Дидье Ковеларт - Принцип Полины Страница 9

Я сел под своим жутким портретом за стол с книгами и стал ждать «клиентов». Через некоторое время вернулась Полина, неся поднос с бутылками под звяканье льдинок.

— Пойду хоть причешусь! — крикнула мадам Вуазен из задней комнаты.

Хлопнула дверь, скрипнули половицы. Полина расставила вермут, пастис, портвейн и апельсиновый сок, подпрыгнула и оказалась на столе перед моими книгами. Стаскивая луноходы, чтобы надеть лодочки, она сказала мне с обезоруживающей улыбкой:

— Так. Мы можем поговорить спокойно?

— Конечно, — встрепенулся я.

Вся печаль исчезла с ее лица. Палочки светлого дерева задорно торчали из вновь скрученных в узел волос, серые глаза светились добротой и мужеством; если она и насиловала себя, то успешно это скрывала.

— Сигарета — это очень мило, но ничто не одолеет «Ветивер» от Карвена. Вы позволите? — Она вынула у меня изо рта сигарету и раздавила в пепельнице, не сводя с меня глаз. — Значит, вы — его подарок.

Я вымученно улыбнулся:

— Не надо понимать все так буквально, Полина. Это был эмоциональный момент. Вы дарите ему нечто очень личное, вот и он, со своей стороны…

Конец фразы повис в воздухе. Идею ответного подарка было трудно сформулировать, не впав в игривый тон. Она докончила за меня:

— Он делает то же самое. Хорошо. Но я ведь не надела мои трусики вам на голову.

Я хочу сказать: он мог бы просто дать вам салфетку.

Я согласно кивнул: это был аргумент. Она вдруг отпрянула. В сузившихся глазах мелькнуло подозрение, а губы раскрылись в улыбке, полной надежды:

— Это вы достали салфетку из пакетика, чтобы надушиться его духами.

Я выдержал паузу в три секунды, после чего с законной обидой спросил, за кого она меня принимает. Она густо покраснела. Ее пальцы легли на мой рукав.

— Извините меня, Куинси, я сама не знаю, что говорю. Я настолько не ожидала, что… что он так отреагирует. Вы на меня не сердитесь? — Нет-нет. Это естественно — рассмотреть все гипотезы.

— Есть другие?

Повисла долгая пауза. Она отняла руку, подняла ее к волосам, поправила выбившуюся прядь. Лицо у нее снова было опустошенное.

— Простите, но я должна понять. Он иногда бывает груб, вы, должно быть, это заметили, но в то же время он такой деликатный… Какой вы подарок для него? Подарок разрыва, прощальный подарок или подарок-эстафета?

— Подарок-эстафета, конечно.

Ответ сорвался с моих губ сам собой, лицемерный и искренний одновременно. Забавная формулировка. Вроде промежуточного займа, который банк предоставляет на покупку нового жилья, когда старое еще не продано.

— Как он мог попросить вас о таком?

Я развел руками: не знаю. А через три секунды слукавил, добавив, что у него, надо думать, были свои резоны и что на него можно положиться.

— Простить себе не могу, что поставила вас в такое положение. Мне стыдно.

— Не надо, — ответил я. Ничего умнее в голову не пришло.

— Вы славный.

Полина по-прежнему сидела на столе среди моих книг, закинув ногу на ногу с таким невинным видом, будто ей и невдомек, что я сейчас грохнусь в обморок, представляя себе, что под юбкой она голая. Мелькнула мысль о справедливости поговорки «Близок локоть, да не укусишь»…

— Но мне очень жаль, если вы, со своей стороны, могли подумать, что…

Она не договорила — просто повела плечами. Я вдруг понял, как смешны мои потуги. Это был даже не удар по самолюбию. Просто холодный душ.

— Я и правда не очень хороший подарок. Оказался под рукой, только и всего.

Уголки ее губ дрогнули. В глазах промелькнула тень. Замешательство. Сомнение. Начало дилеммы. Надо же, каким я могу быть психологом, когда действую спонтанно.

— Я не то хотела сказать, Куинси, — запинаясь, проговорила она. — Я даже польщена. Мы оба вами восхищаемся, мы наверняка чувствовали одно и то же, читая вашу книгу, но все же просить вас о… А о чем он, собственно, попросил?

— Он меня ни о чем не просил.

— Что же тогда было у него на уме?

Я решил рискнуть и сыграть честно. Передать как можно точнее, что я почувствовал, когда он протер мне шею пропитанной одеколоном салфеткой.

— Может, он подумал, что при случае…

Я медлил. Произнести эти слова оказалось непросто.

— При случае?

— Может быть, ему захотелось заняться с вами любовью, так сказать, по доверенности.

Полина не отвела взгляда. Уточнила бесцветным голосом:

— С его запахом.

