Александр Колпакиди - Спецназ ГРУ: самая полная энциклопедия Страница 24

Польское правительство, говорится в ноте товарища Чичерина, не выполняет своих обязательств относительно обмена арестованных в Польше революционеров на польских контрреволюционеров, задержанных в Советском Союзе. Следовательно, такое поведение польского правительства дает советскому правительству относительно лиц, предназначенных для обмена, полную волю в пределах законов Советского Союза».

12 апреля 1925 года газета опубликовала новую серию материалов. В одном из них она сообщила:

«Корреспондент РАТАУ, когда он находился в Столбцах, поставлен в известность: настоящая фамилия убийцы товарищей Вечоркевича и Багинского не Мурашко, а Мурашек. Оказывается, что Мурашек когда-то служил в польской армии под начальством Вечоркевича. Мурашек был главный провокатор, который организовал процесс против товарищей Вечоркевича и Багинского.

Сведения корреспондента РАТАУ подтверждает и часть польских газет. «Курер Поранни» пишет, что на процессе Багинского и Вечоркевича главную роль сыграл провокатор Мурашек. Свидетельства его на процессе были настолько запутаны, что защите легко удалось их опровергнуть. Несмотря на это, суд приговорил Вечоркевича и Багинского к смертной казни. Газета заявляет, что в Польше были лица, заинтересованные, чтоб подробности процесса Багинского и Вечоркевича не были широко известны. Можно уверенно заявить, что в убийстве Вечоркевича и Багинского было замешено много других лиц.

Газета «Курер Поранни» пишет: соучастники убийства были заинтересованы в том, чтоб раз навсегда закрыть уста Вечоркевичу и Багинскому. Газета ставит вопрос, убил ли Мурашек Вечоркевича и Багинского по собственной воле или, может, в результате приказа других лиц».

Последнее сообщение относительно событий вокруг убийства Багинского и Вечоркевича газета «Червонный кордон» поместила 1 мая 1925 года:

«Газета Варшавская» напечатала фельетон Свентоховского, который делает попытку оправдать Муравья – убийцу Вечоркевича и Багинского. Свентоховский заявляет, что убиты были опасные преступники: коммунистические шпионы и тому подобное. Он пишет, что убийство – благо для Польши и спрашивает: «И за это Муравей будет наказан?»

23 апреля 1925 года «Червонный кордон» сообщила о суде над ксендзом Усасом (одним из тех, на кого должны были обменять Багинского и Вечоркевича): «15 апреля Ленинградский губернский суд рассмотрел дело ксендза Усаса. Как известно, Усас, когда был польским представителем в Ленинграде, приглашал к себе в помещение сотрудниц представительства, а также и тех женщин, которые проходили по делам, и издевался над ними.

Усас – худощавый, совсем еще молодой человек, одетый в гражданское пальто. Он пытается сидеть к публике спиной и закрывает лицо руками.

После допроса свидетелей и речи государственного прокурора Крыленко суд объявил приговор. Усас осужден к лишению свободы на 6 лет с суровой изоляцией. Суд также постановил удовлетворить иск двух потерпевших девушек, что по вине Усаса были уволены из реэвакуационной комиссии, – выплатить каждой компенсацию в размере двух тысяч червонцев»[64].

Вернемся к событиям, происходящим в самой Польше. В советском полпредстве подозревали, что взрывы – дело рук организации Логановского, но «железный Мечислав» категорически отрицал какую-либо причастность к ним. Проконтролировать же его было невозможно – ведомство Логановского в полпредстве «было неприкасаемым». Логановский вел себя так, как будто полпредство существовало только для прикрытия деятельности резидента.

Взрыв Варшавской цитадели

Самым громким террористическим актом «бомбового периода» явился взрыв Варшавской цитадели в октябре 1923 года. Сила взрыва была так велика, что рота солдат, стоявшая на плацу в полукилометре от цитадели, была сброшена ударной волной в Вислу[65].

К тому времени Логановский уже покинул Варшаву, вместо него организацию курировал Еленский (настоящее имя – Стефан Узданский), ставший новым резидентом военной разведки. Григорий Беседовский, очевидец этих событий, так описывает случившееся:

