Елена Прокофьева - 100 великих свадеб Страница 16

Архиепископ Трирский тихо подсказал Максимилиану, где искать, и тот расстегнул на невесте корсаж — там, на груди герцогини, была спрятана розовая гвоздика, символ супружеской любви… После пира молодые ускользнули — как рассказывали, к священнику, чтобы тот благословил их союз и можно было не откладывать брачную ночь до завтра, до официальных церемоний. Что ж, они и так долго ждали друг друга!

Сама свадьба была относительно скромной — ведь за полгода до того невеста потеряла отца, однако горожане Гента всё равно собрались, чтобы порадоваться за свою правительницу и поздравить её. По разным источникам, церемония состоялась то ли 16, то ли 18 августа и то ли утром, то ли после полудня. Невеста была в платье из золотой парчи, в горностаевой мантии и с короной герцогства Бургундского на голове, жених сменил доспехи и был на этот раз в серебряных. Солнце и луна!

Службу в главном соборе проводил папский легат Юлиан Остийский, а прислуживал ему епископ Турнэ. Молодые обменялись кольцами и дали друг другу обеты в вечной верности. Время покажет, что они их сдержали… После этого Максимилиан передал Марии тринадцать золотых монет — символ того, что он будет обеспечивать её (хотя в действительности, конечно, это богатая герцогиня Бургундская будет купать в роскоши своего немецкого принца).

После венчания начался пир, и хотя ему было далеко до тех торжеств, что за девять лет до того отец Марии, великий герцог Бургундии, задавал в честь своего брака с английской принцессой Маргаритой, взаимной нежностью жениха и невесты (если только любовь можно измерить) свадьба Марии и Максимилиана превосходила и ту, и множество других свадеб европейских правителей. Настоящая любовь встречается, если речь идёт о династических браках, так редко…

После пира молодожёнов проводили в их покои, и, как деликатно выразился летописец из Саксонии, один из членов свиты Максимилиана, двери за ними закрылиcь, а что было дальше — то ему неведомо.

И отлично. На счастье этой паре было отведено всего пять лет — не будем им мешать…

Джан Галеаццо Сфорца и Изабелла Арагонская

1489 год

Джан Галеаццо, сыну герцога Миланского, было всего семь лет, когда его отца убили и мальчику довелось занять его трон. О, разумеется, он правил не сам — его дядя Лодовико Сфорца стал фактическим правителем Милана, хотя племяннику воздавались все положенные почести. Не изменилась ситуация и когда Джан Галеаццо вырос — Лодовико продолжал править, а юный герцог развлекался, благо богатый миланский двор предоставлял для этого самые разные возможности (хотя, если честно, больше всего молодой человек любил охоту и пиры). Один из хронистов так отзывался о нём: «Красив, но очень недалёк». Рассказывали о слабом здоровье Джан Галеаццо, о его неспособности к учению и управлению страной… Возможно, из него действительно не получилось бы хорошего правителя, а возможно, дяде просто было выгодно держать племянника подальше от государственных дел. Как бы там ни было, формально именно Джан Галеаццо был герцогом, а, значит, его свадьба должна была быть отпразднована должным образом. И праздник, устроенный по этому поводу, стал, как считают исследователи, началом самого блестящего, самого великолепного, самого яркого периода в истории Миланского герцогства эпохи Ренессанса.

Ещё в 1480 году, когда Джан Галеаццо было одиннадцать лет, а Изабелле Арагонской, внучке неаполитанского короля, десять, было принято решение об их будущем союзе. По материнской линии Изабелла приходилась внучкой основателю династии Сфорца, знаменитому кондотьеру Франческо, и была, соответственно, троюродной сестрой своего жениха. И вот восемь лет спустя, в ноябре 1488 года, младший брат Джан Галеаццо, Эрмес, отправился в Неаполь, чтобы привезти невесту. Его свита была огромной (450 человек!) и роскошной — разодетые в парчу, усыпанные драгоценностями миланцы торжественно въехали в столицу короля Фердинанда I. Правда, в конце лета скончалась мать невесты, Ипполита Мария Сфорца, поэтому неаполитанский двор всё ещё пребывал в трауре, так что праздник в честь их приезда был коротким.