Она протяжно вздохнула и спросила — нет, скорее полюбопытствовала, словно я был всего лишь их наперсником:

— И он думает, что я соглашусь?

Я предпочел не ручаться за другого. Развел руками и поднял брови, давая Полине понять, что я в ее распоряжении и ничего не жду взамен. Я — подарок, который можно вообще не распаковывать, я не обижусь. Не знаю, насколько ясно я передал все это мимикой, но Полину, судя по всему, моя реакция успокоила. Она заправила блузку в юбку, скрыв вид на бюстгальтер.

— Ну а вообще, как вы с ним поговорили? Что он сказал про вашу книгу?

Застигнутый врасплох, я передал два-три его комплимента. Сказал, что он узнал себя.

— В чем? В том, как вы толкаете женщину, которая вас любит, на измену?

Ее голос снова был полон горечи. Глупо, что я позволил увлечь себя на это минное поле.

— Не я, — поправил я. — Мой герой. Я пишу «я», но я…

— Это ничего не меняет. Он узнал себя в добровольном лузере. В земляном черве, кончающем жизнь самоубийством.

Я поморщился, задетый этим упрощенным подходом. Была ведь в моей книге и надежда. Или хотя бы искупление. Но действительность играла против меня. Вдыхая запах своего мужчины, исходивший от моей кожи при малейшем движении, абстрагироваться было трудно.

— Как вы нашли его состояние духа? Сцепив руки на коленях, она переплела пальцы.

— Хорошо. Не строит иллюзий, но верит.

— Во что?

— В справедливость, — сымпровизировал я. — Он рассказал мне, в какую западню угодил. Наркодилер, застреленный из его оружия, алиби, которое он отказывается предоставить, связи Сонназа с игорной мафией…

Ее лицо преобразилось, уголки губ дрогнули в улыбке от счастья, в которое она как будто не смела поверить. Она сжала мои запястья, подавшись ко мне порывисто, как девчонка, и разрез юбки съехал к внутренней стороне ляжек.

— Он вам все рассказал? Гениально! И вы сказали «да»!

Я не успел спросить: «На что?» — она продолжала:

— Это будет колоссальная книга! Вы откроете правду, разразится скандал, все встанут на его защиту, и он будет оправдан!

Она повернула голову к кухне, где мадам Вуазен включила телевизор. Передвинулась ближе ко мне и зашептала прямо в ухо:

— Мне он никогда ничего не говорил — берег. Но я знаю, в какое дерьмо он влип из-за Сонназа. Нет, тот его в беде не оставит, если самого не прижмут, но я поняла: выход — это вы! О! Как я счастлива… Вот увидите: Максим — это сюжет вашей жизни!

На такой энтузиазм я даже не смог отреагировать. Ее левая грудь касалась моей руки, и все остальное в тот момент было не важно. Доверчивым движением, от которого я оцепенел, она опустила голову мне на плечо.

— Я больше ничего не могла для него сделать, Куинси. Как женщина. Ему был нужен друг. Я не знаю, как вас благодарить… Хотя нет, ясно как. Посмотрим.

Я вконец растерялся. Перспектива, которую она открыла для нас двоих, чтобы тут же ее закрыть, простой переменой тона превратив порыв благодарности в жертву, лишила меня дара речи.

Полина резко выпрямилась, вскочила на ноги:

— Ну, за работу! — И вложила мне в руку мою авторучку. — Подпишите те, что уже проданы, сэкономите время. Вот этот для Раймона, спутника мадам Вуазен. У них у каждого свой экземпляр.

Я отвинтил колпачок, уронил ручку, вытер кляксу. Она стояла, заложив руки за спину, и с лукаво-смущенной гримасой наблюдала за состоянием, в которое сама же меня повергла.

— Мне очень жаль, если я вас шокировала, я вовсе не собиралась предлагать вам трах…

— Нет, нет, — невпопад ответил я.

— Но я очень тронута тем, что вы так это восприняли. У меня есть один жизненный принцип: любовь нужна для того, чтобы из нее рождалась дружба. Иначе как? Влюбились, переспали, надоели друг другу, разбежались, нашли себе других и все забыли. Какой интерес?

Она призывала меня в свидетели, и я согласился — совершенно искренне: никакого. А она продолжала:

— А вот заниматься любовью с настоящим другом просто гениально.

Я покивал с видом знатока, как будто всю жизнь только и делал, что связывал воедино долг дружбы с любовными утехами.

— Да что они, в конце концов, творят? — Влетевшая в магазин мадам Вуазен была вне себя от возмущения. — Я звонила на Франс-3, там не отвечают, им давно пора быть здесь, они же провалят прямой эфир!

Она уткнулась носом в застекленную дверь.