Андре Руссен - Попробуй угадай! Страница 9

Пюс. Как чувствует себя Симона?

Эвелина. Теперь получше, слава богу, но операция и первые дни после нее были не из легких.

Пюс. Ах, ужасная история!

Эвелина. Просто чудо, что ее вообще не расплющило о руль! Страшно подумать!

Фредерик (возвращается). И вовсе твой чемодан не тяжелый! Я его сам дотащил до твоей комнаты.

Эвелина. Спасибо, мой миленький, ты просто ангел!

Фредерик. Ангел? Пф, как бы не так! Я силач!

Эвелина. Ты у меня ангельский силач!

Фредерик. Нет, уж выбирай что-нибудь одно! А как там дела с тазом тети Симоны?

Эвелина. Ничего. Сначала он разбился вдребезги, а потом его склеили, понимаешь?

Фредерик. Небось ей несладко, а?

Эвелина. Совсем несладко, милый.

Фредерик. А мы тут веселились вовсю!

Эвелина. Вот как? Чем же вы занимались?

Фредерик. Папа каждый день дома ночевал.

Эвелина. Быть не может!

Фредерик. Точно, я тебе говорю!

Эвелина. Ну и чудеса! Каждый день?! Прямо не верится!

Софи. В общем, теперь ты видишь, как тебе надо поступать, чтобы папа сидел дома?

Эвелина. Вижу. К счастью, мой чемодан еще не разобран.

Пюс. Да! Жизнь у нас здесь протекала более чем бурно!

Эвелина. Догадываюсь!

Фредерик. Ах ты черт!

Эвелина. Что такое?

Фредерик. Кран! Я оставил открытый кран!

Пюс. Какой кран?

Фредерик. В гараже! (Тащит Пюс к выходу.) Скорей, скорей, Пюс! Там небось целый потоп!

Пюс. Ну что ты творишь, маленький негодник!

Выбегают в сад.

Эвелина. Вот хулиган!… Так это правда? Отец ночевал здесь?

Софи. Каждую ночь! По-моему, в самом скором времени ты получишь протест в письменной форме от мадам с требованием сидеть дома и никуда больше не отлучаться. Вряд ли ее приводит в восторг тот факт, что, как только ты за порог, папа покидает ее ложе и возвращается к семейному очагу.

Эвелина. Если я правильно поняла, мне следует переселиться в отель, чтобы твой отец вернулся в родные пенаты.

Софи. Да, это, пожалуй, единственное средство.

Эвелина. А как он себя тут вел?

Софи. О! Сплошной изыск!

Эвелина. То есть?

Софи. Хуже чем обычно.

Эвелина. Неужели?

Софи. Как всегда, очень мил с Фредериком, играл с ним, будто он и сам мальчишка. Но с нами!…

Эвелина. Что же он вытворял с вами?

Софи. Конечно, больше всего досталось Пюс, он её буквально измордовал. То и дело вгонял ее, бедняжку, в краску своим грязным словоблудием.

Эвелина. О, это он обожает!

Софи. К тому же, как всегда, приступы хандры, нытье, ворчанье, злость, – и в основном из-за телефона. Стоило ему зазвонить, отец кидался к нему как тигр, но, как правило, на том конце вешали трубку. Он прямо исходил бешенством. И каждый раз я была козлом отпущения. «Почему они вешают трубку, когда я подхожу к телефону?» – «Значит, это не тебе звонят», – говорю я ему. – «Ваши приятели – и твои и твоей матери – могли бы быть повежливее». – «А если им нечего тебе сказать!» – «Но я тоже человек! И я у себя дома! К черту их всех!» – Он просто рвал и метал. С любой темы вдруг, на полуслове, сворачивал на эту: «А с тобой тоже не говорят? Значит, это звонит дружок твоей матери!» Раз я ему на это сказала: «Мама вправе иметь друзей. Это касается только ее!» – «Нет! – заорал он, – это касается и меня».

Эвелина. Так и сказал?

Софи. Ты бы видела при этом его лицо!

Эвелина. Какая наглость!

Софи. Тогда я схитрила и говорю ему: «А Пюс, о ней ты не подумал? Может быть, у Пюс тоже есть кто-нибудь!» – «Пюс?! Ты что, смеешься? У этой девственницы?!» – «А ты откуда знаешь?» – этим, надо сказать, мне удалось заткнуть ему рот. Он пожал плечами, отвернулся и больше не пикнул. Но тут как раз зазвонил телефон. Он позвал Пюс и велел ей взять трубку. Она сказала: «Алло!» – и там трубку повесили. Тогда папа впился в нее глазами, погрозил пальцем прямо перед ее носом и заявил: «Знайте, Пюс, отныне вы тоже у меня на заметке!» Видела бы ты, что стало с Пюс! Она только лепетала: «Но, Жорж… Но, Жорж!» – и больше ни слова не могла выговорить, а потом упала в кресло и залилась слезами.

Эвелина. Бедняжка Пюс.

Софи (расхохотавшись). А папа ей в утешение вопил: «Нечего, нечего тут хлюпать носом, не разжалобишь! Хватит хныкать!» На что Пюс рыдала еще сильнее. Словом, спектакль с музыкой!

Эвелина. Фредерик был при этом?

