Анатолий Отян - Добро Наказуемо Страница 9

Милиция уже была там. Дактилоскопист снимал отпечатки пальцев, и майор милиции попросил Веру после того как он закончит, посмотреть на глаз, что украли. Вера спросила майора, как воры проникли в магазин. Она ведь точно помнила, что включила охранную сигнализацию и сдала магазин по звонку в дежурную часть.

— Пока не знаю. Возможно отключили сигнализацию, но для этого нужен профессионал высокого пошиба и вряд ли он бы стал участвовать в ограблении продуктового магазина. Хотя, чёрт их сейчас поймёт.

Когда закончили с отпечатками, майор спросил экспертов:

— Ну что, наследили?

— Не то слово. Пацаны, наверное работали.

После того, как Вера сказала, что по всей вероятности украли два ящика водки, из холодильника забрали килограмм пять варёной колбасы и взяли несколько килограмм дешёвых конфет, потому что других в магазине нет.

— Ну точно, пацаны. Пару дней и они сами проявятся. Вызывайте сотрудников и проводите инвентаризацию, — сказал Вере майор и милиция уехала, оставив одного милиционера для участия в проверке товаров.

Страна потеряла точку опоры и раскачивалась, как громадный маятник со всё увеличивающейся амплитудой, готовый сорваться вниз и рассыпаться, как ртутный шарик на мелкие, катящиеся в разные стороны части. И такой момент наступил — 19 августа 1991 года произошёл путч, и СССР начал разваливаться. В обществе творилось невообразимое: митинги, манифестации, постоянные выборы и референдумы, все превратились в политиков, предсказывающих будущее, но на самом деле никто ничего не понимал не только в будущем, но и в настоящем.

Семён с Верой и дочкой пошли поздравить Вериного отца с днём рождения. Аркадий Георгиевич работал в закрытом учреждении, связанным с оборонкой. Спокойный, уравновешенный человек, он редко высказывался насчёт политики, но если высказывался, то как правило, не ошибался. После хорошего ужина и тостов за его здоровье завели разговор о том, что им всем ждать от завтрашнего дня.

— Я, дети, не вижу ничего хорошего на ближайшие десятилетия.

Развал громадной страны, связанной тысячами нитей и в экономике и в родственных отношениях ни к чему хорошему привести не может.

— А свобода, демократия? — спросил Семён.

— Свобода и демократия прорастает только на подготовленной почве.

Прибалтийские республики достигнут их раньше, чем другие.

Среднеазиатские, а мне пришлось там работать, возвратятся к древнему укладу жизни, а Украине придётся туго. Я голосовал за «незaлежнiсть», просто не вижу другого выхода, но Украину, никогда не имеющей своей государственности (Киевская Русь не в счёт), ждёт хаос. У нас нет нормальных руководящих кадров. Умных людей, имеющих собственное мнение и не желающих молчать, пересажали, а других, умеющих приспособиться, забирали в Москву.

— Но у нас же много учённых, Патон, например.

Аркадий Георгиевич засмеялся.

— Учёные, за очень малым исключением, не идут в политику. Им это неинтересно. У них другой склад ума, не готовый к компромиссам, не соответствующим законам природы. А в политике без определённых условностей, договоренностей невозможно. В тоже время необходимо понимать законы общественного развития, которые не чуть не проще, а может и сложнее законов природы. Во всяком случае, ничего хорошего у нас в ближайшие десятилетия я не ожидаю.

— Хорошую картину ты нам, папа, нарисовал. Что же делать?

— Извечная проблема. Нам с мамой уже ничего. Жить, как придётся.

Будь мы помоложе, я бы постарался уехать за границу. Меня в своё время приглашали, но я отказался. А мой соученик, Женька Губский, не отказался и сейчас президент крупной кораблестроительной компании миллионер. Я его видел два года назад в Финляндии. Доволен, но скучает за Одессой. Так что, ребята, смотрите.

— Ты, дед, на что намекаешь? — вмешалась мать Веры, — хочешь, чтобы дети уехали? А мы с кем останемся?

— Мы ещё не такие старые, а они должны подумать о Маргарите. А вернуться они всегда сумеют, если захотят. Времена в этом плане другие.

Жизнь сама подсказывала, что нужно принимать кардинальное решение, и Семён с Верой решили, что нужно готовиться к отъезду, но куда — определят позже. Вера пошла на курсы по вождению автомобиля и через два месяца получила права.

В печати появилось сообщение, в котором говорилось, что Федеративная Республика Германия принимает евреев на постоянное место жительства (ПМЖ).

