. Скачать также ничего нельзя. Сам компьютер запрятан в ящик лишь с дыркой для включения. Плюнул на всё это дело и ушёл читать Уайлда. Оскара, в отличие от Булгакова, можно читать без словаря. Я лишь выписывал себе редкие незнакомые словечки, чтобы потом ради хохмы их заучить.

Вечером ко мне, слушающему с закрытыми глазами музыку, подошла медсестра и сообщила, что у меня посетитель.

Я не верю своим глазам: Андреас. Приятель по телевизионной школе.

С букетом роз!!! Я чуть не расхохотался. Ясное дело почему!

Сестра принесла мне вазу.

Я не смог справиться с обёрткой для цветов, дрожали руки. Они у меня теперь всегда трясутся. Чуть-чуть. Каждый раз просыпаю какао мимо чашки. Андреас достал нож, которым пытался вспороть себе вены в нашем «знаменитом» студенческом проекте «Ubi bene ibi patria».[32] Анди сказал в шутку, что я не вправе рассчитывать на то, что он оставит мне его сегодня… Вот так вот всё, что было предельно серьёзным, само собой обращается в шутку.

Я сказал, что видел вчера девочку в нашем отделении, пытавшуюся таким образом лишить себя жизни. Тупым столовым ножом с еле заметной пилочкой. Её провёл мимо меня турок-медбрат, упустивший в свою смену цыгана и отбиравший мой iPod у Эделе, в направлении медицинской комнаты. На руке пациентки было десятка два слегка кровоточащих царапин. Девочка некрасивая, толстая и глупая. Даже смеется неприятно. Я понял, что она здесь делает. Ей в тысячу раз тяжелее, чем мне. Но мне от этого не легче. Мы оба хотим умереть оттого, что нас не любят любовью.

Мы проболтали с «господином Шазером» часа три. Я рассказал Анди всевозможные истории, что здесь произошли на тот момент, с кивками в ту или другую персону в качестве наглядного пособия.

Подошла Эдельтраут. Говорит Андреасу: Алексей очень хороший человек. У него приятный акцент.

Я отшучиваюсь, и она оставляет нас в покое.

Рассказываю Андреасу историю любви Эдельтраут к Вождю. Эделе уже поведала мне, что хочет купить тому квартиру в своём доме. За 13 тысяч евро. Я говорю ей, что таких цен не бывает. Она утверждает, что это неухоженное помещение, требующее капитального ремонта, который Вождь в силах сделать сам. Оттого-то так и дёшево.

Я рассказываю Анди о том, как Эдэле бесновалась под мою музыку, и что, пробегая мимо меня, я услышал строчки Цоя: «Мама, мы все тяжело больны. Мама, мы все сошли с ума!.."

Тема психиатрии вылезала в нашей речи тут и там. «Ты с ума сошёл!», то и дело вырывалось у Андреаса.

В «Мастере и Маргарите», кстати, тема психиатрии стоит далеко не на последнем месте.

[А до «Мастера» я начал было читать книгу «Кон-Тики» знаменитого путешественника, забыл его имя[33], «друга Синкевича», но не смог, т. к. там на каждой странице всплывает имя Торстена. Торстен. …Нынешний друг «моей» Татьяны. Я не могу выносить это имя.]

А я просто (по поводу «Ты с ума сошёл!») поведал ему (Анди) о том, что прикалываюсь над медперсоналом, но они не понимают моих шуток. Всё принимают всерьёз.

Андреас спросил, почему я попал в Вуншдорф, и меня посетила забавная мысль. Раньше ведь я жил в Ганновере на Berliner Str.[34] И уехал оттуда работать в Берлин. Последние полтора года жизни в Германии (опять-таки в Ганновере) моим адресом была Wunschdorfer Str.[35] Вот я, мой милый друг, и очутился здесь — в Вуншдорфе. Дорожка уже была прописана.

А ещё примечательно получилось, что покупая билет на Берлин, мне в авиакассах Аэрофлота, или как он теперь называется — авиакомпания «Россия», сказали, что все билеты во второй класс распроданы, остались лишь в первый: по четыреста евро в один конец. Я спросил, когда же тогда можно будет улететь вторым классом? Лишь 5-го января. Только 5-го?! Сильвестер[36] у Акрама в Берлине таким образом накрывается. Ну что ж делать, давайте… Начали оформлять билет, как меня осенило, что можно же прилететь и в другой город Германии. Завтра воскресенье, а значит, я смогу добраться до Берлина поездом по «билету выходного дня», за 35 евро. Начали искать возможности: Hamburg, Köln, Düsseldorf, Leipzig, Bremen, München, Frankfurt и т. д. Везде одна и та же история. Все билеты распроданы.

Я (опустив руки): Оk, тогда давайте 5-го на Берлин.

Уехать из Питера нужно обязательно. Всё равно куда — лишь бы сменить обстановку, лишь бы было движение. Смена декораций. И нужно увидеться с Таней. Понимаю, что это будет наша последняя встреча, и оттого заговариваю себя — не надо к ней, не надо, как-нибудь потом…