«В ночь на 13 октября 1923 г. я лег спать очень поздно, так как пришлось приводить в порядок ряд разных дел, и около трех часов ночи заснул крепким сном. Утром меня разбудил неожиданный толчок. Дверь из комнаты на балкон распахнулась со страшным шумом. Стекла посыпались из окон и из дверей. Я почувствовал, что лежу на полу. Сильный ток воздуха ворвался в комнату, сбрасывая все на пути. Жена проснулась одновременно со мной. Мы подбежали к балкону. В это время часы показывали ровно девять часов пять минут утра. Вся улица была усеяна осколками битого стекла. Толпа народа в ужасе бежала от Краковского предместья по Трембацкой улице. Я сначала подумал, что кто-нибудь бросил бомбу у здания посольства, и мне невольно пришла в голову мысль, что вот настала, наконец, расплата за грехи Логановского. Но вдали, на Краковском предместье, виднелись также толстые слои битого стекла, и было ясно, что взрыв произошел где-то далеко и что до нас дошли только последние волны воздуха, приведенного взрывом в движение. Я выскочил из комнаты в коридор. Оболенский бежал по коридору в нижнем белье. Он был взлохмачен; с перекошенным от страха лицом, не переставая, повторял: «В нас бросили бомбу! В нас бросили бомбу!» С трудом удалось успокоить его и разъяснить, что никакой бомбы в посольство никто не бросал. Через час вышли экстренные выпуски газет, из которых мы узнали, что взрыв произошел в Варшавской цитадели, отстоявшей от посольства на расстоянии нескольких километров. Взорвалась большая часть погребов цитадели, где хранился экразит (взрывчатое вещество большой силы действия. – Прим. авт.). Взрыв произошел сначала в одном погребе, а затем, вследствие детонации, взлетели на воздух и остальные. Лишь несколько погребов случайно уцелели. Сила взрыва была так велика, что рота солдат, стоявшая на плацу в полукилометре от цитадели, была поднята целиком на воздух и сброшена на середину Вислы, где утонуло несколько десятков человек. От взрыва пострадали сотни людей, и только счастливой случайностью можно было объяснить, что уцелели предместья и улицы Варшавы, расположенные вблизи цитадели. На этих улицах ютится, в гнилых и пыльных трущобах, еврейская беднота, и если бы взрыв захватил и погреба, расположенные в той части цитадели, которая обращена в сторону предместья, то десятки тысяч еврейских трупов усеяли бы Варшаву. Лишь чудом спаслись от смерти эти вечно полуголодные нищие еврейские ремесленники и торговцы!..

Взрыв породил массу толков в городе. Правительство Витоса (в то время премьер-министр Польши. – Прим. авт.) выпустило воззвание к населению, указывая, что «преступная рука» взорвала цитадель, но доказательств участия этой руки у правительства почти не было. Взрыв был произведен искусно. Только часовой, стоявший у первого взорвавшегося погреба и спасшийся чудом, показал, что сначала блеснул огонь в проходе в погреб, а затем раздался сравнительно слабый взрыв, вслед за которым последовал второй взрыв и самый погреб взлетел на воздух. Было ясно, что цитадель взорвалась от адской машины, спрятанной в проходе первого погреба…

Страшные дни потянулись в посольстве. Все понимали или догадывались, кто герой этого преступного акта, его инициатор и организатор»[66]. Добавим от себя, что дело с этим взрывом так до сих пор и не прояснено. Кто отдал приказ и зачем взорвали цитадель, остается загадкой.

Когда закончилась война

Активная разведка на территории Польши продолжалась до 1925 года, пока на границе не произошел инцидент, едва не завершившийся плачевно для и без того напряженных межгосударственных отношений. В ночь с 7 на 8 января 1925 года отряд советских партизан, преследуемый польскими войсками, перешел советско-польскую границу.

Партизаны были одеты в польскую военную форму и разгромили по пути советскую погранзаставу у местечка Ямполь. Подобного инцидента, вообще говоря, достаточно было для начала большой войны, тем более что ни армейское командование приграничных округов, ни ОГПУ не имели представления о секретных операциях Разведупра[67]. Сообщение о наглой провокации поляков ушло в Москву, где, к счастью, сумели разобраться в том, что, собственно, произошло… а заодно и обратили внимание на деятельность военной разведки.

В феврале 1925 года комиссия во главе с председателем Центральной контрольной комиссии РКП(б) В.В. Куйбышевым представила в Политбюро проект постановления по этому вопросу, которым предписывалось:

«Активную разведку в настоящем ее виде (организация связи, снабжение и руководство диверсионными отрядами на территории Польской республики) – ликвидировать.

Ни в одной стране не должно быть наших активных боевых групп, производящих боевые акты и получающих от нас непосредственно средства, указания и руководство. Вся боевая и повстанческая работа и группы, ее проводящие, – поскольку они существуют и целесообразно (что определяется в чисто партийном порядке) – должны быть руководимы и находиться в полном подчинении у национальных партий, действующих в данной стране. Эти группы должны выступать, руководствуясь и от имени исключительно их революционной борьбы, а не СССР.