Между евреями началась полемика, что как можно ехать в страну, повинную в смерти миллионов их соплеменников? Находились такие, у кого родственники или знакомые давно жили в ФРГ и преуспели там в учёбе или работе. И антисемитизма в Германии нет, и многое другое. И главное, что у немцев высокая социальная защита и на первых порах можно подучить язык или получить новую специальность.

Не без колебаний Семён принял решение уехать в Германию. Квартиру они недавно приватизировали и решили пока сдать в наём, а там видно будет. Начали собирать документы, которых требовалось большое количество, и каждый документ должен быть переведен на немецкий язык и заверен у нотариуса.

Семён не хотел расстраивать раньше времени мать и ничего ей не говорил о предстоящей эмиграции, но нужна была похоронка на отца и для получение иностранного паспорта разрешение матери на отъезд.

Семён пошёл к матери с тяжёлым сердцем, боясь, что она расстроится, но мать к удивлению сына, сразу после того, как он попросил похоронку, спросила?

— Что, сыну, собрался уезжать?

— Да, мама, здесь сейчас жить невозможно.

— Я понимаю и давно жду, когда ты решишься. Но мне боязно, что я тебя не увижу, — и подумав, добавила, — скоро.

— Мама, я буду приезжать. И тебя пригласим к себе. И не плачь, а то сразу в слёзы.

— Ты не понимаешь, сыну. Мне важно, чтобы я знала, что ты здесь, рядом со мной. Я ведь только и живу тобой. А куда ты уезжать собрался? В Израиль?

— Что ты, мама! Там очень жарко, воюют, и, как говорит Изя Вайсбах, там много евреев. Мы собрались ехать в Германию.

— К фашистам в лапы?

— Мам, фашистов давно нет. Германия демократическая страна.

— Я знаю, Сенечка, но во мне так глубоко сидит то, что немец — обязательно фашист, что мне трудно себя переубедить в обратном. И был бы жив твой папа, вряд ли бы он тебе разрешил. Он фрицев ненавидел лютой ненавистью, потому что они почти всех его родственников убили здесь, в Одессе.

— Мама, времена меняются, меняются и люди. У того же Изи Вайсбаха дедушка воевал с немцами, был ранен, а едет в Германию. Он говорит, что антисемиты везде есть, во всём мире и будут до тех пор пока будут евреи. Они, говорит дед, как тараканы, не могут жить без людей, так и антисемиты не могут жить без евреев.

Мать засмеялась.

— Не можешь ты без того, чтобы серьёзный разговор не перевернуть в шутку. Ты хочешь кушать? У меня есть твоя любимая лапша с молоком.

Семён не хотел есть, но знал, что мать получает удовольствие от того, что он кушает приготовленную ею пишу, и согласился поесть. Он ещё немного посидел с матерью и они договорились встретиться завтра в нотариальной конторе.

Наконец, все документы Семён собрал и поехал в посольство ФРГ в Киев. Поезд приехал на киевский вокзал в полночь. Семён знал, что сразу нужно ехать в посольство занимать очередь, так как народу там собирается много и можно не успеть сдать документы. Выйдя на привокзальную площадь, он подошёл к частному такси и сказал, что ему нужно доехать на площадь Победы. Таксист заломил такую цену за проезд, на что Семён, возмущённый, сказал:

— За такие деньги я тебя вместе с твоей машиной дотолкаю до площади сам.

— Ну это, парень, кто на что учился, — лениво ответил водитель.

Семён вначале опешил от такого ответа, а потом засмеялся и пошёл на трамвайную остановку. Он успел на последний трамвай и доехал до площади Победы. Семён несколько раз приезжал в Киев на соревнования и знал его неплохо. Когда-то им сделали автобусную экскурсию по Киеву, и гид, когда автобус выехал на эту площадь, сообщила:

— Мы выехали на площадь Победы, названую так в честь победы советского народа в Великой отечественной войне. Раньше это площадь называлась Евбаз, сокращённо — еврейский базар, но в средине пятидесятых годов здесь построили здание цирка, который вы видите справа, позже гостиницу «Лыбидь», универмаг и установили стелу в честь великой победы. Сейчас мы въезжаем на Житомерское шоссе, ранее называвшееся Брест-Литовским, справа…

Вахтанг Харитонович, тренер Одесской команды, повернулся к сзади сидящим спортсменам и с грузинским акцентом, который он усиливал во время шуток, прокомментировал:

— То, что на еврейском базаре поставили цирк, понятно. Но это единственная площадь Победы в мире, на которой стоит цирк, — и спортсмены засмеялись.

— Вы что-то спросили, — обернулась гид и посмотрела на тренера.