Александр Бялко - Роман с физикой, или За всех отвечает любовь Страница 9

А в это время... впрочем, время идет само по себе, и только мы знаем, что было сначала, что потом, что причина, а что следствие. Два солидных ученых мужа думали, стоит ли им заглянуть в будущее в следующую пятницу и как. Они обсуждали это совсем как мальчишки, решившие разбить злой соседке окно. Конечно, они говорили об опасности, понимали, что уже наделали глупостей, и история им этого не простит. Но отказаться не могли. Встреча была как всегда, в пятницу, и место встречи изменить было нельзя. А знаменитый фильм с таким названием еще только начал сниматься на одесской киностудии.

Изотов продолжил лекцию с того места, что завершил в прошлый раз.

Развитие схоластики не могло не завести ее в тупик. Сначала схоласты разделились на реалистов и номиналистов.

Реалисты, были реалисты только по названию. Нам материалистам это слышать обидно, но реалисты считали, что существует все, что имеет название. Иначе говоря, слонопотамы где-то существуют, раз их так назвали.

Номиналисты говорили, что названия – это только слова, а не сущности. Один и тот же предмет можно назвать несколькими именами. И что же – должно существовать в природе столько предметов сколько названий? Тем более названий то можно придумать сколько угодно. Споры эти происходили веками, пока великий философ Оккам не сформулировал свой принцип – не умножай сущности сверх необходимого. Эта концепция получила название бритва Оккама.

Загадочный во многом принцип остался в истории философии и надолго определил ее направление в будущем. Сотни лет спустя, мы видим развитие этого принципа у Канта, который разделил предмет и его сущность.

Но об этом мы поговорим попозже. А пока не создавайте сущностей больше необходимого.

Лекция по философии как всегда закончилась во время. Изотов собрал портфель и вышел из аудитории и пошел по коридору в методический кабинет Боркова.

– Здрасте! – Борков копался в контактах. Телевизор был оплетен проводами, а на полках рядом с ним стояли приборы и приборчики.

– Здравствуйте! Как сегодня?

– Попробуем! Вот Саша достал новые конденсаторы. Ребята их заряжали неделю. Должно хватить подольше.

– Хорошо, – ответил Изотов весь, сжавшись от нетерпения, и сел в кресло напротив телевизора потирая руки.

Борков уже привычно, а не по бумажке нажал нужные кнопки и тумблеры.

– У меня еще мысль, Николай Георгиевич, а не воспользоваться ли нам новым современным изобретением – видеомагнитофоном?

– Александр Федорович! То, что мы с вами видим, не показывают по телевизору, и никакого видеосигнала нет. Это видимость.

– Но мы же ее видим! Значит, давайте на кинокамеру заснимем, это наверно, можно. В прошлый раз мы ничего не запомнили, а теперь и восстановить не возможно. Жизнь пошла по другому пути.

– Предложение разумное, и принимается. Сегодня все равно пробный пуск. Потом запасемся камерой. Смотрите, профессор.

Экран начал светиться. Борков близоруко прищурился и сел в соседнее кресло.

На экране появился Михаил Сергеевич Горбачев, в качестве председателя Верховного совета СССР. Ниже на трибуну поднимался Андрей Дмитриевич Сахаров.

Мы, поколение пережившие перестройку прекрасно знаем, что в 1989 году телевизоры были включены везде. Прямые трансляции показывали целый день и везде заседания Верховного совета, где был телевизор – его включали. Именно по этой причине нейтринная ловушка и выхватила из бездны времени этот кусок. Но два уважаемых профессора об этом и не догадывались. На экране появился академик Сахаров.

– Я выступаю за конституциированную смешанную экономику и полный плюрализм в политической жизни. За постепенную конвергенцию социалистических и капиталистических стран с целью предотвращения навсегда термоядерной войны.

Борков тогда еще и не знал слово плюрализм, а Изотов знал его только как философский термин, означающий обобщение. Слова были не понятны, смысл запутан и вряд ли его понимал и сам Сахаров. Сейчас политики так не говорят. Их просто не стали бы слушать. Но в 1989 году! Тема была ясна – ярая антисоветская крамола, за которую еще недавно расстреливали.

Экран телевизора, в которых впились две пары профессорских очков, потух. Молчание висело в институте. Было слышно, как бьются два профессорских сердца.

Первый пришел в себя философ:

– Я узнал председательствующего. Это новый секретарь ЦК – Горбачев, его только что назначили.

– Когда? – Борков не внимательно последнее время следил за политикой.

