Андрей Матвеев - Случайные имена Страница 9

Так не стоит ли тогда принять и залог (или непременное условие, такая формулировка тоже возможна). Принять хотя бы ради того, чтобы попытаться выяснить, чем закончится этот странный сюжет, столь внезапно возникший в моей жизни и оказавшийся более изысканным и напряженным, чем сюжеты моих собственных, вот только не пережитых, а написанных романов?

(Тут вновь стоит вернуться к «Градусу желания» и пересказать одну из сцен, хотя бы ту, где главная героиня, уже упоминавшаяся К., долго идет по ночной Венеции, думая лишь об одном — где ей взять револьвер, чтобы убить — естественно — героя, но заниматься пересказом я не буду.)

И даже то, что Сюзанна сама решила подобрать мне «объект» (закавычим это дурное определение), вполне поддается объяснению: таким образом и она включается в интригу, а значит, несет за нее ответственность, то есть является и участницей, и создателем одновременно. Непонятно лишь то, каким образом она собирается создать романное пространство, и не в том дело, что у нее нет подруг — нет близких, но хорошие знакомые есть, вот только знакомые эти (чего Сюзанна не может не понимать) не способны заинтересовать меня в предложенном качестве, а значит, завязка романа малореальна. Но оказалось, что я ошибался, ведь все было предрешено.

Через несколько дней (опять же — было утро, и мы только что уселись завтракать) Сюзанна объявила мне, что у нее есть небольшой сюрприз.

— Какой же? — поинтересовался я.

— Я предлагаю тебе поехать на недельку в лес.

— А почему не к морю?

— Ну, море — это слишком серьезно…

— Это что? — въедливо спросил я. — Первый акт новой драмы?

— Если бы драмы, — засмеялась Сюзанна, — но, в общем, считай, что так.

— Поехали, — кивнул я, — а кто там нас будет ждать?

— Увидишь, — вновь засмеялась Сюзанна, и я согласился с тем, что — скорее всего — действительно увижу.

(Перечитав написанное, я пришел к выводу, что главное обвинение, которое могу услышать, будет касаться психологической недостоверности происходящего. Попытаюсь возразить. Собственно психологическая достоверность не является той панацеей, что делает изображаемое жизнеподобным. Да и вообще — что есть жизнеподобность и так ли она необходима? Тут можно прибегнуть к одному трюизму, гласящему, что жизнь намного богаче любого выдуманного сюжета. Но ведь мой последний сюжет как раз невыдуман, что же касается достоверности поступков жены, то чего в них странного? Я уже говорил, что Сюзанна — женщина необычная, и наша с ней жизнь никогда — с самого, между прочим, первого любовного объятия — не проходила по банальному сценарию. Отсюда я и делаю вывод, что предложение ее — как это ни смешно — психологически обоснованно и реально, а все остальное (хотя бы та цепь размышлений, которая привела ее к этому предложению) меня не интересует, ведь собственно интерес могут представлять лишь сама интрига, само действо, то есть то, что случается и еще должно случиться (произойти, если кому–то хочется большей глагольной определенности), а не подоплека, так что лучше сразу же перейти к дальнейшему изложению событий.)

Теперь раскроем понятие «поехать на недельку в лес». Это значило, что Сюзанна приобрела путевки в знаменитый местный лесной оазис, известный под названием «Приют охотников», хотя отчего именно такое название было дано этому райскому месту — кто знает. Мой приятель–филолог, обожающий заниматься выискиванием всяческих скрытых значений, даже попытался вывести генезис сего словосочетания из одного известнейшего англо–русского романа, но мне–то кажется, что это просто случайность, за которой — как водится — ничего не стоит, и не надо искать отражений там, где их нет. Добавить следует еще то, что попасть в этот (повторим) оазис было не просто, ведь места эти славились не только красотой (о чем ниже), но и целебностью хвойного (а еще горного, так что считайте это более точным указанием месторасположения «Приюта…») воздуха и неописуемой прелестью (о чем тоже ниже) озера, на берегу которого и располагался «Приют…». Мне давно уже хотелось побывать там, и вот — благодаря совсем уж странному повороту событий — это удалось.