Софи. Нет, к счастью. Они с Малышкой уже спали. А мы смотрели телевизор. Да, веселенький вечерок, доложу я тебе. Эти телефонные звонки лишили его сна и покоя.

Эвелина. Ну что ж, я вижу, вы и без меня здесь замечательно развлекаетесь…

Софи. Без тебя, как бы не так! Каждый раз, как он поднимал крик, он поминал тебя. Хочешь, я тебе скажу, что я об этом думаю? Он ревнует!

Эвелина. Он?! С каких пор?!

Софи. С каких пор – не знаю. Но это буквально бросалось в глаза всю последнюю неделю. Доказательство – его бешенство при этих телефонных звонках. Да, вот еще потрясающая деталь: он ночевал здесь каждую ночь, и угадай, где он спал? В твоей постели.

Эвелина. Не в своей комнате?

Софи. Нет! Нет! У тебя! В твоей постели! Ну, в общем, в вашей прежней постели.

Эвелина. Может, она ему показалась уютнее…

Софи. А знаешь, что я обнаружила в одно прекрасное утро? В твоем секретере все было перевернуто вверх дном. Он просто-напросто вышвырнул все, что там было, на пол и так и оставил. Мне пришлось снова раскладывать все по местам. Ты думаешь, он это сделал по злобе? Нет, он явно что-то искал. А что можно искать в секретере? – письма, конечно. Улики. А вот еще… Совсем забыла самое потрясающее!

Эвелина. Интересно.

Софи. Однажды вечером, перед ужином он играл с Фредериком и вдруг – представь себе! – он берет его под мышки, ставит лицом к зеркалу, рядом с собой и долго-долго всматривается в оба отражения. Наконец Фредерику это надоело, и он спросил: «Ты смотришь, твой ли я сын?»

Эвелина. Не может быть!

Софи. Папа буквально выронил его из рук – бум! Бедняжка Фредерик плюхнулся на пол как мешок. Он совершенно обалдел и только хлопал глазами. Мы с Пюс чуть не умерли со смеху. Тогда папа обозвал нас сучками, вышел, хлопнув дверью, и больше в тот вечер не показывался. Он лег спать в четверть десятого!

Эвелина. Он так и сказал отцу: «Ты смотришь, твой ли я сын?»

Софи. Поверь мне, папа ревнует. Он тебя смешивает с грязью, он делает вид, что ему на тебя наплевать, но мысли о тебе не дают ему покоя, он с ума сходит от ревности.

Эвелина. Ну-ну, не стоит преувеличивать. К кому он может ревновать? Или – к чему? Просто его бесит, что у меня нет любовника.

Софи. А мне кажется, он вовсе в этом не уверен. Вот почему он без конца изводит тебя. Я тебе говорю, я никогда не видела его в таком состоянии, как эту последнюю неделю. Такое впечатление, будто его что-то внезапно потрясло, перевернуло всего. Ты не знаешь, что бы это могло быть?

Эвелина. А? Нет, не знаю. У твоего отца есть все необходимое для счастья, но его несчастье в том, что он одержим какой-то болезненной ностальгией по счастью. Вот почему я раз навсегда отказалась от объяснений с ним, – они ни к чему не приводят.

Софи. Нет, хоть убей, не пойму я ваших отношений. В сущности, ваша трагедия в том, что вы оба совсем молоды и так давно женаты. Двадцать лет в браке – это же с ума сойти можно! Вы слишком рано поженились.

Эвелина (смеясь). Может быть.

Софи. Если бы он встретил тебя сейчас, он бы втюрился в тебя по уши!

Эвелина. Да, и я была бы женщиной его мечты.

Софи. Господи, какая глупость! Для девушки в моем возрасте здесь есть о чем поразмыслить!

Из сада возвращается Пюс.

Пюс. Ох уж этот мне мальчишка! Чего он только не выдумает! В один прекрасный день он взорвет весь дом.

Софи. Что он там еще натворил?

Пюс. Засунул садовый шланг в курятник и пустил воду! Представляете, что там началось? Куры метались во все стороны и кудахтали как безумные. А петух – тот чуть не лопнул от ярости!

Софи. Совсем как здесь, в доме.

Эвелина. Ну что, бедная моя Пюс? Софи мне уже рассказала… Кажется, тебе здесь солоно пришлось, тебя заставили подходить к телефону…

Пюс. Да-да, поговорим-ка об этом. Черт возьми, до сих пор не могу опомниться. Заявить мне – мне! – что я у него на заметке! На заметке! Нет, вы только подумайте! Что я ему сделала? И что он себе позволяет? Просто сумасшедший какой-то. Если он впредь посмеет так обращаться со мной, то знаешь, моя дорогая, как мне ни жаль, я буду вынуждена сказать ему пару теплых слов. Он меня еще плохо знает! Он думает, Пюс размазня, безответная дурочка! Как бы не так! Пусть только подступится ко мне еще раз, – он увидит, что Пюс тоже умеет кусаться, черт возьми! Он забыл, что Пюс бретонка, а мы, бретонцы, упрямы. Я ему все выложу, не постесняюсь! Даже если потом он выставит меня вон.

Эвелина. Не стоит принимать его всерьез, ты же знаешь! Пюс. Ну как же не всерьез? Я была просто потрясена, я так плакала! Каких он мне гадостей наговорил, если б ты знала!

Эвелина. Ну, это нам не в новинку!