– Я узнал его по родинке на макушке, – Изотов покопался в своем портфеле, и достал газету Правда. Следить за перемещениями в руководстве ему полагалось, как работнику идеологического фронта, – так это тогда называлось.

– Горбачев Михаил Сергеевич, – показал он небольшую фотографию с краткой справкой.

– А другого выступающего узнал я – это академик Сахаров, физик-атомщик. Делает бомбы. Он раньше работал с Таммом, лауреатом нобелевской премии. Сейчас немного отошел от дел. Прославился тем, что написал письмо Брежневу о закате социализма. После чего его стали отстранять от дел, и он впал в немилость, а так он трижды герой соцтруда, и все такое.

– Как вы думаете это когда? – задал главный вопрос Изотов.

Борков не очень верил в новые конденсаторы, которые достал Певцов и думал, что заряд на них маленький.

– Максимум год, а, скорее всего, меньше.

– А измерить нельзя?

– Мы еще не знаем до конца, как эта штука работает и никаких оценок не может быть. Первый раз у нас получилось 10 октября, я попробовал калиброваться по времени, но пока ничего точного, плюс минус год.

Философские мозги пришли в порядок и начали работать как всегда точно.

– Только что приняли новую конституцию. Согласно ней, надо провести выборы в Верховный совет. Это будет в следующем году. Значит, Сахарова выбрали?

– А где Брежнев? Вместо него этот новенький. Этот Горбачев меня всего на десять лет старше! – Борков стал читать газету с биографией.

– Комбайнер? Еще одна напасть.

– Не только комбайнер, – он еще юрфак МГУ закончил, а там дураков не держат, – вступился за университет философ.

– Время покажет, – пророчески произнес Борков.

Борков покопался у себя в бумагах, достал какой-то желтый конверт с адресом на английском языке.

– Сейчас в Дубне будет международная конференция по слабым взаимодействиям.

– А что это?

– Не важно, это физика частиц. Там будет Тамм. Игра слов, так сказать. Он в Дубне нейтронной лабораторией руководит. Мы с ним знакомы и можем поговорить насчет Сахарова. Где он и что он. Тамм наверняка в курсе. А может быть повезет и сам Сахаров будет. Прокатимся до Дубны?

– А это далеко?

– Два часа от Москвы на поезде.

– Я не против. Когда?

– В следующий вторник.

– Просто прекрасно. В понедельник у меня аспиранты, а вторник можно пропустить. Вы мне приглашение дайте, чтобы я все оформил.

– Вот мне как раз два прислали, – Борков протянул Изотову бумажку. Заполните и оно ваше.

Взрослые мужчины, ученые и солидные люди затеяли детскую игру. Зачем им нужен был Тамм? Что мог великий физик сказать о будущем? Знал ли Сахаров, что его ждет? Нет, конечно. Тогда зачем ехать? Эти простые вопросы должны были прежде всего задать себе и друг другу наши герои. Но они почувствовали власть над временем, заглянули в бездну и вместо того, чтобы ужаснуться и отпрянуть от нее – стали играть на краю пропасти.

Ученые распрощались. Изотов снова побрел к троллейбусу. Ему не хотелось домой. Не хотелось без конца слушать упреки жены. Но он утешал себя тем, что у настоящего философа должна быть злая жена. Он вспоминал Сократа и его Ксантиппу, вспоминал разные байки и мифы, которые уже две тысячи лет рассказывают про них. Это очень помогало выслушивать собственную жену, проводя философские аналогии.

В понедельник Изотов как всегда пришел на кафедру. Кафедра философии – это просто комната. В ней сидит секретарша за пишущей машинкой и больше никого. Рядом кабинет Изотова, на котором написано – Заведующий кафедрой марксистко-ленинской философией А.Ф.Изотов. Вот и все хозяйство.

Надо, наверное, напомнить, что в то время самой нужной специальностью в университете были машинистки. Компьютеры тогда еще занимали целые залы и не могли толком заменять пишущие машинки. Японская фирма Эпсон еще совсем недавно изобрела принтер. И он стоил дороже автомобиля. Все хотели видеть статьи, диссертации и дипломы напечатанными на бумаге, но это могли сделать только скромные машинистки. Они везде были нужны.

У Изотова на кафедре за машинкой сидела молоденькая Наташа. Печатала она неважно, и кроме того, училась на вечернем, но с работой справлялась. В этот день Наташа вся сияющая встретила Изотова.

– Что случилось? – вместо здравствуйте произнес Изотов.

Секретарша, тоже без здравствуйте, ответила радостно: