Алексей Карташов - Остров Страница 9

— Это как раз просто, — мягко ответила она и обняла его за плечи, прижалась легонько и теперь уже улыбнулась.

— Просто? — Он был озадачен.

— По-моему, да. Я просто глупая женщина, которая тебя любит, — дай договорить! — Она закрыла ему рот ладонью. — А ты больше всего на свете любишь море. Больше, чем меня, правда?

— Неправда! — Он наконец оторвал ее руку и обнял ее, и они долго сидели, прижавшись боком друг к другу и просто молчали, слушая тепло и движение

крови.

Потом Гретель вздохнула, успокоенная, и посмотрела на свои руки критически.

— Маникюр я не делала не помню сколько, а ты мне не напоминаешь. Но все равно у меня самые красивые руки! Ничего больше, правда, нет… Тебе нравятся, наверное, женщины в теле?

— Ох, болтушка. Давай поговорим о лотосе, — печально отвечал Ганс. — Я понимаю, что не хочется, но это ведь самое главное.

— Да, милый. Я просто, знаешь… хотела быть уверенной, что ты готов, — отозвалась Гретель. Она снова неуловимо изменилась, опять вернулась та вчерашняя пружина. Гансу даже показалось на мгновение, что Гретель старше его.

— Получается так. Мы вдвоем приехали сюда. Мы уже были вдвоем. Нас звали как-то по-другому. — На каждую фразу Гретель кивала согласно. — Мы пришли в сад к миссис Хоббс, сели у пруда, понюхали лотос…

— Да, и все забыли, — закончила Гретель.

— И теперь главный вопрос. Ты понимаешь, какой?

— Понимаю. Как это получилось? Случайно?

— Ох, вряд ли. Ты обратила внимание вот на что: лотос рос у нее всего один раз, в прошлом году, когда мы приехали. Цветков было ровно два, и они только распустились. А через неделю их, наверное, уже не было.

— Да. И миссис Хоббс жила уединенно, к ней мало кто заходил. Уж из приезжих — точно никто.

— А мы зашли, и она пустила нас в цветник, — продолжил Ганс. — Да. Это было не случайно.

— Хорошо. — Гретель подняла глаза. — Тогда второй вопрос: мы сами это все придумали? Или?..

— Опять угадала. Вот как я думаю: что бы с нами ни произошло — кто-то это сделал. Спланировал и сделал. В смысле, это не само по себе произошло.

— Почему ты так думаешь? И кто это такой — “кто-то”?

— Не знаю, почему. Понимаешь, уж слишком все гладко получается. Мы приехали сюда ровно с теми вещами, которые нам нужны, — ни больше ни меньше. Нас сразу направили туда, где все как будто устроено для нас.

— Послушай, а почему не могло быть так, что мы сами все спланировали, а потом просто забыли?

— Может быть. Но такое впечатление, что нас ждали. Нас передавали из рук в руки — миссис Хоббс, мисс Джонсон, миссис Ройс. И все они знали, куда нас направить дальше.

— Но миссис Хоббс предлагала нам остановиться у нее?

— Да. А когда мы отказались, она кивнула и сказала: “Я знала”, — внезапно вспомнил Ганс. Он чувствовал, что память его светлеет, но пока не рисковал зайти за черту, туда, откуда они пришли в сад у причала.

— Хорошо, давай пока примем это. Что нас сюда привез или прислал кто-то. Так почему тебя это тревожит?

— Во-первых, мне не нравится, что кто-то за нас все решил.

— Подожди. Тебе плохо? Тебе что-то здесь не нравится? — Она села перед ним на корточки, заглянула в глаза.

Ганс почувствовал укол совести: он никогда не видел ее такой встревоженной. Взял за плечи, притянул к себе.

— Ну что ты! Все очень хорошо. И из-за этого, наверное, всякая ерунда в голову лезет.

Гретель мотнула головой:

— Это не ерунда. Давай дальше рассказывай.

— На чем я остановился? Ах да. Мне не нравится, что за нас решили и все за нас сделали, потому что… во-первых, потому что не хочу, чтобы за меня решали.

— “Во-первых” уже было. — Она слабо улыбнулась и шмыгнула носом.

— А я заново начал считать!

— Вот, заврался совсем и выпутываешься!

— Ну погоди, послушай дальше. Самое главное даже не это. А то, что если мы попытаемся понять, для чего они это сделали… понимаешь?

— Если честно, то нет.

— Что-то изменится. Того, что было, уже точно не будет.

— А что будет? — Она подняла глаза и смотрела очень серьезно.

— Этого я не знаю. — Ганс смотрел, не отводя глаз, хоть ему и было неуютно.

— Знаешь, Ганс, — она назвала его по имени первый раз за много дней, и он чуть насторожился, — я думаю, того, что было, не будет уже в любом случае.

Они молчали довольно долго. Потом Ганс встал, подал ей руку:

— Значит, давай искать?

