Алан Уорнер - Морверн Каллар Страница 9

Я поставила одну из Его записей – балеты Стравинского (ту сторону, где «Орфей») – и полезла наверх.

Скова пошел снег, и мокрые хлопья, кружась под музыку, влетали в чердачные оконца. Его губы припорошило белым.

Я распустила узел на щиколотках, заново закрепила основную веревку. Когда налегла на ручку, подставка, на которой крепилась модель, поплыла вверх, подтягивая Его тело к окошкам в крыше, и замерла под самыми стропилами. Снежинки слетали кружась на летний ландшафт, одевая пеленой края перевала, присыпая крыши домов и мертвого великана, ложась покрывалом на крышу Зеленой церкви, всю в цвету, над ним. Лунный свет лился в оконца мягким потоком, заставляя снежинки искриться.

Вот это был раскат! Громыхнуло на славу. Дождь лил как из ведра, вода капала с ушей – плеер уже не послушаешь. «Дворники» со скрипом елозили по ветровому стеклу легковушек и грузовиков, и руки тех, кто протирал изнутри запотевшее стекло, оставляли длинные следы пальцев.

Стоя у банкомата, я таращилась на зеленые цифры. Его баланс составлял шесть тысяч восемьсот тридцать девять фунтов. О подобных деньгах я даже не мечтала, мне таких не скопить за всю жизнь. Я сняла дневной лимит. Он, бывало, отправлял меня снять денег, чтобы внести плату за телик, электричество и квартиру. Я положила «Автокарту» в кошелек. С такими деньгами многое можно себе позволить. Хочешь – кассеты по почте выписывай, хочешь – заказывай по модному каталогу одежду или бери дополнительные уроки вождения сверх тех, за которые Он уже заплатил. Я отправилась прямиком в туристическое агентство.

Под протекающей станционной крышей я стряхнула капли с волос и прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки, кивнув проходившему мимо знакомому железнодорожнику.

Учебная машина притормозила, пропуская меня, потом просочилась на вокзальную площадь. Рэмрейдер натаскивал сидевшую, за рулем блондинку из банка. Эта дурочка вырядилась в платье, и Рэмрейдер все заглядывал в вырез, когда она выполняла разворот и сдавала назад. Он такой. Хоть в джинсах и старом, растянутом джемпере на занятия заявись, все равно будет губы облизывать, как в машину залезешь и пристегнешь ремень. Впрочем, языку воли не дает – распинается только о правилах дорожного движения. Когда он со мной ездил, занятия проходили преимущественно в сосредоточенном молчании, это потом уже я отвечала на вопросы о правилах. Ничего, даже успокаивает. Я бросила окурок в лужу.

Включив «дворники», я приступила к занятию, немного поддала газу, чтоб пристроиться за автобусом второй смены с «Альгината». За северным пирсом перешла на четвертую передачу и выжала сорок, затем плавно переключилась и сбавила скорость на перекрестке у Залов Собраний. Проследовала в общем потоке до «Золотой мили», выбирая моменты, чтобы взять влево и обогнать, затем вырулила из порта на открытые дороги.

Я остановилась лишь на одном светофоре, за Сент-Джонз-сквер, затем обогнула рождественскую елку и супермаркет, куда собиралась после занятия. У начала горной долины, возле гольф-клуба, поупражнялась, отрабатывая разворот в три приема.

На обратном пути Рэмрейдер сделал резкое движение, и я успешно выполнила аварийное торможение, так вжав ногу в педаль, что казалось, колеса заклинило, потом мягко снялась с места и еще раз проделала тот же фокус, прежде чем мы остановились. Рэмрейдер кивнул и улыбнулся. Я тоже.

Средняя школа, знак «уступи дорогу» на перекрестке, включить правый поворотный огонь у «Западни», левый – у «Кале ониан». Дальше в гору к каменной «причуде» и вниз по Бернбанк-Террас, где над наглей квартирой, на чердаке, лежит Его тело. Телефонная будка, «Феникс», «Бэйвью», вдоль дамбы и на парковку под станционными часами. Там уже кто-то ожидает начала своего урока. Рэмрейдер, впрочем, никуда не спешит, гоняет меня по всему своду правил. Он любит спрашивать про автострады, хотя на сотни миль от порта нет ни одной.

Я же предпочитаю дорожные знаки: никогда в них не путаюсь, потому что несколько ночей сидела и зубрила. Больше всего мне нравится знак «набережная» или «берег».

На работе все шло как обычно. Ланна рассказала, что Тень тиснул из офиса Прихвостня видео «Сексуальные домогательства» и все гонял его дома с младшим братом – сцена приставаний очень его заводит.

В канун Нового года я пораньше пришла в отель «Кале ониан». Вообще-то он называется «Каледониан»,[7] но буква «д» на вывеске отвалилась, и никто не потрудился вернуть ее на место.