Переходим к описанию места, мне не доводилось бывать в Швейцарии, но если верить плохо отпечатанной рекламной брошюрке, которую Сюзанне всучили вместе с путевками, то разницы между каким–нибудь горным кантоном и поросшими соснами, елями и лиственницами склонами в небольшой долине, между которыми располагался «Приют…» (чтобы не раздражать моего приятеля–филолога, я посчитал нужным именно так писать это название) не было, ибо (как гласил путеводитель) «…сходство знаменитейших горных курортов Швейцарии и нашего скромного пансионата может привести в трепет истинного ценителя и знатока красоты подобных ландшафтов». Тут надо отметить принципиальную бездарность автора рекламного текста, но я этого делать не буду, хотя вполне возможно, что сходство между склонами швейцарских Альп и подобными же склонами (горы — они всегда горы) нашего неприметного и древнего по времени возникновения хребта все же имелось, но — повторю — в Швейцарии я не был, а посему оставим эту тему.

Но как оставим, так и продолжим. Сам пансионат представлял из себя (что поделать, если описания как домов отдыха — см. предыдущую главу, так и пансионатов — см. эту, схожи изначально, то есть всегда начинаются (невольно, то есть вынужденно) с этого самого «представлял») уменьшенное подобие маленького средневекового (кому интересна более точная характеристика, то позднесредневекового, то есть уже стилизованного, уже «как бы», то есть соединение витиеватости ложного — и позднего! — барокко с замшелой непосредственностью не менее ложного раннего романтизма) охотничьего замка, построенного в форме прямоугольника, с четырьмя ажурными башенками по краям и большой башней во внутреннем дворике, соединенной с уже упомянутым прямоугольником крытыми галереями, которых было — соответственно — тоже четыре. Этажей же наличествовало три, имелась и куча всяческих подсобных помещений, включая ресторан, каминный зал, бильярдную, кинозал, бар и бассейн с сауной (сауну с бассейном). Горы начинались сразу за зданием, то есть сам псевдозамок как бы упирался в склон, что же касается фасада, то он выходил прямо к озеру, занимавшему собой почти всю долину. Вокруг озера шла тропа, переходящая в узкую дорогу, которая и была единственным, как это принято говорить в таких случаях, мостиком, соединяющим пансионат с внешним миром (что можно было бы чудесно обыграть, если бы события развивались зимой, тогда придуманный снегопад враз бы отъединил всех гостей псевдозамка от внешнего мира, что и дало бы возможность разыграться настоящей драме, вот только мы с Сюзанной оказались в пансионате летом, а — следовательно — ни о каком снегопаде не может быть и речи). Озеро называлось Глубоким, хотя я бы назвал его Черным или Безымянным, ибо цвет воды его был черным, а в слове «безымянность» можно уловить странную связь с наименованием самого пансионата, к примеру: пишите по адресу — озеро Безымянное, горный (он же лесной) пансионат «Приют охотников», письма доставляются исключительно голубиной почтой (отыщи тут хотя бы одного голубя, смеясь выговаривает мне Сюзанна).

Приехали мы утром, и когда маленький автобус, посланный к поезду, вывернул из–за последнего поворота и въехал на заасфальтированную площадку, от которой и начиналась тропа (до пансионата идти еще минут двадцать пешком, неся вещи с собой, — что поделать, условности ландшафта), то у меня буквально перехватило сердце, ибо то, что я увидел (еще можно сказать так — то, что открылось перед глазами), было действительно прекрасно: и ласковое августовское солнце, еще только- только окрасившее черную воду озера своими спокойными лучами, и нахохлившиеся, не успевшие отойти со сна горные склоны, мрачно–зеленые от всех этих сосен, елей и лиственниц, кое–где перемежаемых большими серыми проплешинами замшево–грубых гранитных валунов, и четко различимое на другой стороне озера (сейчас мы были как раз напротив) здание «Приюта…» с четырьмя ажурными башенками по углам и одной большой внутри темно–кирпичного прямоугольника, который и был той точкой, куда нам еще предстояло добраться, подхватив свои шмотки, уложенные в небольшой кожаный чемодан и серьезно–вместительную кожаную сумку, а для этого следовало… Но мы выбираем иной путь и добираемся до ворот пансионата за каких–то восемь–десять минут на быстроходном белом катере, вмещающем, за исключением моториста, шесть человек.

(Как потом оказалось, катер высылался только к утреннему и вечернему поездам, в дневное же время он стоял на приколе, то ли в целях экономии горючего, то ли для сохранения тишины, впрочем, это не играет никакой роли, ибо не стоит думать, что уже на катере Сюзанна представила меня тому «объекту», ради встречи с которым и привезла мою скромную — это не кокетство, а всего лишь дежурное прилагательное — персону в уже неоднократно упомянутый пансионат, что же касается собственно «объекта»…)