Зуфар Гареев - Показания Шерон Стоун Страница 9

«Да. В труп».

– Ну, скажи – и я спасу тебя! Только скажи это «я страдаю аутизмом, я серьезно больна – помогите мне!» И я спасу тебя!

Марина произносит с сильной иронией:

– Мама, спаси меня, дорогая!

Положила яйцо обратно, прибросила рукавичку.

– Ни мужика, ни увлечений, ни интереса, ни внука…

Глаза Валентины Михайловны увлажняются: внуки – больное место.

– Ты думаешь о нашем реноме? Папа высоко взлетел, но ты его можешь очень низко опустить, Марина! Ты его можешь очень низко нагнуть!

– Папа, у тебя есть реноме?

Сергей Юрьевич подмигивает:

– Нету. Зачем мне реноме?

– Опять двадцать пять! Это дом сумасшедших! Ноги здесь моей больше не будет! Два идиота! Два идиота и больше ничего!

Идет к выходу. Возвращается за забытой сумочкой, принюхивается, швыряет на пол.

– Сюда написала кошка! Когда я возвращаюсь домой после вас, из мой сумочки несет мочой!

Вера обычно не очень вежлива:

– Не писала Груша!

– А я говорю написала! Ваша кошка мстит мне! Ваша кошка – мерзавка! Она как торпеда устремляется к моей сумке!

– Не писала Груша!

Валентина Михайловна стучит ногами:

– Писала! Писала!

Вера обреченно сдается:

– Ну хорошо, написала…

Валентина Михайловна подбирает сумочку:

– Так бы и сказала сразу!

В дверях оборачивается.

– Так бы и сказала сразу, нахалка!

Вера злорадно кричит вслед:

– Написала! Написала!

– Ну, конечно! Что еще может произойти в этом идиотском доме? Ничего!

Ну, почему же ничего? Спустя минуту, например, отец и Марина кружат в вальсе, музицируя себе:

– Тра-та-та-та…

И она так легко, так свободно кружит отца, будто он ничего не весит.

– Тра-та-та-та… Ну какое у меня реноме? Я практически пенсионер, то есть вольная птица. Нафига мне реноме?

– Ну и я вольная птица… Тра-та-та… Полетим вместе?

– Ты полетай, а я на земле твои пожитки покараулю, хорошо?

– Хорошо, папа! Спасибо тебе, милый мой, добрый папа…

– Только будь осторожна, доча… Опасно это. Береги себя. Тра-та-та-та…

После вальса – горячий крепкий кофе (как она любит эти минуты с отцом), черные анекдоты с матерком, над которыми они ржут как последние свинтусы. Потом отец уезжает…

В 11. 00 массаж…

Трегубова обнажена, лежит на спине. Ей разминают икры и ступни. В руках Трегубовой толстый модный журнал с фотосессией из ее театра (она – в роли Клеопатры). На Клеопатре – знакомый инкрустированный топик. Трегубова надписывает массажистке.

– Мы с девчонками просто обалдели, Марина Сергеевна! Вы намного харизматичнее, чем Моника Белуччи. Это все говорят!

Юля бережно берет протянутый журнал, вздыхает:

– Эх, если бы еще знать откуда она берется…

– Кто? – не поняла Трегубова.

– Эта самая харизма…

– Харизма… Юля, у вас есть безвестный юноша? – спрашивает Марина рассеянно.

– Безвестный? Боюсь, что все мне они хорошо известны, эти долбанные юноши… Далеко не с лучшей стороны.

– Ну, почему же вы их изучаете? Если не изучать – не будет никакой стороны: ни лучшей, ни худшей.

– Да они просто в печенки лезут со своими проблемами… В мозг…

Звонит мобильный.

– Вот, пожалуйста, легок на помине… Хотите сами послушать?

Трегубова с любопытством берет трубку.

Срывающийся голос:

– Юля… Я еще раз говорю… Подумай сама и не говори мне, что говорит твоя мама… Я – твой молодой человек, понимаешь? А бывший уже – никто! Никто, запомни, Юля!

Юля, подмигнув Трегубовой, отвечает:

– Почему он никто?

Голос срывается в истерику:

– Он – никто! Он уже не твой молодой человек! Ты ему делала ЭТО вчера? Скажи, Юля, делала!

Юля мурлычет:

– Да, делала. Это было так вкусно… няка-няка…

Теперь это уже не голос, а просто верещащий дурдом:

– Юля, пойми – я твой молодой человек, а бывший уже никто… Пойми ты это своей головой – он не твой молодой человек! Он уже быв-ший!

Трегубова отстраняет трубку.

– А что ты делала – «это»?

– Бывшему? Я ему…

Она шепотом что-то говорит на ухо Трегубовой.

Девушки смотрят друг на друга удивленно, потом их начинает разбирать дикий ржач – до слез. Смеются долго. Трубка в это время верещит не переставая:

– Юля… Это я твой молодой человек, Макс Петренко, а не он! Не Закатаев! Запомни, Юля… Про Закатаева ты должна забыть!

