Зуфар Гареев - Спящие красавицы Страница 9

– Как что… Теперь… Свадьба… Не отвертится…

24. Ненасытна. Круглосуточно. Бесплатно

Мы так рады, что дело двух влюбленных наконец сдвинулось с мертвой точки и одинокие судьбы наконец соединятся! Но сколько еще разбитых сердец вокруг!

Возможно именно об этом думают Старшина и его закадычный друг Леха, наблюдая как по аллее везут коляску с Людмилой Сергеевной. За ней идут Ксения и Скелетон, а к группе прицепилась вездесущая Лиза, приглядываясь чего бы спереть.

Ксения вслух читает какую-то записку:

– «Романтичная привлекательная дама с изюминкой пригласит на чай под розовым абажуром…»

Старшина вздыхает над ухом Лехи:

– Песня… Бля, как по нотам, сука Ксюха…

Ксения возмущена:

– Мама, что за хрень? Кто составлял это объявление?

Переводчица обижена:

– Почему хрень?

– Кому нафиг нужен этот розовый абажур? Этот чай… Ты что, мужиков не знаешь, мама? Не знаешь, какие они?

Переводчица переводит и получает ответ:

– Забыла. Столько лет прошло.

– Двадцать два года прошло… – вздыхает Скелетон.

– Хорошо, мама! Я все возьму в свои руки! И абажур этот хренов… И чай…

– Это переводить? – теряется переводчица.

– Нет, только чай… И абажур без хрена.

– Что ты задумала? – спрашивает Скелетон.

Ксения звонит подруге:

– Крысятка, тут такая шняга с этим маразматиком Владом… – Потом жестко произносит. – «Ненасытна. Круглосуточно».

– И все? – удивлена переводчица.

– Да! – подхватывает Скелетон слова обожаемой внучки. – Именно ненасытна. Круглосуточно!

Навстречу им – электроколяска с Перепечкиным. Любаша достает из-за уха сигарету и прикуривает у Ксении, потом дарит цветы.

– Как всегда Иван Михайлович просит в 21.00 на чай для увлекательных бесед и стихов, – говорит Любаша..

Иннокентий ворчит:

– Господибожемой… Черт лысый… Черт!

Лиза вытаскивает фотографию мужской задницы и доверительно показывает Скелетону.

– Мне кажется этого мужчину я где-то уже видела… Я не могла ошибиться.

Скелетон вглядывается:

– Да, неплох…

Надевает очки:

– Совсем не плох, милочка… Вылитый Лановой…

Старшина отрывается от стрижки кустарника – его глаза свирепо вращаются. Пошел глюк! Ксения его допекла своей задницей!

– Ротабля, подъем! Ассильбеков, сучара!

Он сжимает кулаки и мчится вперед с воплями.

Видели бы вы Скелетон! Бабулька вмиг преображается и взлетает в воздух: «Киай!» Ее удар приходится в грудь Старшины.

Старшина падает, а новый удар Скелетона (полукруговой) приходится ему в челюсть.

Старшина сидит на траве, очухавшись.

– Крепко…

Скелетон склоняется над ним:

– Милый, давай знакомиться. Виктория Павловна.

Старшина смущенно протягивает руку, над ним склоняются Леха и Ксения.

Ксения набрасывается на бабушку:

– За что ты дворника ударила, баба, за что? Крысятка, я перезвоню. Этот Симон тоже чмо.

Лиза протягивает Старшине фотографию.

– Возьми за двести, сама брала за триста…

Старшина автоматически отсчитывает триста рублей. Лиза прячет и деньги, и фото в свой элегантный ридикюль.

25. У вас дома был пес Шарик?

К сведению дотошного читателя: в палате Риты позапрошлой ночью до утра писали очередную предсмертную записку Козыреву и хотели ему читать в полдень, но Козырев был так ужасно пьян, что попытки оставили.

И только через день это получилось.

Козырев, конечно же, был пьян и не стоял на ногах, но не настолько, чтобы не понимать на каком он свете.

Впрочем переводчица (как всегда раздраженно) еще раз на всякий случай уточняет, потрясая тетрадью:

– Вы хоть понимаете на каком Вы свете? Вы когда-нибудь в состоянии выслушать не чужую Вам женщину?

– Да! – восклицает Лиза.

Переводчица наливает в стакан воды и Рита пьет – жадно, насколько это можно понять, когда перед тобой спящее существо.

– Почему она все время пьет? – спрашивает Козырев.

– Вот именно! – спрашивает Лиза.

– Потому что она все время ест селедку и требует жареных семечек.

– Это булимия? Почему она все время ест селедку? Впрочем, какая теперь разница…

– Потому что всю жизнь ее хотела есть – и отказывала себе в этом.

– А теперь пришла пора… Впрочем, какая разница.

Лиза, воровато оглядываясь, крадет горсть лущеных семечек из тарелки.

Переводчица раздраженно ставит стакан, в голосе ее сарказм:

– Да пришла пора! Все равно ж вешаться!