Вскоре миланцы, забрав с собой Изабеллу, отправились в обратный путь. Была зима, путешествие оказалось нелёгким; правда, его скрашивали пышные приёмы, которые устраивали невесте миланского герцога города, через которые они проезжали. И вот в Тортоне Изабеллу Арагонскую встретили оба герцога — и её будущий супруг, герцог Миланский, и его дядя Лодовико, герцог Бери. Невеста хотела было, как это принято у неё на родине, поцеловать руку жениху, а тот вместо этого удержал её и пылко поцеловал в губы — хорошее начало! Там же, в Тортоне, в честь прибытия Изабеллы был устроен великолепный пир, каждую перемену блюд на котором подавал какой-нибудь мифологический персонаж. Так, Язон появился с бараном с золотым руном, Аполлон принёс телёнка, украденного из стад Адмета; Диана подала Актеона в виде оленя (сказав при этом, что чрево такой невесты — самое лучшее место, где тот мог бы упокоиться), Аталанта — дикого каледонского вепря, Ирида принесла павлина из колесницы Юноны, а Орфей — птиц, которых зачаровал своей музыкой. Вина наливала Геба, Вертумн и Помона подавали яблоки и виноград, Фетида и её наяды — рыбу, а аркадские пастухи в венках из плюща — кувшины с молоком и мёдом.

После праздника оба герцога вернулись в Милан, и туда же со своей свитой, но по водному каналу, на шести разукрашенных баржах, отправилась Изабелла Арагонская. И вновь дядя и племянник встречали её, на сей раз на миланском причале. Милан тоже, разумеется, принарядился к грядущей свадьбе. Двор герцогского замка был убран голубой тканью, плющом и лавром, а портик замка — красно-золотыми драпировками. Там навстречу Изабелле вышла сестра Джан Галеаццо, Бьянка Мария, которая проводила свою новую родственницу в отведённые ей роскошные покои.

В своей книге, посвящённой династии Сфорца, Л. Коллинсон-Морлей приводит письмо, написанное правителю Флоренции Лоренцо Медичи свидетелем этой свадьбы, состоявшейся 2 февраля 1489 года: «Прежде всего двор и вся знать собрались в замке, затем в пятнадцатом часу господин герцог и сеньор мессир Лодовико, и все остальные бароны и дворяне сопроводили мадонну герцогиню из её комнаты, и все они вскочили на коней и попарно выехали из замка. У последних ворот был устроен навес из белой дамастной ткани, который вынесли сорок служителей церкви, в одеяниях из алого атласа и таких же головных уборах. Господин герцог и его невеста вошли под указанный навес и, таким образом, вместе вошли в собор. По их прибытии под пение герцогского хора епископ Пьяченцы отслужил мессу. Когда месса закончилась, епископ Сансеверино произнёс великолепную речь в честь новобрачных. Затем господин герцог передал кольцо своей даме. ‹…› Затем все собравшиеся вновь оседлали коней и возвратились в замок среди всеобщего ликования. Согласно подсчётам одного из присутствовавших, в процессии участвовало пятьсот всадников. Было насчитано тридцать шесть священников и монахов, двигавшихся впереди всей процессии до самого собор; шестьдесят рыцарей, все в одеждах из золотой парчи и с золотыми цепочками; пятьдесят женщин, из которых двадцать восемь в одеждах из золотой парчи, с жемчугами, драгоценностями и цепочками; шестьдесят два трубача, двенадцать флейтистов. От собора до замка 1700 шагов, и всю дорогу устлали белой тканью, и стены по обеим сторонам были увешаны гобеленами и гирляндами из можжевельника и апельсиновых деревьев; никогда не видел ничего лучше. Более того, все окна и двери были богато украшены, а чтобы сдержать толпу, в переулках, прилегающих к главным улицам, были установлены барьеры и на каждом углу стояли по десять или двенадцать гвардейцев. На пьяцца дель Дуомо выстроились две тысячи всадников и конных арбалетчиков. Не было никаких беспорядков, что вызывает немалое удивление, учитывая великое и неисчислимое множество людей, проживающих в этом городе.‹…› Сиятельный герцог был облачён в богатейшую парчу. Его головной убор был украшен алмазом и огромнейшей цены большой жемчужиной, превосходящей размером орех. На шее у него висела подвеска с прозрачным рубином и бриллиантом дивной красоты. Её милость мадонна герцогиня также была одета в золотую парчу, а голову её украшал жемчуг с прекрасными драгоценными камнями. Многие из женщин были одеты очень богато.‹…› Сеньор Лодовико, и сеньор Галеаццо, и сеньор Ридольфо, и все остальные Сфорца также были одеты в золотую парчу, и все присутствовавшие соглашались в том, что имевшегося там золота и серебра хватило бы на то, чтобы одеть сотню людей. О бархате и атласе я умалчиваю, так как в них были одеты даже повара».