— Давай. — Она встала. — Только сейчас пойдем, наверное, домой. Я очень устала, если честно. И мне надо посидеть и подумать.

* * *

Ничего они в тот день не придумали. Посидели за чашкой кофе, перебрасываясь вялыми фразами, — и мыслей новых в голову не приходило, и не хотелось говорить там, где могли услышать. Почему-то Гансу казалось, что не надо ни с кем делиться этими открытиями, и Гретель согласилась с ним. Почему именно не надо — они не обсуждали, просто было ощущение настороженности.

Вечером Ганс никак не мог приняться за работу, голова была занята не тем. Перечитывал последний кусок и не понимал, что же произойдет дальше. Наконец он отложил с досадой ручку, поднял глаза — Гретель смотрела на него, как-то необычно грустно. Впрочем, она сразу повеселела:

— Ну что, милый, ты соскучился по мне?

— Ага, — признался Ганс с облегчением. — Я к тому же вспомнил, про что хотел спросить у мисс Джонсон.

— Про корабль-библиотеку, — почти утвердительно предположила Гретель.

— Да. Что это, как ты думаешь?

— Я думаю, что это… такой корабль?

— А на нем библиотека?

— Да, — отвечала Гретель радостно.

— Какая ты у меня умница, ну просто невероятно! — воскликнул Ганс, и Гретель, с возмущенным воплем схватив подушку, принялась бить его по голове, а он закрывался, просил пощады, а потом, изловчившись, схватил ее поперек живота и бросил на кровать. Когда Гретель была окончательно обезврежена, Ганс первым предложил мировую, она подулась для порядка, но вырваться не могла, пришлось согласиться — на условии, что он должен будет ей семь порций мороженого. Сторговались на одной порции и еще на аленьком цветочке.

А потом, совсем поздно ночью, они лежали на совершенно мокрых простынях, и Ганс, когда пришел в себя и смог говорить, спросил чуть тревожно:

— Что это было? Что с тобой сегодня?

Она уткнулась носом ему в плечо и помотала головой отрицательно. Потом ответила, шепотом:

— Не знаю. Просто я поняла, что очень люблю тебя. Это ведь не страшно?

— Нет. — И он обнял ее покрепче. Так они и проснулись утром.

* * *

Гретель сидела в библиотеке и читала толстую книгу о путешествиях. Мисс Джонсон обещала быть в час дня, и Гретель уже который раз смотрела на свои водонепроницаемые часы. Она была сегодня одна, Ганс отправился с Майклом на Майклову яхту, проводить профилактику перед долгим рейсом. Вопросы она сформулировала и даже записала, рассказы про бедуинские нравы в голову не лезли, так что она наконец с досадой захлопнула книжку — и ровно в этот момент величаво заскрипела входная дверь: мисс Джонсон вернулась с прогулки.

— Сегодня не так жарко, и я что-то засиделась в кофейне, — извинилась она. — Ты нашла, что почитать? Дай-ка я налью тебе лимонаду.

Они вышли в сад через заднюю дверь, Гретель несла прохладный кувшин, а хозяйка — две глиняные чашки. Уселись за мраморный столик с отбитым краем, под старой глицинией. Уже давно сгнила беседка, которую строил шкипер Джонсон, а глициния все сохраняла ее форму.

— Ну что, моя девочка? — спросила мисс Джонсон. — Не выспалась?

Гретель неожиданно покраснела, не сразу сообразив, про что ее спрашивают, а библиотекарша продолжала:

— Я и сама очень заинтересовалась — что же это за голоса, которые слышатся твоему Гансу. И про лотос я хочу посмотреть — но это уже совсем скоро.

— Да, — обрадовалась Гретель, — а я как раз хотела у вас спросить: что такое корабль-библиотека?

Мисс Джонсон сняла очки и внимательно посмотрела на Гретель. Сложила руки на коленях, помолчала и начала, как будто очень издалека:

— Много лет тому назад жил один состоятельный человек. Он заметил, еще когда сам был ребенком, что интереснее всего ему было с теми детьми, которые читали книжки. Потом, когда он вырос, он общался с людьми самыми разными — с теми, кто умел работать руками, с теми, кто играл на музыкальных инструментах, с теми, кто умел делать деньги. Он и сам неплохо научился этому последнему делу, но в какой-то момент вдруг решил остановиться и подумать. Думал он долго и в конце концов понял несколько простых, но важных вещей. Я тебе сейчас все их пересказывать не буду, но одна из его мыслей была такой: как изменился бы мир, если бы люди больше читали? А после этого он спросил себя: не снарядить ли большой корабль с книгами и не отправить ли его в плавание вокруг света? И пусть он заходит в самые разные порты, и пусть на корабль поднимаются люди, берут книги, сидят на палубах и в каютах и читают. Дело в том, что — как-то уж так получилось в этом мире — вокруг портов живет народ не особо читающий. Нет у них времени и денег.