Она протягивает толстую тетрадь:

– Читайте, всю ночь писали… И весь день правили…

Козырев листает тетрадь:

– Вы знаете как тяжело жить с писательницей, которая пишет без черновиков?

Переводчица кормит Риту семечками с ложечки.

– Теперь знаю.

– У меня фобия, я в последние несколько лет ничего не могу ни слышать, ни читать… Ни книг, ни сценариев, ни записок. Писать тоже не могу.

Лиза привычно набрасывает веревку на шею Риты.

– Хорошо устроились, – говорит переводчица. – А нам, простым смертным, куда деваться?

– Куда? – спрашивает Лиза.

– Что, все Ваши жены и любовницы – писательницы?

– Да. Что в этой записке, Вы не можете изложить в двух словах?

Переводчица припоминает:

– Она ушла в листву… Волосы ее растворились в листве… Жалобно кто-то мычал… или скулил, потому что она ушла непонятая…

– Скулил?

– Возможно пес Шарик. У вас был дома пес Шарик?

Она вчитывается в страницы:

– Нет, это были красивые и грустные собаки всей Земли – черные благородные доги… И лебеди всей Земли на всех озерах Земли… У вас были дома доги или лебеди?

– Лебеди тоже скулили? Теперь Вы понимаете как тяжело жить с писательницей?

– Лебеди каркали, кажется… Это семейство врановых?

– Нет, лебеди крякали. Это класс утиноподобных, насколько я знаю. Переведите ей: мне было жалко всех скулящих собак, печалившихся о ее уходе в листья.

Переводчица переводит, потом синхронно излагает ответ, заражаясь исходящей от пациентки истеричностью:

– Но поздно! Все уже было поздно. И ты понял, что обо мне надо было думать раньше.

– Так мы пойдем вешаться, дорогая?

Переводчица молчит, долго вслушиваясь в аргументы Риты и наконец выдает такой ответ:

– Риточка говорит: я не могу пока пойти, мне не нравятся интонации.

– Здесь можно курить? – спрашивает Козырев.

– Правильно! – Переводчица возмущена. – Рита себя не на помойке нашла, чтобы вешаться в такой невыносимой атмосфере.

Лиза снимает веревку и прячет в ридикюле – до лучших времен.

26. Граждане с ограниченным ростом

Между тем… Гм…Как бы это выразиться… В общем, мужское население интернета положительно отреагировало на объявление: «Ненасытна. Круглосуточно». Ну, я не буду уточнять в чем собственно заключается обаяние подобных предложений. Тем более, что из контекста как-то всем мужчинам видимо стало ясно, что это к тому же БЕСПЛАТНЫЙ случай, а читать это слово в наше время научились все, даже Лиза.

У своих машин – два карлика. Георгий разговаривает по телефону, Степан (руки за спину) надменно расхаживает рядом, прислушиваясь к разговору брата. Иногда припадает к трубке и слышит бодрый голос Скелетона на том конце.

Вот на лацкан его пиджака упала гусеница. Степан щелчком сбрасывает ее.

Георгий говорит:

– Итак, к делу. Книгу такую знаете «Маленький гигант большого секса»?

– Ой, Вы лилипут, что ли? – удивлена Скелетон.

– Не лилипут, а гражданин с ограниченным ростом!

– Карлик, значит!

– Не карлик, а человек с ограниченным ростом…

Рядом останавливается какая-то бабулька, с любопытством прислушивается.

Степан раздраженно предупреждает:

– Бабушка, не задерживайтесь. Чего Вы хотите тут услышать?

– Да я просто… Мимо шла. А вы неласковый, я смотрю…

– Книгу читали «Маленький гигант большого секса»?

Он наступает на громаду бабули, расправляя грудь:

– Большого!

Он рывком выбрасывает руку по локоть:

– Очень большого!

Он рычит как зверь-мачо:

– Секса!

Бабушка поспешно удаляется, испуганно оглядываясь. Степан с достоинством сплевывает.

– Но нас двое, – говорит Георгий. – Мы по одному не ходим.

Скелетон благосклонна:

– Вполне возможно, что она выдержит двоих. А почему нет? Я в молодости и троих могла переговорить.

– 2 на 24 сантиметра, считай, 48. Это очень много. Никто не жаловался. И еще – мы приходим с цветами.

– Она любит цветы, это чудесно.

– Мы ж не в коровник идем к коровам, а к даме. Правильно? И романтика есть, и все остальное…

Мужчины, высокомерно вскинув головы, расхаживают, злобно бормоча.

– Я же говорю – все они сучки! – говорит Степан.

– Какая к черту любовь?! – бормочет Георгий.

– Только секс и деньги!

И каждый садится в свою машину, с достоинством сплюнув.

27. Куда можно идти двести лет?

«Женщины женщинами, а работать когда?» – иногда говорит Козырев. Работать он любит дома за столом с закусками, как, например, сегодня.