Юля отключает телефон.

– Дурачок…

– Ну, насмешила… Господи, прости мя… Как это называется… послать сигнал SOS… Принять сигнал SOS… Ладно, вернемся к нашим баранам. Ну, которые юноши, так сказать…

Юля продолжает обрабатывать ее икры довольно крепкими почти что пацанскими руками, а Марина звонит.

Она звонит куда надо в поисках безвестного юноши, который до сих пор не у ног Клеопатры, – она звонит в начальственный кабинет Генпрокуратуры.

За столом – некто Василий Павлович в форме, холеный мужчина под 50. Он почтительно привстал, голос его – патока, халва:

– Здравствуйте, здравствуйте, Марина Сергеевна…

Через минуту с Чепелем все решено.

– Я хочу, чтобы он посетил мой домашний театр, почему его никто не надоумит?

– Будем работать, Марина Сергеевна…

– Он должен обязательно порепетировать роль у меня в «Египетских ночах».

– Хорошо, Чепелю мы обязательно подскажем. Немедленно. Будьте спокойны.

Марина подтягивает ноутбук, роман открыт на 114-ой странице. Марина записывает: «И тогда следователь Чепчиков решил, что он обязательно должен изучить круг подозреваемых на месте. Вскоре предоставился случай. Елена Троекурова пригласила его посетить домашний театр».

В летнем театре, в зале, как всегда много фотографов и прочей журналистской братии, допущенной к съемкам репетиции. Заметно выделяется Ава Хитли с оператором. Перед Клеопатрой двое – Воин и Философ.

Чтец (он же Воняло) гундобасит:

Последний имени векамНе передал. Его ланитыПух первый нежно отенял;Восторг в очах его сиял;Страстей неопытная силаКипела в сердце молодом…И грустный взор остановилаЦарица гордая на нем.

Трегубова хлопнула в ладоши.

– Господа! Сегодня роль безвестного юноши выпала одному молодому человеку, которого мы все будем пока называть «наш таинственный друг», хорошо?

– Да! Да! – раздаются возгласы «пирующей толпы», затем почтительные аплодисменты. – Хотим его видеть!

– Итак, покажитесь, наш таинственный друг!

Понятно, что это Чепель. Он выходит в одеянии античного юноши и присоединяется к двоим. Клеопатра встает с ложа и подходит к мужчинам. Оглядывает лицо каждого, без особого почтения поднимая пальцем за подбородок. Останавливает долгий насмешливый взгляд на Чепеле, негромко спрашивает:

– Согласен ли ты приступить к торгу, безвестный юноша?

Чепель отвечает еще тише:

– Что я должен ответить Вам?

– Не знаю. Все что придет в голову. Это ни имеет никакого значения.

«Он хорошо смотрится в роли безвестного юноши, я об этом сразу подумала…»

Минут сорок, если не больше, Чепель топтался в этой глупой роли на репетиции. Наконец Марина насмешливо и негромко произнесла над его ухом:

– Вы свободны… Мне кажется для первого раза Вы неплохо узнали кое-что из жизни подозреваемой…

– Свидетельницы. Это разные вещи.

– А когда я буду подозреваемой? Вы не хотите пописать? Туалет направо – и вниз.

Чепель в туалете наткнулся на оператора Авы Хитли и узнал его.

Негромко поздоровался:

– Слав, сколько зим. А куда делся реальный оператор этой американки?

– Мы сымитировали ему серьезную травму ноги, он в больнице.

– Значит, теперь ты оператор?

– Второе образование пригодилось.

– Получается, ваши ребята реально ведут это дело? А я здесь что делаю?

– Чепель, работай. Делай то, что тебе говорит твое начальство.

– Но вы ведь ведете уже? Зачем нам-то дублировать?

– Так надо. Должен же кто-то проверять третьи-четвертые версии, так?

– Какие тут нахрен версии, детский сад! Они все тупиковые, неужели не видно? Или ты сам чего-то не понимаешь?

– Я-то все понимаю, Виктор. Но как та собака – сказать не могу. И тебе советую в этот вопрос не особо углубляться. Короче, работай – и не задавай лишних вопросов, без тебя разберутся. И без меня.

В доме Вонялы нынче неспокойно. Судя по красному, обескураженному лицу его супруги Людмилы Алексеевны, здесь идет серьезный разговор.

Людмила Алексеевна наконец выпроваживает внука:

– Ну-ка, Кирюша, иди, потыкай в приставочку…

Воняло настойчиво повторяет:

– Да, Люся – развестись. Дело того требует.

Людмила Алексеевна опускается на стул.

– Какое дело, Анатолий?

– Ну, такое… – темнит Воняло. – А потом снова сойдемся.

Супруга потерянно разводит руками:

– Вот это все долгие годы наживали… По копейке наскребали…

– Да ладно уж, по копейке. Как у Христа за пазухой всю жизнь каталась.

– Теперь пришло время другой пожить за пазухой, значит…