Александр Попов - Человек с горы Страница 9

– Хочу! – вскрикнул Иван Степанович, и в груди заиграло то давнишнее, тайно жившее в нем детское желание полета. – Неси крылья!

– А не забоишься? – посмеивался мягкими губами Вася.

– Ты трусил, когда сиганул с горы?

– Я чуял, что разобьюсь, да все одно – полетел, – наивно моргали пушистые светящиеся ресницы Васи.

Иван Степанович задумался и с прищуром недоверия посмотрел на собеседника:

– Погоди, погоди, как же так: чуял, что расшибешься, а все же полетел? Чудно. Какая же тебя лихоманка понесла с горы?

– А та, которая тебя никогда не понесет.

– Так-так-так, выкладывай! – заострился взгляд Ивана Степановича.

– Что же выкладывать? Сам, Ваня, понимаешь, – грустно и серьезно, неожиданно как будто повзрослел, сказал Вася. – Ходит человек по земле -жизнь по порядку идет, хотя случаются несчастия, беды да болезни. Но чуть оторвался от земли, от людей, к птицам да Богу – так и пошло-поехало: страшно ему, не по себе, неуютно. Не его, Ваня, стихия. С людями ему жить! Вот какой закон.

– Почему же ты не по-человечьи поступил: нате вам – полетел?! Выкладывай!

– Глупый был. Так-то!

И лоб Васи рассекла хмурая морщина мудреца.

– Ну, брат ты мой, – усмехнулся Иван Степанович. – А я, Вася, всю жизнь мечтал: вот, думаю, как взмахну над Новопашенным, над всеми его грехами и гадостями.

– Глупый и ты, Ваня, – прервал Ивана Степановича совсем, оказывается, взрослый и крепкий умом Вася, такой, каким не помнил и не знал его старик. -Зачем полетишь? Что-то доказать людям? Одно докажешь: что гордый ты и глупый. Так-то! И на горке ты жил – все равно что летел. Не с людями был, горе и радость с ними не делил и – упал, как и я же, – грустно, глубоко вздохнул Куролесов.

Так растерялся старик, что ни одного слова произнести не мог, – не шло ни слово возражения, ни слово защиты. "Надо же такому быть, – подумал старик, – даже Вася, мечтатель и безрассудный летун Вася, которому я так всю жизнь завидовал, и тот осудил меня: мол, гордый, что полез на гору!" -Насупился старик, тоскою налилось сердце.

– Зачем грустишь? – спросил Вася.

– Да вот, что-то разбабился…

– Печалься, не печалься, а жизнь прожита. Хорошо ли, плохо ли, а если не злодеем был – люди тому многое прощают, порой все до последней капли. Глянь-ка, Ваня, вниз: вон над твоими мощами самый твой первейший враг -Алексей Федорович Коростылин – склонился и заплакал.

Глядит душа старика с небес на землю – действительно, Алексей Федорович плачет над ним, своим большим кулаком трет глаза, как ребенок.

– Вот так-так! И кто, Вася, мог бы подумать!

Досадно стало старику, что не может сказать людям, почему в последние годы шел не к ним, а от них, на гору. И так страстно ему захотелось примириться со всеми людьми, но уже было поздно – высоко душа, далеко от нее тело старика!

И заплакала душа от великого умиления и великой любви ко всем, кого она покинула там, на грешной, но прекрасной земле, за друзей и недругов своих плакала, за жену и сына, за внуков и подростка Витьку, – за всех, за всех.

Но не дал Вася доплакать.

– Будя, Ваня. Шагать пора. Туда мне велели тебя, как земляка, привести. Там не любят задержек, – значительно сказал Вася и потянул размякшую, плачущую душу старика выше, выше, выше.