Я выложила двадцатку за полпинты сидра и лагера, смешанного с «Перно» и вспененного черносмородиновой. Монеты из сдачи использовала в сигаретном автомате, затем, как обычно, набрала код трека – 117/142/039 – в музыкальном автомате. Пристроив полпинты пенного лилового напитка над экраном, опустила монетку в автомат «Формула-1». Я была первой в трех заездах, потом третьей в последнем, так что могла переходить на следующий уровень. Въехав затем в масляную лужу и придя к финишу пятой, я бросила монеты в приемник, чтобы бригада спасателей из ангара разобралась с маслом, посидела какое-то время за пустым столом, давя окурок «Силк кат» в пепельнице.

В заведение подтягивался народ, и сквозь дым «Силк кат» и «Эмбасси» было видно, как шевелятся губы – входящие подхватывали слова песни, не успев даже переброситься парой реплик с барменом, сделать заказ.

Ввалился Хиферен с большим пластиковым пакетом из супермаркета. Он жил на пособие, а в разгар сезона околачивался на пирсе в своих клепаных башмаках – вдруг кто из юных отдыхающих отстегнет пятерку. Он умел привлечь внимание, и его частенько замечали в каком-нибудь из портовых баров торчащим посреди лужи. Кто-то сфотографировал Хиферена в «Маяке»: он стоит в воде, пытаясь дотянуться рукой до изоляции.

Вошел Командир и отсалютовал. Он считался одним из самых быстрых разносчиков рождественских поздравлений, но остался не у дел. Когда на Скури-стрит стали рушить предназначенные на слом дома, за одной из дверей обнаружили залежи рождественской почты, отправления за четыре года. Командир устроился рядом с Хиференом.

Рыжий Ханна явился с Коллом и СО на буксире и прокричал:

– Хорошо прошло занятие?

Я, типа, выпятила губы и кивнула.

– Чем радуешь себя? – спросил приемный отец.

Я мотнула головой в сторону напитка передо мной.

Тут началось. Каждый пытался первым заказать на круг. Когда они схлынули, Колл кивнул в сторону Дыры Славы у автомата 777 и выдал:

– Что это за пойло ты хлещешь, Морверн? Давай-ка подгребай к нам, умудренным жизнью джентльменам, или мы для тебя слишком стары?

Колл достал из кармана куртки маркер, чтобы изобразить небольшое объявление: «Не работает». Он прилепил его скотчем на соковыжималку – пусть молодняк не крутится под ногами и не беспокоит.

Я подсела к ним послушать их болтовню. По телику шел прошлогодний футбол, но как только начиналась реклама, все мужики отворачивались от экрана, возобновляя разговор.

Вплыла Ланна с девчонками из кондитерского. Я обняла ее и шепнула на ухо:

– Сегодня я угощаю. У меня денег полные карманы, так что присасывайся хоть на всю ночь, без откатов.

Когда в свой черед я принесла выпивку для всех, Рыжий Ханна рассказывал о Командире, который был следующим в очереди, когда меня обслуживали. Девчонки из кондитерского покатывались со смеху.

– Дело было накануне Рождества, – излагал Рыжий Ханна. – Полиция обнаружила его на берегу у северного пирса. Он светил фонариком в небо, а когда сержант спросил, что он делает, Командир возьми да скажи: подаю, мол, сигналы вражеским подводным лодкам – просто чтобы сбить их с толку.

Все за столом грохнули, а некоторые всё косились в сторону бедолаги.

Ворвался Панатайн и сразу к бару. Правая рука замотана грязным бинтом, мизинец как тряпочный шарик. Пытаясь ухватить кружку с пивом левой рукой, он чуть не расплескал всю пинту. Левая клешня его вечно дергалась, с тех пор как он рассек нерв, когда работал мясником. Стоя в Дыре Славы и слегка покачиваясь, он изрек:

– Посмотрите на этот порт! Я люблю его, люблю, и всё тут! Крутейшее место на земле. Ни в жизнь бы отсюда не уехал, или сгореть мне на обратном пути! Это так, вступление, ребята, просто вступление. – Он отхлебнул из кружки и продолжил: – Я только что выписался из больницы. Не хотели выпускать. Новогодняя ночь в старом санатории? Дудки!

– Ты погляди на себя, мужик, – сказал СО. Панатайн заглотил еще лагера и говорит:

– Знаешь того таксиста, Скиабханака – или как его там? В нем все дело. Я еще у него на груди потопчусь, а потом кишки выпущу.

– А что стряслось-то? – встряла Ланна.

– Этот парень виновен в нанесении увечий. Пытки, мужик! Прошлой ночью встречаю я этого самого Мокита с траулера, того, что вечно не поспевает в рейс и мотается по стране, пытаясь нагнать судно в следующем порту. Врубаетесь, о ком речь?